— Ты знаешь, Семен, меня начинает беспокоить этот туннель. Мы давно уже идем, а поворота все не встретили.
— Меня тоже. Может, нам вообще не следовало идти сюда, а просто вернуться назад и с рассветом спокойно выбраться из скалы?
— Я не уверена Семен, что там никого нет. Скорее всего, они только и ждут, что мы заблудимся и вернемся к ним в лапы. Чем умирать на костре, уж лучше здесь рядом с тобой в этом каменном склепе.
На несколько минут они решили остановиться для отдыха и еще раз обсудить возможные варианты спасения. Но так ничего толком и не придумав, двинулись дальше. Грач теперь шел впереди, ощупывая руками каменную стену в надежде найти поворот. Внезапно он остановился.
— Стой, Када, похоже, здесь тупик… — произнес он.
— Достань зажигалку, давай осмотримся. Я чувствую откуда-то легкий сквозняк — может, это совсем и не тупик.
Согласившись с Кадой, он осветил проход. Перед ними действительно была стена. Внизу, у самых ног, зияло круглое отверстие. Оно было не слишком большим, но и не настолько маленьким, чтобы в него нельзя было пролезть. Присев, Грач осветил зажигалкой пространство по ту сторону отверстия.
— Здесь ступени, они уходят вниз. Када, я полезу первым, а ты за мной. Держи зажигалку — будешь освещать мне.
Оказавшись на лестнице, они начали спускаться по ней. Када и Грач шли по пологим каменным ступеням, которые вскоре перешли в деревянные, а через несколько метров и вовсе закончились. Под ногами ощущался земляной грунт, и туннель здесь был более широким, настолько, что идти друг за другом уже не было необходимости.
— Похоже, мы вышли за пределы горы, — предположила Када. — Думаю, где-то близко и выход.
— Скорей бы на свежий воздух, — вздохнул Семен Семенович, — а то у меня такое ощущение, что мы глубоко под землей.
— Я только одного не могу понять: где следующий проход под названием «Дин», что в цифровом переводе означает «шестьдесят четыре»? По таблице должно быть еще четыре прохода.
— Может, твоя версия была ошибочна, что следует идти, соблюдая порядок написания?
— Я уже и сама не уверена… — с грустью произнесла Када.
— Не унывай, мне нравится видеть тебя веселой. Куда-нибудь мы да выйдем, не зря же здесь все эти ходы, лестницы. Расскажи мне лучше: почему, когда ты увидела знак Меркурия, то вспомнила о каком-то Рафаэле, да и там, на поляне, ты тоже к нему взывала?
— Все очень просто, — оживилась Када. — В магии все связано с планетами, числами, ангелами, духами и прочим. Так вот Меркурий — это среда, а ангел Меркурия — Рафаэль. Как я уже тебе рассказывала, есть магические имена, что мы видели на камне в начале пещеры, которые соответствуют числам Меркурия. А еще Рафаэль — покровитель наших подземных империй. Говорят, что он следит за справедливостью, кому помогает и дарует счастливую жизнь, а кого наказывает смертью.
— Как все это сложно и запутанно! Скажи мне, Када, кто тебе все это внушил? — с иронией в голосе спросил Грач.
— Об этом постоянно твердят наши правители. Мы все в нашей подземной империи не просто ведьмы и колдуны — мы слуги Рафаэля.
— Ты хочешь сказать, что вы исполняете его волю и тоже властны у кого-то отнять, а кому-то даровать жизнь?
— Отнимаем мы редко, мы наказываем. У нас есть обряд «лечение душ». Во время этого обряда у людей, которых следует наказать, вытягивается душа, разрывается пополам: одну часть мы возвращаем на место, а другую помещаем в банк душ, где она находится у нас на излечении.
— Када, что за чушь ты несешь? Я видел ваш банк душ, видел людей, прошедших ваш обряд, — это ни в чем не повинные люди. Выйдя от вас, они становятся вашими рабами, а через этот созданный вами банк правители управляют ими. Ответь мне: почему собраны у вас в подземелье либо одни уроды, либо карлики и также не красавцы?
— На этом и основана наша империя. Все уроды, карлики — обиженные жизнью люди, и мы как слуги Рафаэля даруем им счастье — они удостоены чести лечить души заблудших. Ты посмотри на Харома, Таната, Ровоама — как они несчастны, они так уродливы, но у них хватило сил создать такую мощную империю.
— Я все понял. Када, тебя ввели в заблуждение, как и ваших уродов. А ты просто хороший и покладистый исполнитель. Кстати, ваши хваленые правители совсем не уроды — на их лицах маски, такие же, как была и у меня. Я ведь взял ее в вашей костюмерной… Странно, почему ты об этом не знаешь.
— Ты прости, но я не верю тебе, все это только твои фантазии. А маски — это просто старый никому не нужный хлам, который забыли выкинуть.
