Ознакомительная версия.
В общем-то, я и Василиса были бесподобны. И счастливы. Я осторожно потрогала Васькины локоны и подумала – можно будет привыкнуть и к беременной Василисе. В конце концов, Славкина жена Маша родила уже четверых детей и осталась человеком. Мы не боимся перемен. Ведь привыкали мы как-то до сегодняшнего дня к новым городам, часовым поясам и кандидатам.
Но бывают перемены гораздо более фатальные. Например, Васька вычитала сегодня в Интернете, что до десятой недели внутриутробного развития все мы имели хвост. Хвост! А потом как-то привыкли жить без хвоста... После этого разве стоит бояться каких-то еще перемен?
Мы спустились в зал, как на бал. Держась за руки.
Я даже не отследила, насколько потрясены мужчины нашей неземной красотой. Я с тихой печалью, как всегда в конце выборов, рассматривала всех. Прощалась.
Вот наш Гарик, как всегда, не выпускает из рук мобильник и кричит кому-то:
– ...Да у нас, знаешь ведь, нет такого абсурда, который был бы невозможен! Обсудим, обязательно обсудим, есть у меня пара интересных проектов...
Вот хладнокровный, как лягушка, Николай. Вот простодушный хитрюга Андрес, хороший социолог и хороший друг. Зануда Капышинский, плечом к плечу с которым пройдено столько кампаний, что можно смело считать его... пожалуй, братом. Безумный Митя, увешанный с ног до головы бурятскими талисманами и амулетами от сглаза, – у политконсультантов, объяснил он, много врагов...
Вот Виолетта, немного растерянная, в платьице карамельной расцветки, с бантом и неизменной сумкой-медвежонком. Под руку с ней – кто бы мог подумать! – Семен Семеныч, наша защита и оборона. Вот суетится Григорьянц и, как человек тонко чувствующий, от волнения запихивает в рот четыре бутерброда одновременно. А вот властитель дум Пеночкин собственной персоной – что был бы за праздник без Пеночкина? Кажется, он уже не дуется, раз пришел на вечеринку. Вьется хвостом за Перцелем и пытается вызвать его на задушевную беседу вопросами вроде:
– Вы, простите, чем увлекаетесь в жизни?
– Ну... сложно сказать, – Перцель имитирует глубокую задумчивость. – Первое, что приходит в голову, – тибетская йога, японская кухня, немецкое порно...
Мы с Васькой неприлично громко ржем. Впрочем, уже все прилично – завтра или послезавтра мы покинем Северск.
Вот осторожно крадется вдоль стенки господин Одиносик. Я нежно улыбаюсь ему через зал и радостно вижу, как он вздрагивает. Все-таки он человек ранимый, как всякий профессиональный доносчик. И вот наконец в кресле – мужчина моей жизни, Андрей Курочкин. Сегодня он выглядит особенно импозантно. Он обнимает меня и шепотом признает:
– По-моему, ты самая восхитительная женщина в этом зале и в моей жизни...
– В зале женщин не так уж много.
– Это, как ты понимаешь, неважно, – смеется Курочкин, и вечеринка рассыпается огнями эйфории.
Можно сказать, что финальная вечеринка удалась. Митя полночи бегал, размахивая бенгальскими огнями и рассыпая вокруг опасные искры. Кто-то смахнул со стола пару бокалов, а кто-то другой аккуратно на них наступил. Андрес поскользнулся на осколках и протаранил носом блюдо с рыбой. Пока мы с Васькой осторожно счищали с него рыбу, он уронил мобильник в салат. Григорьянц, вытащив откуда-то гирлянду фонариков, обмотался ею и изображал новогоднюю елку. Образовался хоровод.
В разгар праздника неясно откуда приехал Тимурка, грязный, как пепельница, но довольный жизнью. Его стали качать на руках, пару раз не поймали, хотя этого, кажется, никто не заметил, включая самого Тимура.
Посредине праздника Пеночкин отозвал нас с Васей, трезвых и хихикающих, в сторонку и, тщательно выговаривая слова, признался в любви. Всем было весело. Разбили еще несколько бокалов – на счастье. Несколько раз выпили за президентов – за нового, за прошлого, потом за неслучившегося Петрова, потом за президентов всех сопредельных стран...
Тимур заплетающимся языком рассказывал Курочкину, как экономил на агитаторах, впрочем, Гарик быстро заткнул ему рот в самом буквальном смысле – салфеткой.
Только когда окончательно рассвело, мы с Курочкиным оказались в моей комнате. И я уснула, не приходя в сознание.
* * *
Это почти конец. Когда все начиналось, мне казалось, что до конца еще очень далеко. Что я успею придумать конец увлекательный, драматичный и правильный. А выходит, как это всегда бывает в жизни, скомканный и случайный.
На следующий день все мы отключили северские номера телефонов – все, кроме Николая и Тимура, которые еще две недели писали отчеты и оформляли какие-то документы задним числом.
Через день Васька с Перцелем улетели домой – знакомиться с ее родителями. А мы с Курочкиным – в Москву. На следующее утро – я даже не успела толком рассмотреть квартиру Курочкина, залезть в каждый ящичек и покопаться в его бумагах на правах маленького шпиона, – мы улетели на остров Тенерифе, второпях, упаковав вещи за считанные минуты. Курочкин лучезарно улыбался, клялся, что с масонами и околокремлевскими интригами покончено, но за купальником в магазин категорически меня не отпустил. На Канарах, заявил он, сколько угодно купальников.
Отель оказался изумительным – целая гроздь особняков в викторианском стиле, утонувших в зелени и голубизне. Прозрачное море и прозрачное солнце. Кровать под шелковым балдахином.
В первый же вечер за ужином, разглядывая какой-то немыслимый фрукт и обдумывая, как может пахнуть полоний или другой экзотический яд, я поинтересовалась:
– Как ты думаешь, всепроникающая рука Кремля до нас не доберется?
– У Кремля, малыш, пока руки заняты. И будут заняты еще довольно долго. Пользуясь этим фактом, мы с тобой и исчезли незаметно.
– Надолго?
– Как получится.
– И все-таки?..
– Малыш, ты хотела закончить с выборами, и вот с ними покончено. Ты хотела к морю, и вот мы на море. Все будет хорошо.
Это была небезупречная логическая конструкция. Но больше я ни о чем не спрашивала.
Позвонила Васька, сообщила, что они с Перцелем вылетают на Тибет, коснуться высот духа и взойти по ступеням буддийских храмов. По следам Данилы Мерзлякова.
– К рождению ребенка-то вернетесь? – деловито уточнила я.
– Постараемся, – как-то неуверенно ответила Васька.
– Все хорошо?
– Бесподобно. Но на всякий случай... будь на связи.
Звонил Андрес. Радуется жизни где-то в Египте и осваивает дайвинг.
Капышинский вернулся домой и, как всегда, дописывает диссертацию. Лариса обещала переехать к нему. Это при живой-то жене...
Говорят, Одиносик опять отличился – после прощальной вечеринки он в параноидальном тумане шастал по городу и потерял портфель, где были все его документы и зарплата за три месяца. Курочкин сказал, что это возмездие, ибо – не доноси на ближнего своего.
К Новому году в Москве обещали быть Митя и Гарик. Где они сейчас – только политконсультантский бог знает.
Я просыпаюсь и заворачиваюсь в невесомый шелковый шарф, прежде чем спуститься к бассейну. Андрей обнимает подушку во сне. Океаны нежности ждут меня.
И все чаще я думаю,
Что истина может проявиться
В любой точке времени и пространства.
И жизнь моя проходит
Не так далеко от царства истины,
Как до сих пор мне казалось...
Конец
Ознакомительная версия.
