Внутри Эдама что-то перевернулось. Он понял, что не может, просто не имеет права позволить своему сговорчивому, склонному играть по всем правилам «я» взять верх в этой ситуации. Нет, только не сегодня. И потом, девчонка такая молодая, явно первокурсница. Если он не полный кретин и хоть как-то разбирается в людях, она не должна быть слишком настырной и скорее уступит в спорном вопросе, лишь бы избежать конфликта. Решительно настроенный Эдам прошел мимо склонившихся над клавиатурами студентов, чьи лица в свете мониторов казались почти мертвенно-бледными, и, оказавшись рядом с девушкой, которая уже уселась за стол, сказал:
– Извини, пожалуйста, но я как раз собрался здесь поработать, – для большей убедительности он махнул рукой в сторону монитора – а откуда ты взялась, ума не приложу. В общем, в хочу сказать, что мне позарез нужно покопаться в каталогах. – Эдам старался говорить как можно более сурово. – Мне завтра утром реферат сдавать. Уступишь мне местечко ненадолго? Правда очень нужно. Что скажешь? Не возражаешь?
Стоя рядом с девушкой, Эдам старался сохранить строгое выражение лица и следил за собой, чтобы вдруг не улыбнуться. Девушка с легкой тревогой в глазах посмотрела на него снизу вверх. Она помолчала, рассматривая его лицо, а потом не без труда, немного испуганным тихим голосом проговорила:
– Нет.
– Отлично! Спасибо! Молодец! Всегда ценил взаимопомощь, – радостно выпалил Эдам, на лице которого тотчас же расплылась улыбка.
Девушка еще миг помедлила, а потом так же тихо проговорила:
– Нет не в том смысле, что я не возражаю, а в том, что я тебя не пущу.
Она сидела неподвижно, не меняя выражения лица. Эдам понял, что в этой импровизированной игре в гляделки первокурсница явно одержит верх. Взгляд больших голубых глаз был устремлен прямо на него. Девушка была непреклонна.
Сдаваться пришлось ему. На Эдама вдруг нахлынули эмоции. Во-первых ему, против ожидания, пришелся по душе ее чуть заметный протяжный акцент. Почему-то это напомнило парню старые фильмы о том, как в южных штатах расовые конфликты перерастают в дружеские межрасовые отношения и в финале все хором поют какую-нибудь пафосную песню. Девушка оказалась вовсе не такой безвольной и пугливой, как он подумал поначалу. Более того, при ближайшем рассмотрении она выглядела неожиданно красивой, причем красота ее разительно отличалась от внешности дьюпонтских девчонок, которые считали вульгарность и демонстративную доступность самыми большими достоинствами и полагали главным в жизни умение клеить парней, цеплять их на крючок и держать на коротком поводке. Нет, эта девушка была совсем другая. Ее красота была чистой, открытой и – Эдам не побоялся бы этого слова – непорочной. Изящная тонкая шея, большие выразительные глаза, никакой косметики, никаких украшений, никакой губной помады – да и зачем ей? Эти губы и так красивы, правильно очерчены, и они… так манят к себе! Невинность… пожалуй, только этим рискованным в наше время словом Эдам мог бы описать впечатление, которое произвела на него эта незнакомка Но при всей своей невинности девушка умеет за себя постоять и не отступит ни на дюйм.
Итак, Эдам сдался первым.
– Ну ладно… – Его губы сложились в просительную улыбку побежденного. – Не возражаешь, если я постою и подожду, пока ты закончишь работать?
– Хорошо, – сказала девушка.
– Спасибо. Заглядывать через плечо не буду. – Еще одна улыбка. – Кстати, меня зовут Эдам.
Глава шестая
Дело житейское
На следующий вечер, около одиннадцати, Шарлотта стояла у окна своей комнаты в пижаме и халате. Она решила сделать небольшой перерыв, чтобы слегка отдохнуть от истории Средневековья, зачет по которой ей предстояло сдавать завтра утром. Со двора до нее доносились голоса: как всегда, кто-то болтал, кто-то смеялся, а кто-то визжал. В таком звуковом сопровождении не было ничего необычного; смех и веселые возгласы постоянно раздавались на Малой площади студенческого городка, на которую смотрели окна комнаты Шарлотты и Беверли и через которую то и дело проходили компании, отправляющиеся гулять или возвращающиеся обратно. Шарлотта непроизвольно высунулась в окно и вгляделась в темноту. Незадолго до этого прошел дождь, и теперь в воздухе пахло влажной землей и озоном. Интересно, те, кому так весело, – это девочки и мальчики или девочки с мальчиками? Рассмотреть беззаботную компанию мешали фонари, горевшие по периметру площади: их свет, дававший возможность хорошо ориентироваться внизу, слепил ей глаза и не давал возможности разглядеть, что происходит под окном.