— Боюсь, что нет. Ваши правители решили покорить мир и подчинить волю людей себе, сотворив из них полуживых рабов. Те уроды, что живут в империи, — это не просто обиженные люди. Там собраны только те, кто в совершенстве владеет искусством магии, причем черной магии. Все они просто необходимые рабочие и исполнители той грязной работы, что задумали ваши, так сказать, «правители». Ведь они сами, получается, ни на что не способны.
— Я сколько себя помню, постоянно живя в империи, считала их своими богами, присланными всевышним Рафаэлем.
— Считать богами и слепо поклоняться! Это больше чем смешно, мне жаль тебя. А скажи, Када, твои родители тоже в империи?
— К сожалению, я не знаю их. Мне говорили, что мать мою за какую-то провинность сожгли на костре, об отце никто и никогда не упоминал. Иногда я пытаюсь вспомнить лица матери, отца — но это как чистый лист бумаги. Я ничего не помню.
— Жаль, только мне кажется, что память твою просто стерли…
Грач ненадолго задумался о чем-то своем, далеком. Ему вдруг взгрустнулось о жене, дочери, которых он не видел уже довольно много лет. Быть может, и его дочь где-то тоже пытается вспомнить лицо отца, но годы стерли эти воспоминания далекого детства…
— Када, а ты знаешь, зачем тебе приказали убить меня? — продолжил он вскоре.
— Твоя душа заразна, как говорит Танат, и она не подлежит лечению. Но если честно, мне кажется, что ты очень чистый и светлый человек. Если бы ты был с пропавшей душой — я бы вряд ли тебя полюбила.
— Но ведь твои слова противоречат сами себе: убить, чтобы вылечить?… А ведь ты даже сама не знаешь истинной причины, почему меня надо убрать!
— Мы не должны вникать во всю грязь души, мы должны только различать оттенок. Но ты, похоже, знаешь больше меня.
— Я просто им стал мешать — встал на пути, занял место покойного Плешивцева. Кстати, его также убрали с дороги, и теперь я понимаю, почему. Мы собрались строить фонтан там, где у вас был тайный источник с дьявольской водой, которая и дурманила головы вашим уродцам. Не будь этого источника — и все ваши обитатели придут в себя, они трезво смогут оценить происходящее, и империя погибнет. Этот источник — все равно что наркотик. А если убрать и меня с дороги, вслед за Власом Власовичем, то и строить будет некому.
— О чем ты говоришь? — не поняла Када. — Какой источник? Я знаю, у нас есть только магический душ, подпитывающий наши силы…
— Вода в который и поступает из того источника!
— Все это так странно и запутанно, мне ничего об этом не доводилось слышать. Всю жизнь я готовила себя к великой миссии стать ведьмой. Но если это все так, как ты говоришь, то что нам теперь делать?
— В первую очередь выбраться отсюда.
— А что будет потом? Что будет с нами? — с грустью в голосе спросила Када.
— Потом будет свобода. Ты начнешь новую жизнь, а меня ждут незаконченные дела.
— Но… Милый Семен, мне не хочется начинать новую жизнь без тебя. Я хочу быть всегда рядом и помогать тебе!
— Нет, Када, — оборвал Грач. — Дело, которое меня ждет — это долг моей совести, и я доведу начатое до конца. А потом обязательно вернусь к тебе, хотя я не совсем свободен…
Пятые сутки Када и Семен Семенович шли вперед по извилистым мрачным тропам, проложенным кем-то в теле земли. Много часов они проводили в беседах, спорах, обсуждениях, а иногда, умолкая, каждый погружался в свои размышления.
В такие минуты Када благодарила все силы небесные, что не оставили ее и послали такого благородного и мужественного человека, как Грач. Ведь только ему каким-то чудом удалось заставить изменить ее мысли, взгляды на жизнь. А за всем ужасным, что она натворила, он разглядел ее душу — чистую, хоть и заблудшую; а главное, забыв обо всем, поверил в искренность раскаяния. Дальнейшую свою жизнь она представляла только рядом с ним. Видеть его, общаться с ним, любить и боготворить… Это сейчас представлялось ей смыслом ее будущей жизни.
Мысли Семена Семеновича были более реалистичны. Он думал о Ричарде. Ведь ему было неизвестно, смог ли тот покинуть поляну и выбраться с архилимом. Как они встретятся теперь, как покончат с подземной империей? Как поступать дальше с Кадой? Он чувствовал, что привязался к ней как к лучшему другу, и теперь, когда он повернул ее судьбу в другую сторону, то несет огромную ответственность за ее дальнейшую жизнь. Также он понимал, что Када видит в нем мужчину, которого полюбила, но разделить ее чувства он не мог. Его больше тянуло к Нелли, оставшейся где-то далеко и ставшей невинной жертвой дьявольских игр этой страшной империи. Но ему не хотелось расставаться также и с Кадой, более юной и решительной. Он словно создал себе треугольник и, войдя в него, не видел выхода.
