— Прошу вас, узнайте, есть ли у нее родня в поселке? Двое ее детей остались на улице. Может, кто-то за ними сможет присмотреть,— просил Терехин человека.
Через полчаса «оперативка» привезла бабушку, и детей доставили домой.
Накормив гостью блинами со сметаной, напоив чаем, поговорили, а когда Фаина засобиралась домой, Яшка, осмелев, спросил:
— Можно мне проводить вас?
Илья Иванович озорно подморгнул сыну и добавил:
— А и верно! На дворе совсем темно.
— Я не боюсь ничего. И все ж, если не в обузу, буду признательна! — ответила психолог.
Они шли совсем рядом по неровной проселочной дороге, усыпанной первым снегом. Приветливо светились окна домов, словно улыбчивые глаза людей. Яшка, осмелившись, взял Фаину под руку и повел бережно, обходя выбоины.
— А ты хорошо знаешь эту дорогу, наизусть, с закрытыми глазами можешь пройти! — похвалила участкового.
— Своими пятками и задом с самого детства изучал. Помню, как у бабки Прокофьевой все цветы в палисаднике оборвал, а она увидела и за мной в погоню. Я от нее как зафитилил по дороге. Она уже успела по ходу крапиву сорвать. А мне, ну, как назло не повезло. Споткнулся на камне и растянулся лягушонком на дороге. Бабка тут как тут. Всего крапивой выстегала, даже уши достала. Я орал, как резаный поросенок. А она хлещет, не жалея, и приговаривает:
— Я тебя лягашонок, отучу воровать! Ишь, негодное семя! Сам с мышонка, а уже такой пострел! Нешто не мог придти и попросить по-людски. Сорвал пяток, а поломал и попортил все цветы, окаянный бес! Рожа твоя бесстыдная! Мне так обидно было слышать это. Ну, кое-как убежал от нее, а дома отец ремнем добавил. Я на задницу с неделю сесть не мог.
— Наверное, после той взбучки на цветы не смотрел? — смеялась Фаина.
— Дорогу стал запоминать, чтоб больше не спотыкаться. А за цветами, да еще в чужие палисадники до восемнадцати лет лазил. Дальше стыдно стало. И отец глаз не спускал, не разрешал позорить семью и имя. Он у меня строгий. Редко перепадало от него, но всегда памятно.
— До восемнадцати бил?
— Нет! В последний раз, когда с армии вернулся и обмыл дембель с друзьями. До дома не дошел. Вернее до постели. Во дворе упал и не смог встать, уснул. Тут отец вышел покурить. Увидел меня, снял ремень и помог... С тех пор в гостях не перебираю и больше нормы никогда не пью.
— А разве сам Илья Иванович не выпивает?
— Всегда одну рюмку. Вторую никогда в руки не возьмет. Такое у него правило. Он первую пьет для веселья, для глупости никогда. Так его отец приучил. И он никогда, ни по какой погоде его не нарушил, меня к тому приучает, хотя, случается, срываюсь по праздникам,— признался Яков.
— Я тоже не пай девочкой росла. Хулиганила, дружила только с мальчишками, девчонок колотила. Но оно понятно, матери не было, растил отец,— поскучнел голос:
— Мама умерла, когда я перешла во второй класс. Сердце подвело. Отец мне обоих заменил. Ни бабкам, ни теткам не доверил и не отдал. Всюду с собой брал. Потому с малолетства привыкла к общению со взрослыми. Но когда попадала в ораву сверстников, отрывалась от души за все упущенное. Это было для меня праздником.
— Твой отец не сразу женился?
— Он после мамы так и не женился. Конечно, женщины, наверное, были, но в дом не привел ни одну.
— Кем же работал?
— Начальником пожарной охраны.
— Серьезная работа,— заметил Яшка.
— Он мечтал стать врачом. Хирургом. Но провалился, не набрал баллов и сам себе сказал, что видно это ни его судьба. Почти тридцать лет на одном месте. Мог уйти на пенсию, его уговорили остаться. И сегодня работает там. Он у меня самый хороший человек. Если совсем честно, папка свою жизнь целиком мне отдал.
— А разве у тебя нет своей семьи? — удивился Терехин.
— Мы с отцом, других нет. Я не могу предать его и привести в нашу семью чужого. Ведь отец не поступил так со мною в детстве, когда мы остались без матери. А теперь, когда мой папка в возрасте, я не хочу его подводить. Каждый выходной к нему приезжаю. Сидим до глубокой ночи и не можем наговориться. Веришь, я много раз предлагала ему найти женщину, а он отшучивается, говорит, что прихватит себе какую-нибудь бабенку перед пенсией, чтоб вместе по свету помотаться. Любил турпоходы в молодости. А потом не до них стало.
— В кого же ты пошла?
