Ознакомительная версия.
— Ли раскочегарила нашу дровяную печку.
— А-а.
— Надо сказать, если бы не этот дом и лодка в Саг-Харбор, не знаю, как бы я все это потянул. Периодически обязательно нужно уходить от этой мышиной возни, иначе теряешь ощущение перспективы. Начинаешь верить, что Нью-Йорк, Лос-Анджелес и стены телестудии — вот и все, что собой представляет страна. Нужно выйти к людям, поговорить с ними, выяснить, что они думают. Порой у стариков, попивающих кофеек в забегаловке, обнаруживаешь больше здравого смысла, чем у некоторых умнейших, образованнейших людей мира. Хочешь знать, что на самом деле происходит в этой стране, — спроси у них, и они объяснят.
В этот момент из дома радостно вылетели внуки Говарда:
— Деда, деда, быстрей, нам есть не дают, пока тебя нет.
— Я здесь, — засмеялся он. — Я здесь.
Заново рожденная
Сельма, штат Алабама
1977
Сьюки позвонила Дене на работу и объявила, что у нее срочный разговор, но такой важный, что не для телефона.
— Я должна кое-что сказать тебе лично.
Дена встревожилась и попросила хотя бы намекнуть, о чем речь. Но Сьюки лишь сказала, что кое-что случилось и она хочет поделиться с ней, но только с глазу на глаз.
— Ты не можешь приехать в ближайшее время?
— Могу попытаться, Сьюки. Я тебе перезвоню.
Дена вместе с секретаршей взялись за телефон и перепланировали ее поездку в Сиэтл, штат Вашингтон, так, чтобы заскочить на один день в Атланту. Это оказалось сложно, но выполнимо. Дена беспокоилась. Судя по тону Сьюки, произошло что-то серьезное.
В Атланту Дена добралась вымотанной до предела. Сьюки заказала столик в обеденном зале отеля, где обычно проводились торжественные приемы, сейчас зал пустовал. Они сели друг напротив друга. После того как официант принял у них заказ, Дена сказала:
— Ну хорошо, Сьюки, выкладывай. Что случилось?
Сьюки с мрачным видом выдала явно сто раз прорепетированный текст:
— Дена, я хочу, чтобы ты кое-что обо мне знала.
— Ты знаешь, что можешь рассказать мне все что угодно.
— Дена, двадцать второго мая я пригласила Господа прийти в мою жизнь и полностью приняла Его как моего Бога и Спасителя.
— Что?
— Я хотела поделиться с тобой как с близким другом, что отныне у меня личные отношения с Иисусом Христом.
— Сьюки, ты же не серьезно?
Сьюки наклонилась к ней поближе:
— Очень даже серьезно. Я бы о таких вещах шутить не стала.
Она не шутила и ждала, что Дена скажет, но та лишилась дара речи.
— Э-э… Что ж… Надеюсь, вы будете счастливы вдвоем. В смысле, чего еще сказать-то? Это все, что ты имела мне сообщить?
— Не все, часть. Дена, я хотела с тобой еще одним поделиться. Две недели назад Иисус поговорил с моим сердцем и сказал, что тебя надо спасти, так что, пользуясь удобным случаем, я бы с радостью стала свидетелем со стороны Христа и представила Его тебе.
Перепугавшись подобной перспективы, Дена отчаянно заозиралась, ища глазами официанта, чтобы заказать выпивку.
— Знаешь, Сьюки… замечательно, если тебе это приносит радость. Но я не собираюсь во все это погружаться.
Появился официант. Дена заказала двойную водку и глянула на Сьюки:
— Ты еще пьешь? Или тебе больше нельзя?
Сьюки жеманно ухмыльнулась:
— Конечно. Мне стакан шабли. Даже Иисус попивал вино.
— Я поверить не могу, что ты вытащила меня в такую даль, чтобы сообщить эту новость. Господи, Сьюки, я думала, у тебя что-то важное.
Сьюки была поражена:
— Это важно. Для меня.
— Я не верю, что ты всерьез.
— Я думала, ты обрадуешься за меня. А что-то не похоже, чтобы ты радовалась.
— Хм, ты права, Сьюки, — кивнула Дена. — А я должна была прыгать от счастья, обнаружив, что моя лучшая подруга получила доступ к прямой телефонной связи с небесами и теперь что ни день запросто болтает с Иисусом Христом? С чего это ты вдруг заделалась религиозной?
Официант принес спиртное.
— Дена, я всегда была христианкой. Ты что же, забыла? Всегда по средам ходила на изучение Библии в «Каппа», посещала церковь. Ты просто со мной не ходила. Я пыталась тебя приобщить, но у тебя в голове был сплошной театр. Так что ничего тут нового нет. Я просто всерьез приняла решение жить по-христиански и помогать распространять Слово Божье.
Дена продолжала недоверчиво смотреть на нее.
— В конце концов, Дена, сам Иисус сказал, что если человек не родится заново, то не сможет войти в Царствие Небесное, а я хочу, чтобы ты туда тоже попала. Ты мне не чужая. Я беспокоюсь о твоей душе.
Официант в этот момент принес еду, и у Дены основным блюдом случайно оказалось как раз филе палтуса.[38] Пока она пыталась получить удовольствие от еды, Сьюки наседала на нее:
— Ты же веришь в Бога, а? Только не говори, что не веришь.
— Сьюки, я тебя люблю, но давай не будем об этом. Ты сейчас заставишь меня говорить вещи, которые я не хотела бы говорить. Лучше о другом поболтаем. Как девочки?
Сьюки была явно разочарована, но постаралась не подать виду.
— Хорошо. Обещаю, что не буду больше об этом. Но я тебя не брошу, Дена. Все равно буду за тебя молиться.
— Не надо.
— А я буду. Я не собираюсь отправиться на небеса без тебя… И у меня есть обходные пути.
Сидя в самолете, летящем в Нью-Йорк, Дена не переставала удивляться. Наверное, Сьюки промыли мозги. Приземлившись, Дена прыгнула в такси и поехала в студию. Открыв сумку, чтобы расплатиться с шофером, она увидела брошюры, которые Сьюки незаметно подсунула ей в сумку. Одна называлась «Вы спаслись?», а вторая — «Иисус хочет, чтобы вы были счастливы». Единственное, что скрасило эту поездку, была картинка в ее воображении: она представила, какое лицо станет у Айры Уоллеса, когда он обнаружит у себя на столе эти брошюрки.
Но едва она вошла в свой кабинет, как секретарша протянула ей только что полученную телефонограмму:
ГОВАРД КИНГСЛИ, ТЕЛЕОБОЗРЕВАТЕЛЬ НА ПЕНСИИ И «СОВЕСТЬ ТЕЛЕВЕЩАНИЯ», ПРОШЛОЙ НОЧЬЮ УМЕР В СВОЕМ ДОМЕ ОТ ИНФАРКТА. ЕМУ БЫЛО 68 ЛЕТ.
Прощай
Саг-Харбор, Лонг-Айленд
1977
Ли Кингсли сказала Дене по телефону, что они собираются развеять прах Говарда Кингсли с его яхты, носящей имя «Ли Анна».
— Мы хотим, чтобы вы приехали. Я знаю, Говард хотел бы этого, он много о вас думал. Так что приезжайте, пожалуйста.
Дена обещала приехать. Они встретились у дома в Саг-Харбор и около четырех часов ступили на борт — Ли, дочь Говарда Анна, ее муж, двое их детей, близкий друг Говарда Чарльз с женой и еще шесть или семь человек друзей, которых Дена не знала. Она никогда не была на похоронах и откровенно нервничала, гадая, как себя вести и как все вообще пройдет, но Ли взяла все в свои руки и сделала так, чтобы никто не испытывал неловкости. На судне к Дене подошла Анна:
— Я очень рада, что вы смогли приехать. Папа был о вас чрезвычайно высокого мнения.
Они отчалили, вода была спокойной и тихой, только чайки, крича, провожали лодку. Вскоре они бросили якорь, и Ли подала шампанское. Чуть позже, когда солнце склонилось к закату, Ли встала:
— Как вы знаете, Говард любил это место с тех пор, как мы приехали сюда тридцать семь лет назад. Он влюбился в город и людей и на этой лодке провел самые счастливые часы своей жизни. Когда ему бывало тяжело на душе, он приплывал сюда и плавал кругами. Мы никогда не говорили о смерти, но я уверена: он хотел бы, чтобы его похоронили именно здесь. Как-то я у него спросила, почему он всегда останавливается в этом месте. А он ответил: «Ли, я люблю смотреть на горизонт, это прочищает мозги, люблю представлять, что же там, дальше, но я не хочу терять из виду дом». Наверное, вот так он и жил. Взглядом был обращен к горизонту, но никогда не выпускал из виду дом.
Один за другим присутствующие произносили по нескольку слов о Говарде. Дена была слишком взволнована и ничего не смогла сказать. Последним говорил Джон, близкий друг Говарда:
— Знаете, мне хотелось бы сказать о Говарде много, очень много. Какой он был человек, какой друг. Но я даже сейчас слышу, как этот старый негодник говорит: «Завязывай с этим, Джон, и вообще, нечего вам рассусоливать, вы же не сентиментальные школьницы». Так что я просто скажу: прощай, и надежной тебе гавани, старина.
Солнце начало угасать, они смотрели, как поднявшийся слабый ветерок подхватил пепел и развеял его по воде, а Ли поставила любимую пластинку Говарда. Никто бы не подумал, что у такого серьезного человека любимой песней окажется песенка Кола Портера.[39] Пепел медленно погружался в воду, а Фрэд Астер пел:
Ты лучше всех… да что там, ты — Колизей.
Ты лучше всех… ты Лувр, шикарный музей.
Это тебя описал в симфонии Штраус,
Ты Шекспира сонет, от Бендела[40] берет.
Да что там, ты — сам Микки-Маус.
Все сняли темные очки, чтобы поднять бокалы в честь Говарда, кроме Дены, которая неожиданно и полностью потеряла контроль над собой. Она вдруг начала судорожно всхлипывать. И никак не могла успокоиться. От этой картины тающего в воде пепла у нее внутри что-то перемкнуло. Это было так окончательно!
Ознакомительная версия.
