Ламех повернулся и помчался прочь длинными, пружинистыми прыжками, словно перескакивая с одной подкидной доски на другую, и вскоре скрылся в туче пыли, наползающей со стороны руин.
Зяблик в беспамятстве забормотал что-то и засучил ногами, будто вновь ощутил под ногами жар огромной сковородки. Верка положила свою руку ему на лоб.
— Тебе плохо, зайчик? Потерпи. Сейчас что-нибудь сделаем.
Осторожно отделяя клочья обугленной одежды от обугленной человеческой плоти, она своей ладонью (уступавшей размерами лапе Зяблика раза в два) измеряла площадь багрово-черных ран.
— Ожог четвертой степени двадцати процентов поверхности тела, — сказала она. — Нужны стерильные бинты, обезболивающее, антибиотики, соль, сода, спирт. Где та аптечка, что я вам оставляла?
— Потеряли, — развел руками Смыков. — В наличии имеется только соль и вино.
— Вина! — Зяблик открыл глаза и попытался сесть. — Но только без соли.
Начался спор, в ходе которого Зяблик выторговал у Верки четыре стакана чистого вина за два стакана вина с солью.
Впрочем, это было почти единственное, что осталось в драндулете. Аггелы успели растащить оружие, боеприпасы, одежду и, конечно же, казну Смыкова. Хорошо хоть, саму машину не тронули, видно, были уверены, что она все равно никому не достанется.
Пока Лилечка то со слезами, то со смехом рассказывала Артему о своих приключениях, Верка отвела Смыкова с Цыпфом в сторону.
— Зяблик пока еще в шоке и боли не чувствует. Зато через полчаса его веревками вязать придется. Срочно нужны лекарства. Главное — обезболивающие и антибиотики. Сколько нам отсюда домой добираться?
— По этим дорогам дня два, — ответил Смыков.
— Боюсь, не довезем.
— Надо в нашу миссию обратиться, — предложил Цыпф. — Обязаны помочь.
— Конечно, помочь они могут… — с сомнением произнес Смыков. — Особенно советом. Но душу потом вымотают. Мы же здесь, так сказать, с неофициальным визитом. И делов натворить успели… Да и откуда у них лекарства?
— Лучше на толкучке поискать, — сказала Верка. — Здесь на толкучке что хочешь можно найти, правда, втридорога. Мне одна знакомая рассказывала. Она сама лекарствами приторговывает. Укол пенициллина десять реалов стоит.
— Ого! — присвистнул Смыков. — Теперь понятно, почему в Отчине медикаментов невозможно достать. К стенке твою знакомую ставить надо.
— Лучше тебя самого… Когда другие из магазинов водку и шубы волокли, она в аптечном киоске лекарствами запаслась. Все же настежь было, ты должен помнить.
— А где мы эти реалы возьмем? — спросил Цыпф.
— На толкучке только дурак деньгами расплачивается, — многозначительно сказал Смыков. — Ладно, поехали, пока Зяблик не очухался… А вы, Вера Ивановна, у этого типа планами поинтересуйтесь, — понизив голос, он кивнул в сторону Артема, стоявшего в стороне. — Здесь он остается или с нами поедет?
— С нами, — уверенно заявила Верка. — Ему Лилечка нужна для чего-то.
— А вы как будто не догадываетесь для чего?
— Дурак ты, Смыков. И кобель. А он совсем другой… — Верка поперхнулась концовкой фразы.
— Уж договаривайте, если начали.
— Я хотела сказать, что он совсем другой человек. Чуть не оговорилась.
— По-вашему, он, значит, все же не человек?
— Слушай, Смыков, не лезь в душу! Вот ты и есть человек, зануда чертова! Или Зяблик наш ненормальный. А на Артема молиться хочется.
— Все ясно, — понимающе кивнул Смыков. — Любовь зла…
Кое-как погрузились в драндулет, на такое количество пассажиров явно не рассчитанный. По собственному следу вернулись на Агиларскую дорогу, угрожая пистолетами, остановили первый попавшийся караван и выяснили, что ближайшая толкучка находится в городке Сан-Хуан-де-Артеза, не так близко, но и не так далеко, на хорошей лошади можно в один прием доскакать, только толкучка эта самая дорогая в Кастилии, поскольку отстоит от Отчины дальше всех других.
Драндулет устремился в путь на максимально возможной скорости, но мрачные предчувствия Верки скоро начали сбываться. Зяблик затрясся, как в лихорадке, заклацал зубами, а потом завыл:
— Братцы, простите… Мочи нет терпеть… Не обращайте внимания… Ох, жгет… Не могу… Вина хоть дайте…
— Терпи! — прикрикнула на него Верка. — Еще мужик называется. Вино это тебе поможет, как мертвому припарки. Только зря почки перегрузишь.
— Вы, говорят, медик? — поинтересовался Артем.
