Хрустов сам не понимал, на кого сердится, за что. В глазах слезы слоились. «Мне плохо было — не вспомнил. А сейчас и руку пожал. Небось, приспичило. „Братья и сестры!“ Может, бетонная наша каракатица зашаталась. Или метеорит сюда какой летит…»
Когда бригада собралась, Григорий Иванович пошире расстегнул романовский оранжевый полушубок и гаркнул:
— Здорово, молодцы! Не замерзли? — Он выдержал паузу, с лукавым видом добавил. — Кто работает, тому жарко, верно?
«Боже, как пошло! Как из кино начальник, — поморщился Хрустов. — Пряники бы еще раздавал».
Бывшие «майнашевцы», а нынче «туровцы» молча ждали. Интересно, что дальше? С чего это вдруг высокое начальство пошло по блокам, да еще с самим секретарем обкома? Понькин достал записную книжку, подозвал угрюмого Туровского.
— Сколько у тебя получилось за неделю? У меня правильно записано? — И Понькин оглянулся на остальных руководителей. — Они самые! Обскакали Валеваху… да что-то не верится. Объясните нам, как это вы всемером на блохе верхом? А седня чего стоите?! (Приписка черными чернилами: Как же я сегодня ненавижу эти кувшинные рыла! — Л.Х.)
— Так на вас смотрим! — подцепил его Хрустов.
Но Валерий не мог поддержать дерзкой фронды. Ни к чему. Он спокойно подступил к начальству и, тыча пальцем в записную книжку Понькина, стал тихо объяснять, почему бригада замерла. Прислали новых шоферов, а тех, с которыми уже сработались, почему-то услали на мраморный карьер.
— А этим мы еще не объяснили. Мы… из своего кармана платим.
— Товарищи, — растерялся Понькин, потер лоб расшитой цветочками варежкой. — Но это ж неправильно! Что они делают? Из своего кармана — чтобы работа шла?
— Чтобы лучше шла, — усмехнулся Валерий.
— Н-да? — удивился секретарь обкома. — Как это понять?
— Да шутят они! — грубовато рубанул Титов. — Веселые хлопцы! Разберемся. Идемте, товарищ… Эти не подходят!
— А почему это мы не подходим? — бледнея, весь дрожа от тоски и невнимания, вышел грудью вперед Хрустов. Голос его зазвенел. — И для чего это мы не подходим?
— Кто такой? — буркнул Григорий Иванович Васильеву.
Васильев хмуро кивнул.
— Хотел вас познакомить. Хрустов. Сварщик. Комсомолец.
Первый секретарь обкома, услышав фамилию, хотел что-то вспомнить, но так и не вспомнил.
— Лев меня зовут, — обиженно сказал Хрустов. — А не Вася. А что мы делимся с шоферами и машинистом крана… все равно потом больше получим, нежели по старинке. План удвояем… или удваиваем? И все довольны.
— Делу-то лучше! — поддержал из-за плеча Серега Никонов.
Титов, заметив некоторую заинтересованность секретаря обкома, сменил гнев на милость и деликатно расхохотался.
— Капитализм, образно говоря! Не использованы до конца рессурсы соцсоревнования. Да ведь вот какая закавыка. А как же другие? Ежели захотят хорошо работать — пусть тоже платят? А машин считаное число.
— И победит тот, кто больше заплатит шоферам, — усмехнулся Васильев. — Не знал, не знал. Моя ошибка, Григорий Иванович. Тут ни при чем Павел Иванович и Александр Михайлович. Хм. Над этой бригадой я взял личное шефство и упустил… Валерий, мы с вами люди государственные… чтобы больше не шли на поводу пусть даже эффектных, но нечестных идей… Ясно?
— Гнилая идейка, гнилая… — посмеивался уже и сам Григорий Иванович. — Удумают же, черти! Хорошо, что признались, политэкономы… Сен-Симоны… Оргвыводов делать не будем, верно?
— А я думаю — надо бы! — снова не удерждался пламенный Хрустов.
Но секретарь обкома был куда более опытный оратор, он не дал ему досказать, — нажав на голос, заключил с широкой улыбкой:
— Однако подумаем, как помочь удержать ритм, пользуясь государственным инструментом поощрения. Об этом в рабочем порядке.
«Сейчас уйдут, — понял Хрустов. — А хотели что-то предложить. Кожей чувствую!!!»
— Послушайте! — в третий раз возопил Хрустов. — Послушайте! Если звезды зажигают, это кому-то нужно?! Извините. Я объясню. Во-первых. А во-вторых, мы никому еще из новых ни копейки не платили! В-третьих, неужели думаете, что наши славные, прекрасные советские шофера возьмут у нас деньги? Вы так думаете? — Хрустов бесстрашно уставился на наименее опасного — на Понькина. — Зря вы так! Мне обидно! У нас одна цель. И если мы в праздник… потом… сядем и друг друга угостим… кефиром… чаем… никакого криминала лично я тут не вижу! Тут другая беда, Григорий Иванович, нет одной мощной власти. Шофера подчиняются АТК, машинист крана — УМР… А вот если бы все в котловане подчинялись одному голосу, допустим — штабу! И кто нарушил ритм — из его кармана!
— Чей ритм? — архивежливо, улыбаясь, спросил Григорий Иванович. — Конечно, ваш? — Ему нравился разговор с простым раблочим. Он что-то подобное видел недавно в прогрессивном телеспектакле.
— Да, да, наш! — Продолжал говорить рабочий правильные в общем-то слова. — Потому что конечный этап — укладка бетона, так? Докладывая в Москву, вы же не докладываете, уважаемый Павел Иванович, что сожгли столько-то тонн бензина или стерли тысячу покрышек, а говорите: уложено столько-то тысяч кубов бетона? Так? Или вы говорите о бензине и покрышках? — нападал Хрустов на растерявшегося вконец Понькина. Титов оценил его выбор и стоял уже, во всю ухмялясь и подмигивая Васильеву. Впрочем, сам Альберт Алексеевич был пасмурен, лицо как из красноватог гранита. — Тогда это странно, товарищи!
Увидев, как улыбаются секретарь обкома и Титов, наконец, задребезжал улыбкой и Понькин. Он понял: это, видимо, разрешенная игра такая. Новые времена.
Но улыбку Понькина ловкий Хрустов тут же и использовал.
— Вы, наверное, умиляетесь — ax, строитель заговорил, как хозяин! Давайте не умиляться, а помогать! Нам демагогия не нужна! Нам нужны деловые отношения. Почему не премировать тех же шоферов или машинистов, если мы, как люди, стоящие в конце цепочки, скажем штабу: «Премируйте!» — пусть даже в целом их предприятие, АТК или УМР, не выполнит плана?! Что, у стройки нет денег? Мы бедны? — Хрустов саркастически улыбнулся. — Тогда давайте не великую ГЭС строить, a сарай!
— У меня голова болит, — вдруг тихо сказал Васильев. (Приписка: Как же мне его сегодня жалко!!! — Л.Х.)
Хрустов поперхнулся. «Наверное, я перебрал». Но Альберт Алексеевич не стал его ни в чем упрекать, только посмотрел исподлобья:
— Вас нашла сестреночка? Три дня назад приехала.
— Какая еще… сестреночка? — пролепетал, бледнея от ужаса, Лева. «Шутит? Наверно, шутит… ишь, как волк, смотрит». И брякнул совсем о другом. — Дали бы нам задание — сделать перемычку… мы бы ее за полмесяца слепили!
Секретарь обкома уже стоял в стороне с Титовым. Но, услышав слова Хрустова, вскинул брови:
— Ого! Почему же так долго? Вы в сутки сделали триста. А там — всего две тысячи с небольшим, вспомните арифметику!
— Зато фронт работы узкий, — спокойно объяснил Туровский. — И профиль сложный… Это здесь — вали бетон, как в овраг.
Никто из руководителей не удивился, откуда рабочим известно о перемычках, бетонных щитах, которыми Васильев надумал перекрыть ворота между столбами тридцать седьмой и тридцать девятой секции, чтобы надежнее спрятать людей и механизмы в котловане от весеннего (а может и раньше грянет?) ледового удара. Высокие гости только переглянулись. Чертежи еще не начерчены, никаких технических заданий никому не давалось, а плотники-бетонщики — нате вам! — уже обсуждают фронт работы.
— Народный телеграф, — ухмыльнулся Васильев.
— Встречный план, — дерзко откликнулся неугомонный Хрустов.
— А мне этот парень нравится, — рассмеялся секретарь обкома. — Где же я о нем слышал?.. О вас в газете писали? Хрустов?
Хрустов скромно молчал.
— Он мне тоже поначалу нравился… — вздохнул Васильев. — Только очень много говорит. Лева, если вы научитесь говорить в два раза меньше, мы с вами еще встретимся. Идемте, товарищи. А бригаду разделим.
— Как? — удивился Туровский.
— Не только у Валевахи отрывать людей. Согласитесь, из новых создавать бригаду — они же неумехи. — И он положил руку на плечо Валерию. — Надо, Федя, надо, извини за прошлогодний юмор. А бригадиром новой бригады назначим… кого же? Да хотя бы Хрустова. Никто не возражает?
У Хрустова покачнулась земля под ногами. Плотина поехала? Или ему это снится — он утонул в Зинтате и ему мерещится на прощание?..
— Но люди? — зашевелил, наконец, губами Хрустов. — Нас мало, хоть мы и в тельняшках.
— Завтра прибывают семьдесят молодых парней, вам отдаю десять. И давайте, лепите щит, только чтобы надежный. — Он пожал руки Туровскому, Хрустову и пошел. За ним двинулись толстые люди.
Ошеломленный переменами Лева сел на доски и закурил. Про какую еще сестренку говорит начальник? Конечно, пошутил. Леха-пропеллер стукнул Хрустова по спине:
