Под окном стояла марусина кровать, напротив — бюро с пишущей машинкой, машинку ей одолжил Жора в обмен на перевод статьи Эрве Гибера, который Маруся сделала для него бесплатно.
Жора работал в «Русской мысли» и иногда давал Марусе подработать, при этом платил достаточно хорошо. Маруся приходила к Жоре в редакцию газеты, а он всегда принимал ее приветливо, вел в кафе, угощал обедом, даже покупал ей мороженое, несколько раз, когда Марусе совсем было нечего есть, он даже приглашал ее к себе в гости и кормил. Жора приехал в Париж из Ленинграда уже лет пятнадцать назад, каким образом, Маруся не знала. Жора был пухлый, с голубыми глазами за толстыми стеклами очков, и с торчащими ушами, он все время суетливо размахивал руками и нервно смеялся. Всякий раз, когда Маруся заходила к Жоре в редакцию, на нее из-за шкафа ревниво выглядывал какой-то юноша, наверное, жорин приятель — а может, ей просто так казалось, и никто Жору к ней не ревновал. Но все равно Жора вел себя странно, он то звонил Марусе и говорил с ней часами, то вдруг надолго куда-то исчезал, и при встрече едва с ней здоровался, как будто видел впервые. В начале лета Жора опять начал звонить ей почти каждый день.
А вот с Костей при встрече даже не поздоровался. Костя, который к тому времени выписался из психушки, хотел было предложить Жоре одну свою рецензию для публикации, а Жора даже не посмотрел на него, а только небрежно кивнул в направлении стоявшего в углу его кабинета стола и процедил сквозь зубы:
— Положите, пожалуйста, вон там! — и тут же повернулся к Марусе, с которой в тот день говорил особенно приветливо и радостно ей улыбался. Правда, буквально на следующий день он позвонил Марусе и предложил им с Костей пойти на «гей-прайд», обычно проводившийся в Париже в июне.
* * *
В этом году на демонстрацию должны были собраться гомосексуалисты и лесбиянки не только из Франции, но и со всего мира. Жора считал это событие столь важным и значительным, что «ни один уважающий себя культурный человек», по его словам, «просто не имел права его пропускать!».
Маруся договорилась с Жорой встретиться у метро «Эдгар Кине», откуда и должно было начаться шествие. Жора пришел без опоздания, увидев Марусю и Костю, радостно замахал им руками с противоположной стороны платформы. Он был очень возбужден.
— Ну что же вы, — повторял он, на сей раз уже почти не замечая Марусю и сосредоточив все свое внимание на Косте, — что же вы опаздываете? Мы же пропустим самое интересное!
Они вышли из метро и прошли к Монпарнасу. Там уже стояла густая толпа. Демонстранты должны были пройти по улице Ренн, бульвару Сен-Жермен, мосту Сюлли, бульвару Анри IV, и завершить свой путь на площади Бастилии. Жора утверждал, что не собирается идти «с ними» всю дорогу, а только посмотрит в начале и в конце. Первое, что бросилось Марусе в глаза, был огромный грузовик, затянутый голубой материей, на которой серебряными буквами было написано GAY. На грузовике стояла негритянка высокого роста с пышными формами под черным трико, в красной юбочке, с красными бантиками на месте сосков и в пышном парике, сквозь который пробивались небольшие рожки, правда, босоножки на платформе у негритянки были не меньше 43-го размера, она танцевала, изгибаясь и зазывно потрясая пышными грудями и ляжками. Марусе хотелось остановиться и полюбоваться на танец, но Жора тянул их дальше. В толпе Маруся разглядела семейную пару: мама в прозрачном пышном платье, в белокуром парике, с наклеенными ресницами и с ярко накрашенным ртом, папа в обтягивающих белых лосинах, великолепных кожаных остроносых сапожках, коротенькой курточке, обшитой позументом, с безупречным пробором в черных блестящих волосах, и тоже с наклеенными ресницами и ярко-красными губами, мама бережно катила перед собой изящную колясочку, отделанную розовыми с голубым кружевами и занавешенную белым кисейным пологом. Но Жора не дал Марусе полюбоваться и на эту идиллию, он упорно тащил их дальше.
— А то пропустим самое интересное, пошли, пошли, — повторял он и бежал вперед, расталкивая толпу, Маруся с Костей едва за ним успевали. Обливаясь потом, они бежали в толпе под палящим солнцем, обгоняя колонну демонстрантов, медленно двигавшуюся по бульвару под звуки оглушительной музыки. Наконец они остановились на углу улицы, где процессия должна была совершить поворот направо, выбрав самую удобную с точки зрения Жоры позицию.
