– Дедушка Тунгир, а ты не замечал в следующие дни плывущей по воде нефти?
– Нет, Иткар, в первый день глаза видели маленько нефть. А потом нет. Вода нынче сильно большая, высоко поднялась. Весна любит много воды – все прячет от людей. Рыбу дохлую находил – прибивало к берегу. Собака моя не ела такую рыбу. Вороны мало-мало клевали, но тоже лениво и плохо пошто-то. Большая рыба к берегу прибита была. Слизь под жабрами лежала черной лягушиной икрой. Собаке варил больших щук, язей – не ела собака. Керосином, наверное, пахла рыба. – Старик поставил на стол туес, открыл крышку и, зачерпнув, протянул ложку с икрой Иткару. – Щук и язей много пузатых было, икряных. Пять ведерных туесов икрой наложили, маленько солил. Зима большая – живот любит икру.
– Ха-ха, дедушка, – удивился Иткар, когда неторопливо съел несколько ложек икры, – совсем не пахнет нефтью икра! Хорошо очищена от запаха…
– В большом корыте икра маленько мокла, а сверху березовыми углями закладывал… Ты сам, Иткар, человек таежного племени Югов, пошто забыл, как люди тайги отгоняют плохой запах от рыбы, икры, мяса подпорченного. Колбу, таежный лук, толок в деревянной ступке и ложил ее на дно туеса, а уж потом тискал в туес икру подсоленную.
– Колба хороший привкус дала икре, дедушка, – похвалил Иткар старика за способ приготовления, а сам продолжал думать о том, что снова, как и пятьдесят лет назад, повторился где-то самовыброс нефти, возможно, из русла реки. И решил Иткар, что завтра надо будет ему взять у старика облас, подняться в верховье Чагвы, километров на тридцать от Сенче-Ката, и осмотреть все береговые ручьи, родники, какие встретятся на пути.
2
Откуда стало известно Иткару Князеву о том, что в районе реки Чагва произошло маленькое землетрясение? Получилось так: в верховье этой реки завозили бобров из зверопромхоза для выпуска, попросил старый хант Тунгир передать «по реке», с кем-то попутно, в Кайтёс Иткару Князеву: «Земля и вода стали маленько пьяными».
Несколько дней живет Иткар Князев во владениях Тунгира, на заимке Сенче-Кат.
– Дедушка Тунгир, а помнишь ли ты, когда и где горели в старину таежные сухие болота? – поинтересовался Иткар, когда они со стариком после осмотра места, где было пропавшее озеро, устроились вечером на ночевку в охотничьей избушке.
– Помаленьку, надо думать, – посмотрев на расстеленную на топчане карту, ответил старик. – Поньжа Небесного Камня горела. Летом огонь дурил там. Дыму много было. Для лося, оленя хорошо, когда дыма много, -гнус пугается. Дым прогонял тогда комаров, мошку далеко из урмана. Большое болото горело, как в чашке жир тюленя. Дыму шибко много было. Гнус пропал, и зверю хорошо было ходить по тайге – ест, пьет зверь много, а головой мотать, далеко кочевать оленю, лосю не надо. Бежать – жир терять – тоже не надо. Лось и олень тогда сытыми были. Медведю тоже хватало еды. Много разного зверя было, и совсем не боялись горящего сухого болота. – Сидел на топчане старик, поджав под себя ноги, слегка покачивался и смотрел куда-то сквозь запыленное стекло в маленьком окошке-прорубе, рассказывал все это задумчиво, словно не вспоминал, а видел все, о чем говорил, где-то там, за окном, в далеком кочевье прошлого.
– А зимой тоже горело торфяное болото? – спросил Иткар, когда нашел на карте поньжу Небесного Камня.
– Горело, – коротко ответил Тунгир, развязывая замшевый кисет с махоркой. Когда старик набил самодельную трубку махоркой, пояснил: – Наши чумы стояли тогда на высокой гриве. Хорошо было видно, как от сухого болота шел дым в небо, будто сам шайтан решил курить большую трубку всю зиму.
Иткар знал то выгоревшее сухое болото, о котором расспрашивал старика Тунгира. Там, по рассказам юганских аборигенов, был сильный самовыброс нефти где-то около восьмидесяти лет назад. Торф сухого болота был пропитан нефтью, как губка водой. А вторично оно загорелось, по словам Тунгира, в двадцать первом году.
– Смотри, дедушка Тунгир, вот на карте место, где мы с тобой находимся сейчас. А вот это – пропавшее озеро, черный кружок я поставил. А дальше, на запад, в пять оленьих переходов, – поньжа Небесного Камня, – разъяснил старику Иткар, но сам подумал: поймет ли старый хант, что нужно ему от него.
– Глаза видят – память следы принесет. Что надо геологу Иткару? – спросил Тунгир и, спустившись с нар, поближе подошел к Иткару, сел рядом с ним на скамейку.
– Сейчас на той гари, где было сухое болото, какой лес растет? – поинтересовался Иткар и, вынув из ножен нож, начал затачивать сломленный красный карандаш.