— Говорят… — Верка была готова разреветься от собственного бессилия.
— Не лучше ли вернуть его в бессознательное состояние или погрузить в гипнотический транс? Какие проблемы? — Однако, поймав беспомощный взгляд Верки, он заторопился: — Тогда, простите, я сам, — и указательным пальцем коснулся шеи Зяблика.
Тот дернулся, хрюкнул, словно человек, которого внезапно поймали на удушающий захват, но тут же утих, смежил глаза и ровно задышал.
— Учитесь, Вера Ивановна, — назидательно сказал Смыков, наблюдавший за этой сценой с переднего сиденья. — А то вам лишь бы уколы да микстуры.
— Такие методы лечения применяются чаще всего у примитивных племен, — вступился за Верку Артем. — Чтобы овладеть ими, требуются годы. Шприц с новокаином делает эту магию совершенно излишней.
…В город заезжать не стали — его стража, возможно, уже была оповещена об автомобиле цвета гусеницы бабочки-капустницы, на котором разъезжают до зубов вооруженные разбойники из Отчины. Зяблика, все еще пребывавшего в глубоком сне, оставили на попечение Верки и Толгая, а вся остальная компания двинулась в сторону рыночной площади.
Такие торжища стали возможны только после подписания Талашевского трактата и упразднения святой инквизиции. Кто только не собирался на них, за исключением разве что киркопов, пребывавших на уровне первобытно-общинного строя и не умевших толком даже считать до десяти.
Арапы торговали здесь львиными шкурами, слоновьими бивнями, перьями диковинных птиц, обезьяньим жиром, маниокой и военными трофеями, захваченными в предыдущих победоносных походах. Имелся у них и живой товар — в основном молодые пленницы, — но для этого требовалась предварительная договоренность.
Нехристи предлагали кошмы, войлок, овечий сыр, вяленую жеребятину, охотничьих соколов, дальнобойные луки, изготовленные из рогов горного барана, опять же военные трофеи и опять же молодых пленниц.
Но самый большой контингент на толкучке составляли земляки и землячки Смыкова. Они же владели и самым широким ассортиментом товаров. — от пуговиц до ручных гранатометов. Наибольшим спросом пользовались патроны, алюминиевая и фаянсовая посуда, швейные иглы, а главное — медикаменты, давно просроченные, но кастильцам и степнякам казавшиеся просто чудодейственными.
Попадались тут и вообще странные люди, расовую принадлежность которых определить было просто невозможно. Эти промышляли сомнительными снадобьями из печени единорога и слюны ехидны, молодильными яблоками, приворотным зельем, ладанками, оберегающими от меча и пули, фальшивыми самоцветами и настоящими ядами.
Расплата серебряными реалами и советской медно-никелевой мелочью производилась только в крайних случаях, зато процветал натуральный товарообмен. За годовалого бычка просили девять пистолетных патронов или две чайные чашки с блюдцами, а за гранату к бычку уже полагалась небольшая приплата — пара бурдюков вина, к примеру. Случалось, что покупательница, которой до окончательного расчета за приглянувшуюся вещь не хватало какой-нибудь ерунды, отлучалась вместе с продавцом в ближайшие заросли.
Как и на любом подобном базаре, здесь процветало надувательство, попрошайничество, воровство и проституция. Две дюжины кастильских стражников, на почве обжорства и алкоголизма давно утративших не только моральные, но и боевые качества, направить эту стихию в законопослушное русло никак не могли. Альтернативой беззубой власти был жестокий самосуд. Воров забивали камнями, жуликов, за недостатком шелковых шнуров, душили всякими подручными средствами, шулерам дробили пальцы, конокрадов привязывали к хвостам самых лютых жеребцов.
Суета рынка, внешне хаотичная, но подвластная своим неписаным законам, подействовала на спутников Смыкова по-разному: у Артема вызвала легкое любопытство, у Лилечки — детский восторг, у Цыпфа, сторонившегося любых шумных сборищ, — едва ли не испуг. Один Смыков, привыкший к людским порокам, словно хирург к грыжам и аппендиксам, чувствовал себя здесь если не как рыба в воде, то как выдра в той же самой воде — хоть и чужая стихия, а пропитанием может обеспечить.
Сначала он попробовал продать пистолет, не свой, естественно, а Цыпфа. Но это была вещь дорогая, редкая, на нее копили средства годами, как раньше на автомобиль, и подходящего клиента не нашлось. Вымогательство тоже не гарантировало успех — торгаши кучковались землячествами и против любого любителя легкой наживы были готовы стоять насмерть, как стадо африканских буйволов против львиного прайда. Попрошайничество отвергалось в принципе, проституция — он исподтишка покосился на Лилечку — тоже. Оставалась азартная игра, предприятие, в котором люди расстаются со своими деньгами хоть и с неохотой, но добровольно.
