Что-то изменилось в облике Шепетухи, перед Серпухиным стоял уже не излучавший уверенность и оптимизм профессор, а задумчивый и усталый мужчина второй половины средних лет.
— Ваш случай, Мокей Акимович, заинтересовал меня не только как практикующего психоаналитика, но и как человека! Сейчас объясню. Слушая вас, я невольно отметил глубину вашей личности и редкую теперь способность четко и ясно доносить до людей сложные мысли и особенно чувства. На что ваш покорный слуга далек от всяческих приключений, и то я буквально физически ощутил на своих руках ремни дыбы, испытал боль в вывернутых палачом суставах! Необычный вы, господин Серпухин, человек, очень необычный, и в первую очередь это касается богатства вашего воображения и необузданности фантазии. Эпизод в пыточной, когда истерзанный подьячий просит поставить за упокой его души свечечку, заставил меня прослезиться!..
Не стыдясь своих чувств, профессор вытащил из кармана и поднес к увлажнившимся глазам платочек. «Какой тонкий, какой душевный человек, — подумал Серпухин, — как же трудно, должно быть, ему видеть каждый день людскую боль!»
Шепетуха между тем убрал платок и продолжал:
— Возвращаясь к трансперсональной психологии, хотел бы отметить, что она считает доказанным фактом способность человека к перевоплощениям и оперирует таким понятием, как карма. Именно в этом свете и следует рассматривать ваше небывалое везение, которое, как мне представляется, не только имеет кармические корни, но и непосредственно связано с уходами в шестнадцатый век. Очень возможно, для того они и случились, чтобы привлечь ваше внимание к той новой роли, которую вам предстоит сыграть в теперешней жизни. Логика здесь простая: крупный выигрыш в казино по сути своей является компенсацией упущенной выгоды от того, что вы не стали думским боярином. Ведь не секрет, что во все времена, а теперь и подавно, такое положение приносит барыши, и немалые…
Семен Аркадьевич вдруг замолчал, спросил строго, со значением:
— Вы следите за ходом моих рассуждений? Поверьте, это очень важно! Остался всего один шаг, и мы подойдем к экзистенциальному пониманию случившегося…
— Деньги — мелочь, чепуха, главное в другом! В шестнадцатом веке вы могли бы стать не только крупным государственным деятелем, но и, как священник Сильвестр со своим Домостроем, духовным лидером нации… — Профессор поднял указательный палец. — Однако же не стали! А это значит… — Шепетуха выпрямился, посмотрел Мокею в глаза, — это значит, что свой кармический долг вам придется платить в этой жизни! Судьба, как вы теперь сами видите, буквально подталкивает вас к этому. Банкротство, уходы в прошлое, исключительное везение — это знаки на пути, в то время как необходимость найти композицию картины «Петр Первый убивает сына Ивана Грозного» — это зашифрованное образами сна послание: ищите свое предназначение и обрящете!
Произнеся эти пророческие слова, Шепетуха как-то сразу поник и устало опустился в кресло. Взялся за сигареты, но не закурил, а принялся вертеть пачку в руках. Серпухин видел, каких неимоверных усилий потребовал от одного из столпов современной медицины психоанализ ситуации.
— Вы, конечно, можете спросить: мне-то, Семену Аркадьевичу Шепетухе, какое до всего этого дело? Почему я так личностно воспринял ваш рассказ? — не поднимая головы, профессор вытряхнул из пачки сигарету и поднес к ней спичку. — Отвечу! — вскинул на Серпухина глаза. — Душа болит, Мокей Акимович! Трудно видеть ту жестокость и несправедливость, в которых мыкается наш народ! Что я? Я могу помочь лишь десяткам, ну сотням страждущих, а речь должна идти о движении, способном дать опору в жизни миллионам людей, вселить в их сердца надежду и радость. Признаюсь, давно мечтал встретить на своем пути человека вашего калибра и способностей, и вот — случилось! Сделайте милость, не осуждайте меня, я очень волнуюсь…
Смотревший на профессора с сочувствием Серпухин не знал, как себя вести и что делать, но Шепетуха сам пришел ему на помощь.
— Вы ведь не торопитесь, правда? — заглянул он в глаза Мокею. — Время обеденное, может быть, перекусим где-нибудь вместе? Я знаю тут поблизости отличный ресторанчик, кухня — пальчики оближешь…
Отказать в такой мелочи Семену Аркадьевичу у Мокея после всего услышанного не хватило духа. Он чувствовал, что все больше подпадает под влияние этого странного, утратившего неожиданно сходство с врачом человека, но поделать с этим ничего не мог. Обстоятельства коренным образом изменились, теперь уже сам Шепетуха нуждался в нем, в Серпухине, и где-то даже перед ним заискивал.