– Береза живет, много молодого кедра. Вместе живут береза с кедром. Сосны вовсе нет. Осины тоже. – Тунгир поднялся со скамейки, подошел к небольшой глинобитной печке, вынул из кармана обломок кедровой коры, принялся скоблить ножом мелкие стружки – куркэлу – для трубки.
– А почему именно этот лес начал расти? – спросил Иткар и в то же время внимательно наблюдал, как старик наскоблил коры, смешал с махоркой, набил трубку, прикурил от спички. Иткар знал, что курение махорки с крошкой от кедровой коры, куркэлой, избавляет старика от приступов удушливого кашля.
– Как это пошто? – переспросил старик, после того как сделал первые две затяжки из трубки и вернулся на свое место, на скамейку. – Когда кедр с березой рядом живут на старой гари, то, значит, болото совсем пропало.
– А еще где повыгорели сухие торфяные болота? – спросил Иткар, сделав отметки на карте в районе выгоревшего сухого болота Небесного Камня.
– В устье реки Лор-Игол охотился я, когда еще молодой был. Там есть озеро Турах. – Махнув рукой за плечо, старик как бы пояснил, что озеро лежит далеко, на юге Нюрольки.
– Так, нашел озеро Турах, – сказал Иткар, отметив на карте озерко, очертанием похожее на божью коровку, – по-русски – озеро Ворона.
– Так-так, хорошо большой Иткар, сын племени Югов, понимает урманы, – обрадованно поддакнул Тунгир. – Горело там шибко большое болото. Две зимы горело.
– Можно считать, два года полыхало сухое болото, – сказал Иткар и записал в блокнот: «Произвести в этом районе обследование и определить, какой мощности залегал торфяной пласт, взять на анализ перегар, золу торфа и воду».
– Зачем большой Иткар ищет дым, который давно уже съело небо? Зола и пепел всегда молчат. Дух огня приходит и всегда берет жертву, – вывел свое мудрое заключение старый Тунгир и, улыбнувшись, сказал: – Живым и мертвым всегда нужна жертва. Такой закон урмана.
– Да, дедушка Тунгир, то, что взял огонь, не вернуть. Это верно. Но мне надо знать, какую новую большую жертву готовит земля в подарок духам неба, – пояснил Иткар, когда свернул карту и уложил в полевую сумку.
– Разве большой Иткар шаман? – прищурив понимающе глаза, спросил Тунгир.
– Тут, дедушка, поневоле начнешь шаманить, ежегодно от пожаров гибнет тайга на громадных площадях. Вот послушай, что расскажу я тебе: в этих местах, под землей, на большой глубине, должно быть где-то громадное озеро нефти, а возможно, настоящее море. Сверху на эту залежь нефти давит земля, и она по трещинам поднимается на поверхность, выхлестывается в низинные болота, озера, реки…
– Так-так! Понимаю все это я! – вынув из зубов давно уже потухшую трубку, сказал Тунгир. – Вода земных озер, болот уходит в глубину, как из дырявого кына утекает. В земные трещины уходит вода… Солнце и ветер сушат торф, мох. А потом на вкусную еду приходит огонь и делает великий пир, отдает в жертву небу много жирного дыма.
– Можно сказать и так, дедушка Тунгир, – согласился Иткар с выводами старика.
– Пошто Иткар душу огня считает жадной и плохой?
– Горит тайга – великое горе. Но еще большее горе, дедушка, когда горит торф, который накапливается не одно тысячелетие. Жалко, очень жалко, когда такую великую ценность пожирает дикий огонь, – с грустью пояснил Иткар старику, а потом скинул с ног бродни рыбацкие, сел рядом с Тунгиром.
– Как будут жить наши внуки и правнуки? – задумчиво произнес Тунгир. – Тайги не будет, лесов и болот не будет, озера, реки пропадут. На юганской земле вся вода провоняет нефтью… Где наши потомки станут добывать себе мясо, рыбу и меховую одежду?
– Об этом и у меня душа болит, дедушка. Нет ничего вечного… Придет день, когда нефтяные и газовые запасы кончатся. Возможно, после этого, если не раньше, наши потомки начнут разработку торфяников. Для того чтобы получить богатый урожай хлеба, полям нужны удобрения. Самое главное удобрение у нас, в Западной Сибири, – это торф. Сгоревшие торфяники – это украденные у наших внуков и правнуков миллиарды тонн хлеба. Ох и будут же потомки проклинать наши кости в могилах за такую бесхозяйственность… – сказал Иткар, взял кисет у Тунгира, набил свою трубку махоркой и прикурил от спички.
– Ха, у Иткара умная голова, в большой жизни много учился ты! – начал говорить задумчиво Тунгир. – Шибко плохо, конечно, если великие урманы сожрет земной пожар и отдаст в жертву небу. – Рассудив так, Тунгир спустил ноги с нар, подумал о чем-то, потом направился к печке, склонился около березовых дров, начал готовить ножом лучинки для растопки.
