— Ну, извини, мне тоже не сладко… Кое-что тут принёс… — сын положил кулёк с фруктами, на скамейку.
— Не хочу я есть! Ничего в горло не лезет. Давай, уходи, уходи! За курицами там смотри… Не пей больше!
И мать ушла. Бестолковый сын поплёлся назад, к остановке.
…На следующий день, проснулся от того, что кто-то, на кухне, бренчал посудой. Оказалось, что это Вовка Волков, друг детства, с 13-летним сыном, вовсю хозяйничали в доме. Вовка был, на пару лет старше товарища, недавно похоронил жену и сейчас, один воспитывал мальчишку. Бухал напропалую. Иногда навещал Михаила. Вот, и в этот раз пришел. Только в отцовский дом…
— Ты как здесь оказался? — спросил полупьяный хозяин.
— Дак у тебя, не закрыто было. Мы решили пожрать, че-нибудь, сготовить. Опохмелишься?
— Разумеется! Сегодня, кстати, пенсию должны принести…
— Пенсию? Это хорошо… — Вовка незаметно, подмигнул сыну. — Мы у тебя собаку, спаниеля, хотим взять на время. Не против? А луку с кабачками, немного дашь?
— Да берите, не жалко. Только совесть имейте. Это, Вовка, всё-таки, не ваш дом! Здесь, у матери, статуэтки фарфоровые стояли. Куда делись? — Михаил, вопросительно, поглядел на Волкова.
— Мы не брали! Дверь-то была открыта. Мало ли, кто мог зайти… Ты пей, пей! А пенсия-то сколько рубликов?..
Неожиданно для всех, в дом вошел Юрка Волгин, собственной персоной. В последний свой приход, был на похоронах отца. Сейчас же, увидев незнакомцев, принял воинственный вид.
— Что это за мужик? Ты че, Михаил, без всего остаться хочешь? Ну-ка, отваливай отсюда, дядя, пока цел! И пацана своего, воришку, забирай!
— Да всё нормально! Мы с Мишкой, в детстве, здесь на улице бегали. Вот, я и пришел… Отец ведь, у него недавно помер… — начал оправдываться Волков.
— Без «друзей» знаю, что помер! Всё равно, не че тут ошиваться! Можно, и на улице посидеть. А ты, Михаил, не впускай больше никого!
Выйдя из дома, уселись на сложенном горбыле. Юрка достал из сумки свою неизменную водку.
— Ну что, помянем Игнатия Ивановича. Хороший был мужик. Сейчас, Михайлушка, тяжеловато будет, тащить на себе дом… Пить надо завязывать.
— Вот и я ему говорю, — вставил Вовка. — Да еще мать болеет…
— Как твоя Ленка? — сменил тему Волгин. — Зря её мучил-то… Хорошая, в принципе, девка! Можно ведь было, как-то, по-человечески. Жили, да жили бы еще.
Михаил, молчавший до этого, поднял голову.
— Ты с ней не страдал, так чего судить берёшься? Гнида она… Разводиться буду. Потаскух, в доме, не потерплю!
— Дак сам же, к тому подвёл! Ревновал, да ревновал, вот и начала изменять! Где сейчас, подходящую-то бабу найдешь?
Юрка достал вторую бутылку. Покончив с ней, выпили и водку, которую принёс Волков. Стали совсем пьяные. Волгин засобирался домой.
— В общем, держись! Если что, — звони. И не впускай никого!
Дальше Михаил, смутно помнил, что было.
Пошли с Вовкой и его сыном, зачем-то, в огород. Калитку оставили открытой. Куры, запертые во дворе, вырвались на волю, — клевать огородную зелень. Бросились их загонять, да у пьяных ничего не получалось. Хитрые, проворные птицы разбегались врассыпную. Тогда Михаил, схватив ивовый прут, спецом сделанный для загона, — догнав, со всей силы, ударил первую попавшуюся курицу. Прямо по голове. Та, от неожиданного удара, присела… Убил.
Вывалились на улицу. И опять, дворовые куры выбежали в открытую дверь.
Михаил махнул рукой. Черт с ними! Не до этого! Пенсию скоро должны принести!
Он не помнил, закрыл дом на ключ, или нет. Пошли в дом напротив, где жил до смерти отца. Пьянку продолжили во дворе, с соседями.
— Ты бы, Вовка, знал, как батю-то жалко! — ревел горькими слезами бедняга. — В морге, — его на каталке привезли, одетого уже. А на ногах новые сандалии, которые, буквально, неделю назад купил. Ведь, так и не поносил нисколько!..
В ворота, вошла соседка с улицы, тётя Валя.
— Миша, деньги-то не получил, пенсию-то? Только что, агент была, тебя спрашивала. Беги быстрей, — догоняй!
Вовка с сыном, быстро переглянулись. Михаил сорвался с места…
Женщина, разносящая пенсию, когда подбежал пьянущий клиент, сначала, не хотела давать пособие, но тот стал, горячо упрашивать, не отставая. В конце-концов, сдалась.
— Смотрите, не потеряйте! Тут 900 рублей. Лучше потом, когда протрезвеете, получите!