— Смотрите, смотрите, — без конца повторял он, — вот видите: розовый треугольник — таким знаком их метили фашисты в концлагерях. А вот видите: несут портрет Катрин Денев с надписью: «Гомо или гетеро?» — это потому, что они выпустили журнал и назвали его «Денев», а она подала на них в суд и отсудила 300 тыс. долларов, и вот теперь они так над ней издеваются — не правда ли, остроумно! — и, как бы в подтверждение своих слов, Жора внезапно разразился долгим раскатистым смехом. Косте же было совсем не до смеха, от долгого стояния на солнцепеке — а Жора выбрал наблюдательный пункт на солнечной стороне улицы — ему едва не стало плохо, и он отошел и сел в тени на выступ стены дома. Марусе тоже ужасно хотелось пить, но она стойко держалась и слушала все пояснения Жоры, который продолжал сбивчиво объяснять:
— А вот идет организация «За безопасный секс»! Они позволяют все, кроме проникновения. Проникновение — это ни в коем случае, и у них все члены на учете, все адреса, телефоны, все, так что если ты нарушишь правила или проявишь агрессию — тебя найдут. А это организация садо-мазохистов, они не могли зарегистрироваться прямо так, по основному профилю, поэтому зарегистрировались как мотоциклетный клуб — правда, это смешно? Гы-гы-гы! - снова захохотал он. Тут Жора вдруг обнаружил отсутствие Кости и, оглядевшись по сторонам, заметил, что тот сидит в тени у дома. Жора стремительно подскочил к нему и с совершенно искренним возмущением заорал:
— Ну что ты здесь расселся, ты же пропустишь самое интересное! — и почти насильно подхватив его под руку, поволок на прежнее место. Причем до этого момента Жора обращался к Косте исключительно на «вы», но сейчас он, похоже, уже забыл обо всем, что не касалось непосредственно главного действа, ради которого он сюда пришел. Мимо проехал грузовик, на котором без остановки приплясывали затянутые в кожу стриженые ежиком или бритые наголо мускулистые юноши, на некоторых были навешаны блестящие цепи. Маруся почему-то подумала, что на подобной демонстрации в России цепи наверняка были бы ржавые.
— А вот организация христиан, а вот — евреев — вы ведь знаете, что их религия очень строго к этому относится.
Внезапно Жора решил переменить наблюдательный пункт, к тому же ему захотелось есть — он уже давно предлагал купить булочку, но так как ни Костя, ни Маруся, у которых в тот момент денег осталось только на метро, никак на это не реагировали, застенчиво замолкал. Они снова побежали, пытаясь обогнать колонну и выкроить время для покупки булочки. Вдруг колонна остановилась, и Жора тут же встал в очередь в кафе, он хотел выпить хотя бы стакан кока-колы, а, может быть, и съесть булочку. Пока он ее ел, Маруся с Костей влезли на скамейку, сверху было все хорошо видно: мимо прошел папа римский, в одной руке он держал на палочке надутую резиновую перчатку, а в другой — надутый презерватив. Вслед за ним тоже несли плакат с фотографией настоящего папы римского, под которой было написано: «Гомо или гетеро?»
— Нет, как все-таки они умеют всегда так тонко поддеть, — не переставал восхищаться Жора, — а как они умеют призвать к порядку, попросить людей отойти! Вот смотрите — подошел и так вежливо, безо всякой грубости — «Отойдите, пожалуйста!» — и все сразу же без слов отходят! — указал Жора на стриженого под гребешок добровольного народного дружинника, облаченного в потертую куртку, надетую прямо на голое тело, точно так же были одеты и члены клуба «мотоциклистов», правда, в руке у него был не хлыст, а резиновая дубинка.
— А на балконах, смотрите — ни души, все боятся, не дай Бог, кто-то сфотографирует! — Балконы вдоль всего бульвара Монпарнас, по которому сейчас шла демонстрация, действительно были пусты. Но зато сам бульвар был буквально запружен народом, на всех скамейках, на всех фонарных столбах, на малейших выступах, куда только можно было встать или влезть, повсюду были люди. Шествие должно было завершиться на площади Бастилии и Жора, к немалой радости Кости, предложил сесть в метро и так добраться до конечного пункта, но почему-то они вышли не у Бастилии, а на две остановки раньше, оказавшись под землей, они на какое-то время утратили пространственную ориентацию, и в результате, выйдя на улицу, очутились в самом эпицентре событий, в потоке марширующих, который буквально захлестнул и увлек их за собой и из которого теперь им было практически невозможно выбраться.
Маруся, Костя и Жора оказались прямо в плотной колонне демонстрантов. Рядом ехала машина, из динамиков грохотала оглушительная музыка, сверху сыпались разноцветные бумажные кружочки, почти обнаженный мулат, прикрытый только красным треугольником спереди, в тяжелых армейских ботинках без устали танцевал на крыше кабины грузовика, толпа хором скандировала:
