«Если Медынская будет в хорошем настроении — попрошусь в отпуск в мае вместо августа», — решил Антон Владимирович, которому вдруг дико захотелось продолжительного отдыха. Куда только девался весь его утренний рабочий задор?
Антон Владимирович и предположить не мог, что начнет отдыхать очень-очень скоро и совсем не будет рад этому неожиданному отдыху.
Пока он ехал в управление, Медынская медленно доходила до наивысшей точки кипения. Причина была проста — у нее на столе до сих пор не лежал список участников вечерней оргии в двести тридцать третьей поликлинике.
«Неужели они решили всей дружной компанией пойти в отказ и сделать вид, что ничего не было?»
Элла Эдуардовна вполне допускала вероятность подобного развития событий. Приходилось ей изредка видеть такое, последний раз — летом прошлого года, когда два стоматолога, застигнутые главным врачом за курением анаши в своем рабочем кабинете, написали в объяснительных, что ничего такого не было и даже, обнаглев сверх всякой меры, обратились к Медынской с жалобой на главного врача — тирана, мучителя и несправедливого гонителя.
— Разве так дела делаются?! — отчитала главного врача Элла Эдуардовна. — Как будто первый день на административной работе! Не орать и топать ногами надо было, а срочно пригласить заместителя, заведующую, еще кого-нибудь и сообща зафиксировать на бумаге все признаки — и про глаза написать, и про координацию движений, и про беспричинный смех! И про специфический запах в кабинете написать! Тогда бы они уже не отвертелись бы, пусть даже и без наркологического освидетельствования. А ты потребовала объяснительные и ушла к себе. Ну, не дура, а?
Главный врач была у Медынской на хорошем счету, поэтому в итоге из поликлиники вылетели оба стоматолога. Если грамотно подойти к делу и иметь поддержку свыше, то уволить можно любого сотрудника. Причем уволить обоснованно, за дело, без малейших перспектив восстановления по суду. Стоит ли упоминать о том, что стоматологам-«анашистам» не позволили благородно уйти якобы по собственному желанию, а «испортили» их трудовые книжки статьями?
Даже если все десять человек, во главе с заведующей отделением, которой очень скоро светило стать бывшей заведующей, упрутся на том, что спокойно сидели себе на приеме и никакой пьянки не устраивали, то остается еще пациент, «просигналивший» в департамент здравоохранения. Обращение в департамент — это убойный козырь, который всегда подтвердит слова Медынской.
Антона Владимировича Медынская встретила нехорошо, можно сказать — не по-людски. Не ответила на приветствие, не предложила сесть, а сразу же поинтересовалась:
— Почему у меня до сих пор нет списка?
Антон Владимирович лихорадочно попытался вспомнить, какой именно список он был должен предоставить и, ничего не вспомнив, ответил вопросом на вопрос:
— Какого списка, Элла Эдуардовна?
Дальше пошел обмен вопросами, напоминающий игру в теннис.
— Ты что, не в курсе?
— В курсе чего?
— Это ты меня спрашиваешь?
— Элла Эдуардовна, а о чем мы говорим?
— О чем?! — заорала Медынская, приподнимаясь в кресле. — Да ты же не главный врач, а ноль без палочки! Ты вообще имеешь хоть какое-то представление, что творится в твоей поликлинике?!
Эмоциональный и, надо признать, слегка приукрашенный рассказ о недавних событиях в его поликлинике Антон Владимирович выслушал по-прежнему стоя, как школьник в директорском кабинете. Попутно услышал не самую лицеприятную характеристику себя как администратора и человека. Слово «пентюх» было наименее обидным и единственным цензурным в этой характеристике. Посоветовав Антону Владимировичу переехать жить в поликлинику, чтобы быть в курсе происходящих в ней событий, Элла Эдуардовна пренебрежительно махнула рукой и сказала:
— Во вторник будем слушать твои объяснения и отчет о принятых мерах. Приезжай к одиннадцати. Все, свободен!
Хамское «свободен» добило Антона Владимировича окончательно. Он не помнил, как вышел из кабинета и спустился на первый этаж.
— Вы разве так пришли? — спросил его охранник, сидевший у входа.
Антон Владимирович вернулся в гардероб за плащом.
На улице он долго колебался — стоит ли в таком состоянии садиться за руль, но все же рискнул. Оставлять машину на парковке у управления не хотелось. Неизвестно — удастся ли сегодня до восьми вернуться за ней, а если не удастся, охрана вызовет эвакуатор. Жильцы близлежащих домов когда-то пытались оставлять своих железных коней на казенной стоянке, и с тех пор установилось незыблемое правило — все чужие автомобили, оставшиеся на стоянке после того, как управление закончило свою работу, тотчас же эвакуировались на штрафную стоянку.
Ехал Антон Владимирович очень осторожно, словно начинающий водитель. По дороге прикидывал, как он накажет виновных.
Как не прикидывай, выходило, что серьезно наказана будет одна Воскресенская, которую без вариантов следовало гнать из заведующих. Заведующая отделением, да еще и дежурный администратор, никогда, ни при каких обстоятельствах, не должна допускать ничего подобного. Чувствуешь, что теряешь контроль над ситуацией? Звони немедленно главному врачу и сообщай — так, мол, и так, сотрудники оборзели, сорвались, как говорится, с цепи, и превратили отмечание праздника черт-те во что. Главный врач немедленно приедет и своей железной рукой (Антону Владимировичу нравилось думать, что у него «железная» рука) наведет порядок. Ну, а не доложить о том, что поликлинику внезапно почтила своим присутствием Медынская, и не рассказать, что побудило ее нанести визит, это уж ни в какие рамки не лезет! Гнать в шею надо таких заведующих! На участок! Не нравится — пусть убирается на все четыре стороны! Но не с должности заведующей терапевтическим отделением, а из участковых терапевтов.
Со старшей сестрой Грач уже было сложнее. Снять-то ее несложно, но если на место Воскресенской с удовольствием сядет хотя бы та же Голованова, то на место старшей сестры так сразу никого не найдешь. Да и никто не захочет. Участковые медсестры в поликлиниках ценят свою малую занятость больше зарплаты, которая, кстати говоря, после недавнего повышения стала больше, чем у старших сестер. Что такое — работа участковой медсестры? Три с половиной часа на приеме, полтора часа пробежки по участку и — все, свободна. Захочет участковая медсестра подзаработать — всегда может набрать «частных» уколов. Некоторые и массажами пробавляются, причем довольно успешно. И времени свободного хватает на домашнее хозяйство и прочие дела.
У старших сестер положение гораздо хуже. Не менее семи часов надо провести в поликлинике, но не просто отсидеть это время на пятой точке, а крутиться как белка в колесе. Контролировать, организовывать, обеспечивать (в том числе и врачей бланками льготных рецептов), вести хренову кучу отчетности, работать с проверяющими и много чего еще… А чтобы при таком положении дел жизнь не казалась бы старшим сестрам медом, они еще и служат «выручалочками» при главной медсестре. То в регистратуре отстоять, то «на печатях» отсидеть, то анализы в санэпидемстанцию отвезти, то еще чего… Время от времени старшим сестрам приходится и по участку пробежаться, вместо отсутствующих участковых медсестер.
«Грач дам строгий выговор и год продержу без премий», — решил Антон Владимирович.
С участковыми врачами и сестрами он решил поступить так же. Не увольнять же скопом все отделение. Строгими выговорами их особо не испугаешь, да и «год без премий» — это только звучит страшно, а на самом деле… Во-первых, премии бывают не каждый месяц. Во-вторых, не каждый раз эти премии бывают крупными, иной раз и по тысяче рублей получается. В-третьих, на участковой работе, где пациенты то и дело жалуются даже на таких близких к идеалу врачей, как Голованова, круглый год премии получать не будешь. Не одно, так другое. Не пьянка, так жалоба на грубость. Не грубость, так анализ какой-нибудь впопыхах пропустишь. Не анализ, так еще чего… Вот и получается, что участковую службу ничем серьезно не испугаешь. А без страха какая может быть дисциплина? Да никакой!
Преисполненный самого что ни на есть праведного гнева, Антон Владимирович поднялся в свой кабинет и велел Юлии вызвать к нему Воскресенскую, которой уже полагалось быть на работе.
Воскресенская выглядела не лучшим образом — бледность лица сливалась с белизной халата, а мешки под глазами были столь заметны, что Антон Владимирович заподозрил у нее нелады с почками. В правой руке она держала несколько свернутых в трубку листов бумаги.
— Я сейчас был у Медынской! — известил Антон Владимирович. — Она мне все рассказала! Но почему я должен был узнать об этом от нее?!
Недавняя ситуация повторилась, только теперь Антон Владимирович был, образно говоря, рубанком, а не поленом, с которого снимают стружку. Он так же, как и Медынская ему, не предложил Ирине Станиславовне сесть и, разумеется, не позабыл ярко и эмоционально охарактеризовать ее как администратора. От матерных слов воздержался (женщина все-таки), но «жопой с ушами» назвать назвал.