Теперь веселые крики переместились в сторону большой, похожей на туннель арки, ведущей с площади на улицу. Нет, наверняка это девочки с мальчиками. Кроме того, ясно было, что они уходят – уходят погулять, отдохнуть и повеселиться, а сейчас, между прочим, уже одиннадцать вечера, и сегодня самый обыкновенный четверг. Что же такое девушке нужно иметь, задумалась Шарлотта, чтобы вести такую вот веселую и беззаботную жизнь, в которой так много друзей и знакомых? Чего ей не хватает – легкости, кокетства, игривости, шарма? Шарлотта вдруг вспомнила того высоченного светловолосого парня, который подошел к ней после лекции по французской литературе. С тех пор она уже выяснила, что это местная знаменитость – один из ведущих игроков университетской баскетбольной команды. Она как сейчас видела перед собой его большие сильные руки с выпирающими жилами. Он был так уверен в себе и явно хотел, чтобы Шарлотта с ним куда-нибудь пошла… или скажем просто: хотел, чтобы она пошла с ним… а еще короче, хотел ее. А тот парень, который подошел к Шарлотте вчера вечером в библиотеке и сначала показался ей грубым и враждебно настроенным – она ведь его абсолютно не испугалась. Что-то в нем было такое, что она не только выдержала первый «наезд», но и почувствовала: им можно крутить как хочешь, он только рад будет сдаться на милость победителя.
Голоса веселой компании давно стихли, а Шарлотта все стояла у окна, пытаясь представить себе тот мир, в котором жили эти люди, ее соученики: мир беззаботного веселья, где у всех всегда хорошее настроение и где девушки легко и беззаботно общаются с парнями. Здесь, в Дьюпонте, этот мир оказался столь же далек от нее, как и там, дома. Шарлотте вдруг стало до боли в сердце жалко саму себя. При мысли о доме она даже вздрогнула… У нее теперь не осталось ничего, даже той маленькой крепости, которую она привычно называла своим домом… Разве можно назвать домом ту комнатушку, где сам воздух, казалось, был пропитан презрением, которое изливала эта длинная, тощая, костлявая, снобистски настроенная гротонская девица на свою соседку – зажатую, закомплексованную деревенскую девчонку, явно по ошибке, по «приколу» судьбы попавшую в волшебную страну Дьюпонта из глухого места, отделенного от мира хребтом Голубых гор… Да что же это за дом такой, где уединения нельзя найти нигде – даже в душе и в туалете положено знакомиться и общаться… Хочешь помыться – изволь поддержать «светскую беседу» с бандой прыщавых юнцов, считающих себя неотразимыми, а свой жлобский похабный юмор – верхом остроумия. Чего стоят одни только дежурные шутки, раз за разом повторяющиеся в этой совмещенной умывальной – все эти утрированные имитации самых омерзительных звуков и запахов, издаваемых человеческим организмом! А ее однокурсники так весело хохочут над плюхающимися в унитаз какашками, весело болтают с теми, кто оказался в соседней кабинке, будь то душ или туалет. «Совмещенность» этого места для парней и девушек приводила лишь к тому, что и те, и другие забывали о последних приличиях и превращались в бесстыжих, похотливых животных, способных лишь на чисто физиологические действия: освобождение мочевого пузыря и кишечника и, разумеется, совокупление. Мозговая же деятельность их сводилась исключительно к сопровождающему все это визгу и хихиканью.
Отвернувшись от окна, Шарлотта сделала шаг в глубь комнаты и тотчас же, сама того не желая, оказалась в курсе веселой, шумной – и пьяной? – вечерней, плавно переходящей в ночную, студенческой жизни, протекающей в коридоре и холле. Хаотичное броуновское движение по этажу к ночи не только не стихало, а наоборот, становилось еще интенсивнее, чем в другое время суток. Где-то неподалеку, видимо, в одной из соседних комнат, кто-то включил на полную громкость музыку – если, конечно, можно так назвать незамысловатые повторяющиеся аккорды и дробь ударника… Ну ладно, пусть все эти люди, чья жизнь полностью подчиняется физиологическим порывам, живут согласно животным ритмам своих организмов. Ее же, Шарлотту Симмонс, всегда отличали сила воли, самодисциплина, умение сосредотачиваться и планировать свое время. Она, Шарлотта Симмонс, всегда умела заставить себя учиться, когда все остальные отдыхают и веселятся. Вот завтра утром у нее зачет по истории Средних веков, поэтому она не пойдет никуда развлекаться (впрочем, никто ее никуда и не звал), а вернется за письменный стол и просидит еще хотя бы полчаса над не слишком увлекательной, но зато полезной и познавательной книгой: «Последнее рабство: представители европейской расы в рабстве и крепостной зависимости у народов Северной Европы в эпоху раннего Средневековья».