— Наверное, в деда! Он философию в институте преподавал. Трех жен сменил! Представляешь, в то время? Сошло с рук! А знаешь почему? Умел убедить в своей правоте любого! Со всеми бывшими остался в друзьях до конца жизни. Ни с одной не ругался. Вот где психолог! Он всегда говорил, что если бы люди уважали и знали философию, на земле не было бы ни войн, ни голода, ни преступлений. А мне с детства навязывал логику, психологию просто обожал. Все доказывал, что она одна из древнейших наук, неблагодарно забытая революцией. Но в будущем без нее не сможет обойтись человечество.
— Не всякому она дана! — не согласился Яков.
— Неправда! Вот если заложено чувство справедливости, последовательности мышления, поступков, если человек умеет правильно оценить ситуацию и не склонен обидеть ближнего из куража, из такого получится психолог!
— Фаина, но сколько этих если? А вдруг в нем иные гены? Я считаю, что каждому дано свое. Может не совсем то, что хотелось бы! Тут, как повезло! Не всем дано стать великими! Нужны и простые слесари, доярки, дворники! Ни все птицы в облаках парят. Есть и обычные воробьи. Так и люди. Возможности и способности разные. Потому в поселке есть и алкаши, и наркоманы.
— Яш, а мы с Сазоновым отправляем в интернат для престарелых троих наших, двух мужчин и женщину. Для меня это победа! Еще три жизни спасены! Конечно, скажешь, что это крохи! Но из капель получается ручеек. Правда? — повернулась лицом к Яше, в глазах сверкнули звезды, лицо и улыбка дышали радостью, будто сбылась сокровенная мечта.
— Хороший ты человек, Фаина! Но пройдут годы, и ты устанешь как все.
— Почему? От чего устану?
— Человеческие беды нескончаемы! И за этими яркими окнами не только смеются, а и плачут люди, кто-то умирает, другие рожают. Одни обретают семью, других выгоняют из дома. Кто-то украл, другой остался без хлеба. Вот так каждую минуту. В радости ни ты, ни я не нужны поселковым. Не всегда совпадают наши праздники, а и в веселье всегда настороже, чтоб за смехом не пропустить плач. Случается, опаздываем,— вздохнул Яшка.
— А мы пришли. Я здесь живу. Снимаю угол, маленькую комнату. Сазонов обещает мне добиться квартиру. Я не прошу. Потому что здесь, пусть в чужой семье, я не одинока. Когда сыщешь время, приходи, пообщаемся,— подала на прощанье руку.
Глава 7. КАКАЯ ТЫ КРАСИВАЯ
Ох, как не хотелось Яшке выпускать руку Фаины. Ее волосы и ресницы покрылись инеем. И вся она казалась сказочной волшебницей, случайно заглянувшей в дверцу человеческого сердца, внезапно и ненадолго. Парень поймал себя на мысли, что не хочет расставаться с нею, и попросил заикаясь:
— Может, погуляем немного? Говорят, перед сном полезно. Как твоя психология? Одобряет мой вираж?
— Не против! — вернулась к человеку.
— Какая ты красивая! Если б сейчас могла на себя глянуть!
— А я всегда одинаковая! Просто раньше мы говорили, и ты смотрел под ноги, на дорогу. Теперь, когда остановились, ты меня увидел. Но я никогда не была красивой. Обычная. Да и это ли важно? Случается, встретишь человека, ну такой лощеный, как фантик, а внутри сплошная пустота. Соска! Пустышка! А бывает, невзрачный человек повстречается. Зато в душе у него теплая радуга! От него уходить не хочется. Потому что нет в нем зла, и сердце открытое нараспашку, как у ребенка! — внезапно умолкла и сказала:
— Слышишь, ребенок плачет. Пошли...
Фаина сразу приметила мальчишку. Его она знала. Подошла как к давнему знакомому, спросила участливо:
— Опять с мамкой не поладил? Что случилось теперь?
— По морде надавала. Я убежал!
— А за что? Опять что-то натворил?
— Нет,— скульнул пацан.
— Двоек нахватал?
— Ни одной...
— Мамке нагрубил?
— Нет! Ей попробуй! Язык выдерет!
— Олег! За что получил, скажи правду? — спрашивала Фаина.
— Компьютер просил. Она наехала на меня, сказала, что достал ее.
— Пошли домой, к мамке, давай с нею все вместе спокойно поговорим,— оглянулась на Яшку и предложила:
— Давай вместе зайдем.
Двери дома были открыты. Возле печки хлопотала женщина. Она не оглянулась на вошедших. И лишь на голос повернулась, поздоровалась:
— Дусь! Ты чего Олега вышвырнула из дома? — подошла к хозяйке Фаина.
— Достал он меня вконец, зверюга! С потрохами сожрал! Сил больше нет!
— Да ты не шуми, успокойся! Расскажи, что на тебя наехало? — положила руку на плечо женщине. Та, приняв с огня сковородки, провела Яшку и Фаину в зал, сыну велела умыться. Сама, вытерев руки, подошла к вошедшим:
