Ознакомительная версия.
По его щеке покатилась слеза и исчезла, затерявшись в бороде. Первая слеза за последние тридцать три года.
– Мне очень, очень тяжело терять тебя во второй раз, – добавил Арчибальд и низко опустил голову.
Валентина хотела ответить, но не успела. Страшный грохот заставил их обернуться. Коридор, по которому Арчибальд попал сюда, вдруг закрылся прозрачной перегородкой. С той стороны к ним пытался прорваться человек, он колотил по стеклу изо всех сил, но они не слышали ни звука. Зато узнали его. Мартен!
Арчибальд подошел к стеклу. Парень, оказывается, не улетел! Разумеется, не улетел. Скорее всего, отдал талон Арчибальда той девочке, что, впрочем, не удивительно! Они пытались разбить стекло руками, потом плечами, затем стали колотить по нему ногами, но безрезультатно!
Арчибальд схватил один из железных стульев, стоявших около входа в цветочный салон, и изо всех сил швырнул его в прозрачную перегородку. Стул отлетел, как бумеранг. Он попробовал еще раз. Не получилось. Теперь они стояли друг против друга на расстоянии не более метра. Так близко, и так далеко! Оба чувствовали дыхание приближающейся смерти. За что, с какой целью зона посылает им последнее испытание? Арчибальд обернулся и посмотрел на Валентину в поисках ответа, пытаясь почерпнуть у нее мудрости, которой ему не хватило.
Тогда она тоже приблизилась к перегородке. Она знала, что в недрах зоны, как, кстати, в каждом из нас, постоянно идет напряженная борьба разных сил.
Борьба света и тьмы.
Борьба ангелов и демонов.
Борьба любви и страха.
– Все, что происходит, взаимосвязано и взаимозависимо одно от другого, – произнесла она, оборачиваясь к Арчибальду. – Все, что мы делаем, имеет смысл, только внутри себя мы можем найти решение.
Мартен все слышал с той стороны прозрачной перегородки. Этот стеклянный занавес был его страхом, и он это понимал. Раньше ему никак не удавалось с ним справиться. Если любовь является единственным действенным противоядием от страха, и если решение надо искать внутри себя, значит…
Бриллиант. «Ключ от рая». Он пошарил в кармане пиджака: граненый камень овальной формы, символ небесной чистоты и удачи, был все еще там, сияя голубоватым блеском всеми своими гранями, только бы не достаться какому-нибудь алчному или корыстному человеку.
Мартен поднес мистический камень к стеклянной перегородке. Конечно, он не был лишен недостатков, может, у него их было больше, чем у кого-либо, но вот алчным и корыстным он точно не был. Откровенно говоря, он стал обладателем бриллианта только из-за любви к Габриель. Любви неловкой, неуклюжей, незрелой, но сильной и искренней.
Мартен коснулся камнем прозрачной перегородки и, взмахнув рукой, описал широкий полукруг на поверхности стекла.
«Здорово ты придумал, парень!» – подумал Арчибальд, схватил стул и опять швырнул его в перегородку. На сей раз все получилось, как надо. Стекло разлетелось на тысячи мелких осколков, освободив Мартену проход.
– Ну и что теперь делать? – спросил Арчибальд.
– Теперь ты оставишь нас вдвоем, мне нужно с ним поговорить, – ответила Валентина.
Зона вылета
8 часов 40 минут
Луч солнца коснулся стеклянной витрины цветочной лавки и осветил наружные стены, искусно оформленные деревянными панелями. Валентина жестом пригласила Мартена устроиться за длинным и высоким рабочим столом на козлах, стоящим у входа в магазин. На нем в вазах стояли изысканные цветочные композиции, поражающие утонченным вкусом и изобретательностью. Дикие ирисы в компании огненных маков, крупные головки подсолнухов в окружении пестрых тюльпанов и красных, как кровь, гвоздик.
– Знаешь, а я ведь много о тебе слышала, – сказала Валентина.
Открыв термос в кожаном футляре, она налила себе и ему по чашечке чая, и только потом продолжила:
– Габриель в последние годы столько мне о тебе рассказывала: Мартен то, Мартен это…
Она двигалась удивительно плавно и степенно, словно и не замечая, что времени осталось мало.
– И он тоже много о тебе говорил. – Валентина кивнула в сторону мужа.
Арчибальд на отдалении от них нервно прохаживался вдоль очереди пассажиров, направляющихся на взлетную полосу. Посадку уже объявили, у пассажиров проверяли посадочные талоны, и потом они покорно и молчаливо направлялись по полю, чтобы занять места в самолете, где два места были зарезервированы для Мартена и Арчи.