Михаил, кое-как, расписался и отправился назад, во двор, держа деньги веером в руке. Откуда не возьмись, подбежал какой-то мальчишка, отвлёк внимание, быстро выхватил купюры, и был таков. То, что это был сын Волкова, обворованный пенсионер, даже и не заметил. Он, как-то, и не переживал о потере. Настолько был пьян…
…Ночью, проснулся на земле, под лавочкой. Рядом на крыльце, сидел, откуда-то взявшийся, Андрюха Лосев, бухой в стельку. Выпить у него ничего не оказалось.
«Дом-то, хоть родительский закрыт?» — вспомнил Михаил и, выскочив за ворота, побежал через дорогу. Дверь была нарастапашку. В доме, недосчитался ковра со стены и хрустальной посуды, в серванте.
— У-y, сволочи! Пользуются чужим горем! Мародёры! Животные! — он вышел и, в сердцах, хлопнул дверью. Закрыл на ключ. Надо было где-то опохмеляться. Но куда пойти?
Отправился, как всегда, в трактир. Встретил там, к счастью, хороших знакомых. Налили водки и, даже, бутылку пива дали на дорогу.
С пустынного шоссе, освещенного фонарями, алкаш свернул на Потерянную. И тут, сзади, кто-то набросился на него, повалил, прижал к земле. Второй обшарил карманы. А потом, схватив за шиворот, как щенка, — бросил в грязную лужу.
Грабителей, вероятно, молодых парней, было двое.
— Да оставь, этого ханыгу! Нет у козла ничего!
— Дак хоть, бутылку пива возьмём!..
Михаил, ошарашенный, с головы до ног мокрый, остался лежать на земле. Никто его не избил, но потрясение, от ограбления, не оставляло. Еле-еле поднялся и, пошатываясь, побрёл домой…
— Ну, вставай, вставай! Ты че, дрыхнуть сюда, что ли, прибыл? Едем! — растолкал санитар, уснувшего было «пациента».
Как всегда, их несколько человек погрузили в «буханку» психобригады и повезли, из накопителя, на Черную гору. Всю дорогу ехали молча. Машина быстро мчалась в темноте, сотрясаясь на ухабах. В голове «узника», цепляясь одна за другую, проплывали мрачные мысли.
«Какая же я, всё-таки, свинья! Из-за меня ведь, в принципе, отец запил и, так неожиданно, нелепо погиб. А мать попала в больницу. Каково ей переживать смерть бати, пьянку сына, развал в доме! Обокрали, к тому же… Дом остался, практически, без присмотра… Но я не мог, не мог оставаться там один! Страшно, жутко после всего случившегося! Такое, блин, тяжелое состояние! Сидел, как в склепе! Ужас, непомерный ужас вынудил, бросить всё и сдаться в психушку!..».
Из приёмного покоя, Михаила опять, направили в пятое мужское отделение. Там у него, начался «отходняк», похмельные ломки. На этот раз, они были крайне тяжелыми. Валерий Александрович, молодой врач, сказал на беседе в ординаторской, что происходит это, из-за укола пролонгированного действия, который поставили здесь, когда лежал в прошлую «ходку». Опять, мучили мысли об отце, страхи, — как себя чувствует мать, страх за собственную жизнь. Ведь, с такого тяжелого похмелья можно, запросто, как батя, помереть. Вновь вернулась тоска, связанная с Ленкой, — её подлым предательством… Ставили капельницы, давали антидепрессанты, но легче не становилось. Тревога и тоска росли.
Через пару дней, после поступления в больницу, врач вновь, вызвал к себе на беседу.
— Считаю долгом сказать, что приходила тётка и сообщила, что матери вашей, в инфекционном отделении, внезапно, стало плохо… Словом, случился инфаркт… Она сейчас, в реанимации.
Во рту сына, сразу пересохло, сглотнул слюну.
— Значит, её жизнь в опасности?! Мать может умереть?!
— Нет. Что называется, откачали… Проще говоря, произошел разрыв сердца, от сильных эмоциональных переживаний, стресса. Обширный разрыв… Но ей провели интенсивную терапию, и сейчас, угроза смерти спала. Однако, — надо быть готовым ко всему.
Михаил почувствовал, как сильный жар прошел по спине. Давление поднялось!
— Вы отпустите меня к ней? Я должен, быть с матерью!
— Нет, отпустить не можем. Потому, что плохое состояние. Да и чем поможете? Там, врачи сами справятся. Думаю, что всё обойдется. Женщина еще не старая, выкарабкается. Я знавал одного мужчину, так он перенёс восемь инфарктов! И ничего!.. Словом, идите к себе, — сейчас поставят укол. Всё будет нормально, не переживайте…
Михаил еле добрёл до шконки. Лёг, закрыл лицо руками.
«А если мать умрёт?! Что тогда будет?! Останусь совсем один! О, лучше не думать об этом ужасе! Надо проситься еще, чтоб отпустили к ней! Нет, бесполезно… Здесь хуже, чем в тюрьме! Как мучает неопределённость! Если буду настаивать, на вязки замотают! Как мне плохо, — как плохо!».