Не прошло и получаса, как новые знакомые оказались в маленьком уютном ресторанчике в двух шагах от ворот клиники. Заведение, несмотря на обеденное время, было пусто, из динамиков по углам зала лилась тихая ненавязчивая музыка. Профессора здесь знали и сразу же провели за столик у большого, выходившего в чахлый садик окна. Появившийся в белом колпаке шеф-повар почтительно склонился к уху Шепетухи и принялся что-то нашептывать.
И опять облик профессора разительным образом изменился, теперь это был капризный и разборчивый гурман, уточнявший каждую мелочь приготовления предлагавшихся на его усмотрение яств. Наблюдавший за происходившей метаморфозой Серпухин искренне удивлялся способности заурядной, в общем — то, внешности Шепетухи выражать столь широкую гамму душевных состояний и даже характеров. «Из него мог бы получиться известный лицедей», — думал Мокей, автоматически соглашаясь с выбором блюд и закусок. В результате остановились на салатах и шашлыке из осетрины, пить решили коньяк, но взяли, как бы про запас, еще и бутылочку французского бургундского. Что ж до закусочки, то в особые изыски не вдавались, ограничились икоркой и севрюжкой с хреном, ну и по порции королевских креветок для аппетита.
Довольно улыбавшийся Шепетуха потирал в предвкушении руки:
— Прямо как в былые времена, рыбный день! Вино полагается пить белое, но я заказал красное, не возражаете? Грешен, люблю его букет! Сейчас сделаем по глоточку, и познакомлю вас с некоторыми соображениями, которые, надеюсь, вы со мной в полной мере разделите. Лечить людей — тут я мастак, но речь у нас пойдет о вещах куда более значительных. Помните, как у Александра Сергеевича: «Пока свободою горим, пока сердца для чести живы!» А что он при встрече сказал Лермонтову? Неужели запамятовали? Пушкин обнял Михаила Юрьевича одной рукой за плечи и тихо, по-отечески, молвил: «Поэтом, старик, можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!» Вот и мы, Мокей Акимович, хотим того или нет, а обязаны взвалить на свои плечи груз служения любимому до боли отечеству…
Слушавший витиеватую речь профессора Серпухин плохо понимал, о чем тот говорит, но из уважения к члену Королевского общества и как человек воспитанный сдержанно улыбался. Чокнулся с Семеном Аркадьевичем, выпил рюмку до дна и не без удовольствия закусил толстеньким ломтиком нежной севрюжки.
— А я вас совсем другим представлял, — продолжал балагурить Шепетуха, закуривая. — Когда позвонил Ксафонов — проходимец, скажу я вам, тот еще, клеймо негде ставить, — решил, что ко мне заявится этакий прощелыга, наглая, отъевшаяся морда, а вы, оказывается, на редкость симпатичный человек… Знаете, — прервал он себя, — давайте по-простому, как в Европе, по первым именам! Зовите меня Семеном… Вот я и говорю: вы, Мокей, мне сразу понравились, а я ведь в людях профессионально разбираюсь, у них от меня секретов нет. С первого взгляда в вас чувствуется не только внутренняя интеллигентность, но и глубина личности, харизма…
Серпухин смущенно молчал. «Какой все-таки искренний и открытый человек этот Семен, — думал он, наблюдая не без удовлетворения, как Шепетуха наполняет коньяком опустевшую посуду. — Простой в обращении, но со своеобразным чувством юмора, эк про Пушкина с Лермонтовым загнул, да и Некрасова, сразу видно, почитывает. Нет, положительно располагающий к себе человек! Опять же, приятно знать, как он относится к отъявленному негодяю Ксафонову…»
Профессор между тем уже пододвигал ближе к Мокею икорку и делал таинственные знаки ловившему каждый его жест хозяину заведения.
— Работа у меня на износ, но зато и человека я изучил до последней косточки, — сдержанно улыбался Семен Аркадьевич, поднимая свою рюмку. — Иногда смотришь на пациента и думаешь: «Зачем тебе, милый, лечиться, когда придурком в нашей стране жить сподручнее!..» Шучу, — чокнулся с Серпухиным, — а может, и не шучу, кто эту жизнь разберет…
Выверенным движением профессор опрокинул рюмку в похожий на прорезь почтового ящика рот, отер губы накрахмаленной салфеточкой. Мокей без колебаний последовал его примеру. Шепетуха все больше ему нравился. Семен Аркадьевич тем временем отложил в сторону тревожившие его проблемы и навалился на закуски. Суетившийся вокруг официант не успевал подносить все новую и новую снедь, давно уже вышедшую за скупые рамки рыбного ассортимента. В садике за открытым окном чирикали птички и остро пахло травой, на Серпухина вдруг нахлынуло чувство сытого покоя и удовлетворения. Бывают в жизни приятные моменты, когда нет надобности никуда спешить и можно просто сидеть, наслаждаясь неспешной беседой с умным и приятным тебе человеком.