– Каждую неделю он рассказывал мне что-нибудь новенькое об «этом парне», – с грустной улыбкой промолвила Валентина.
Мартен смотрел на нее как завороженный: та же интонация голоса, что и у дочери, тот же поворот головы и гордая прямая осанка, те же внимательные глаза.
– Ты знаешь, почему Габриель не приехала к тебе в Нью-Йорк на свидание?
Мартен застыл, сжав губы, и некоторое время вопрос, так долго мучивший его, висел в воздухе, пока наконец Валентина сама не ответила:
– Осенью 1995 года скончалась бабушка Габриель, оставив ей письмо, где сообщала о моем состоянии. Ты только представь: двадцать лет моя дочь считала меня мертвой, и тут вдруг она узнает, что я все это время лежала в коме!
Мартен оценил драму. Он опустил голову, и его взгляд наткнулся на цветочную композицию из круглых разноцветных соцветий, среди которых воображение поражал лунный цветок[9]. Его лепестки, казалось, были сотканы изо льда.
– Габриель узнала об этом в начале зимних каникул, когда собирала чемодан, чтобы отправиться к тебе на свидание. Это известие ее убило. Первое время она проводила в больнице, распростершись у моего изголовья, не имея даже сил плакать, умоляя меня проснуться. Три года она приходила ко мне в палату каждый день, надеясь, что ее присутствие поможет мне выйти из комы.
В зале вылета из громкоговорителя голос стюардессы приглашал последних пассажиров подойти к регистрационной стойке и предъявить посадочные талоны. Не обращая внимания на настойчивые просьбы, Валентина, не торопясь, пригубила чай из чашечки и добавила:
– У тебя нет оснований бояться, Мартен! Габриель такая и есть, как ты ее увидел в самый первый раз: она любит тебя, верна тебе и готова на все ради тебя. Пока будешь рядом, и она будет рядом с тобой. Если сумеешь жить для нее, и она сумеет.
– Да, но я не могу туда вернуться, – объяснил Мартен, показывая свой талон.
– Нет, можешь, – возразила Валентина, достав из кармана жилетки пожелтевшую бумажку, приколотую булавкой из нержавеющей стали.
Мартен стал рассматривать документ. Это был очень старый и не совсем обычный посадочный талон:
– Почему здесь не указана дата и время возвращения?
– Потому что это так называемый билет с открытой датой, – ответила она. – Ты улетишь, когда захочешь.
Он зажмурился и покачал головой.
– То есть все тридцать три года вы могли вернуться? Но почему же вы…
– Я же все слышала, находясь в коме. Я в курсе тех неутешительных прогнозов, которые делали медики относительно моего состояния. Я бы могла вернуться к жизни, Мартен, но в каком виде? После гипертонического криза в моем теле произошли необратимые изменения, меня разбил паралич. Мне не хотелось обременять ни Арчибальда, ни Габриель. Оставшись здесь, я выбрала себе роль Спящей красавицы. Это лучше, чем быть овощем. Ты меня понимаешь?
Мартен кивнул.
– Будь добр, окажи мне услугу.
– Вы хотите, чтобы я взял ваш билет?
Валентина опустила голову. Золотые лучики восходящего солнца нежно коснулись лепестков лилии, одиноко стоящей в китайской вазе напротив.
– Главное, отдай мне свой…
Поцелуй создает меньше шума, чем пушечный выстрел, но его эхо длится значительно дольше.
Оливье Уэндел Холмс
Зона вылета
Полоса № 1
9 часов
Самолет вырулил на взлетную полосу и застыл.
– Взлет через минуту, – объявил женский голос из кабины пилота.
В салоне самолета было достаточно удобно – большие иллюминаторы, комфортабельные кресла, освещенный проход между сиденьями. Валентина вцепилась в руку Арчибальда.
– Знаешь, а ведь это в первый раз, когда мы вместе летим самолетом…
– Ты боишься? – спросил он.
– Нет, с тобой мне не страшно!
Арчибальд склонился к ней и обнял нежно и робко, будто в первый раз.
Зона вылета
Полоса № 2
9 часов
Тяжелый транспортный самолет развернулся и встал в начале взлетной полосы в ожидании разрешения из диспетчерской вышки. Все четыре двигателя негромко гудели.
Мартен, глядя в иллюминатор, почувствовал, что его глаза горят огнем и чешутся. От усталости? От отраженных от бетона взлетной полосы лучей ослепительно яркого солнца? От накопленного за последние дни напряжения? От полного опустошения, которое он ощутил к концу долгого путешествия в глубины собственной души? Путешествия тяжелого, но необходимого.
Ознакомительная версия.