Ознакомительная версия.
И все же – лишнее доказательство того, насколько обманчива память, – обратная дорога заняла существенно больше времени, потому что в предгорьях Иван Иванович почуял близость тигра, которые в те края забредают очень редко, и мы были вынуждены обойти ущелье, через которое лежал самый короткий путь.
К железнодорожной станции мы вернулись ровно через три недели после того, как наш маленький караван ее покинул.
Всё было хорошо. До истечения назначенного срока оставалось достаточно времени.
Правда, мы опоздали к поезду, и пришлось взять билет на следующий день, но мне было, чем заняться. В местном отделении «Русско-азиатского банка» я продала один самородок, самый маленький.
– Какой красавец! – сказал мне оценщик. – Целых десять граммов, такое не часто увидишь. Могу предложить сто юаней.
Наверняка в Харбине дали бы больше, но я все равно была очень довольна: самородное золото Мохэ ценилось дороже, чем я полагала.
В гостиничном номере на безмене я отвесила двадцать килограммов из первого мешка и сложила их в саквояж, купленный в пристанционном магазине. На выкуп этого хватит. Остальное золото еле поместилось в четыре больших чемодана, приобретенных там же. Это была доля Ивана Ивановича.
С Бао мы распрощались, если это можно назвать прощанием. Расчувствовавшись и даже прослезившись (у меня в тот день вообще глаза были на мокром месте), я обняла его и даже поцеловала, но проводник отвернул лицо и вытер щеку рукавом, а смотрел при этом только на мулов, которые отныне стали его собственностью. Достались ему и сапоги, котелки, остатки провизии, инструменты. Вероятно, Бао чувствовал себя богачом.
Вот он вперевалку уходит по улице, тянет за собою Ушастого, к Ушастому привязан Гомер, сзади плетется Бурлак, который, кажется, даже не заметил, что его ноша стала на двести килограммов легче. Оборачивается только Гомер, мотает башкой и негромко ржет. Я машу ему рукой, но мул слеп.
От Якеши до Харбина семьсот километров. Поезд шел, кажется, часов двенадцать. Купе первого класса были все заняты, и мы ехали в четырехместном, с двумя молчаливыми железнодорожниками. Мы тоже молчали. Это была моя последняя возможность поговорить с Иваном Ивановичем, а я ею не воспользовалась. Мои мысли витали далеко, я вся была, так сказать, во власти вожделений и наваждений.
Когда наши соседи вышли покурить, Иван Иванович сказал, чтобы я не беспокоилась: переговоры со Словом он берет на себя. Я коротко поблагодарила, чтобы не тратить время на ненужные споры.
И всё же один важный разговор был, я это точно помню. Когда? Должно быть, в вагоне-ресторане.
Сейчас, сейчас…
На столе графин с минеральной водой, тарелка с овощами, омлет, но я не притрагиваюсь к еде, хоть и голодна. Я слушаю, как Иван Иванович рассказывает про свой «счастливый корабль».
– Мир, в котором мы живем, несовершенен, и я ничего с этим поделать не могу, потому что людям нужно пройти еще очень большой путь и преодолеть много крутых ступенек, прежде чем они окажутся наверху лестницы, оглядятся вокруг и наконец поймут, что решение всех проблем на снаружи, а внутри, и ответы на все вопросы тоже внутри, но это случится еще очень и очень нескоро, моей жизни не хватит, а мне, Маленькая Тигрица хочется пожить в покое и гармонии. – Впервые я вижу Ивана Ивановича усталым, даже странно. И в горах, и в тайге он был неутомим. – Но такого места нигде на земле нет, и эта мысль долгие годы наполняла меня печалью, пока однажды на меня не снизошло озарение: если такого места нет на земле, его можно создать на воде и, когда приближается Хаос, взять, да и уплыть в другую точку планеты. Как это говорят: всё гениальное просто, да? – Он засмеялся. – Всего-то и нужно, что много денег, а это пустяки, потому что золото у меня было припрятано и теперь оно со мной, и знаешь, что я с ним сделаю? – Я качаю головой. Мне очень интересно. – Я куплю корабль, небольшой, на десять или двенадцать кают, приглашу туда самых лучших людей, мужчин и женщин, которые тоже ищут покоя, и мы будем плавать на нашем счастливом корабле по всем океанам. Для слепого корабль – это очень удобно, потому что со временем можно весь его изучить, и потом ведь на хорошем корабле всегда идеальный порядок, все вещи остаются на одних и тех же местах, я буду чувствовать судно, как собственное тело.
– Но где вы найдете таких людей? Как подберете команду? И потом, когда люди долго находятся в тесном общении, они всегда начинают конфликтовать и ссориться.
Он доволен моими вопросами. Ему нравится на них отвечать.
– Я всё продумал, Маленькая Тигрица. Подобрать правильных спутников поможет «обослух», он никогда меня не подводил, и я позабочусь о том, чтобы «масти» моих друзей хорошо сочетались между собой, поэтому никаких ссор не будет. Что ж касается команды, то мы все будем командой, просто я позабочусь о том, чтобы в число моих спутников попали хороший навигатор, хороший механик и хороший врач, а матросами станут все остальные, и служба будет нам в радость. Мы будем плавать по пустым морям, будем заходить в гавани, чтобы уйти от бури или просто посмотреть на других людей, будем разговаривать, будем заботиться друг о друге и каждый станет заниматься тем, что любит, и никто никогда не будет одинок – если только сам не пожелает уединиться. А тебя я не забуду, я буду диктовать тебе письма, и ты мне обязательно отвечай, я хочу знать, как ты растешь, и если когда-нибудь ты захочешь к нам присоединиться одна или с тем, кого ты любишь, мы все будем тебе рады, и твоим детям тоже. У нас на корабле детям будет очень хорошо: потому что вокруг море с его хаосом, а внутри уют и гармония, и лучше этого сочетания ничего нет и быть не может.
Я улыбаюсь, мне нравится эта сказка, хоть она, конечно, из области фантастического.
– Кораблю нужно топливо, нужен ремонт, нужно платить за стоянку в порту, покупать продукты, да мало ли? На какие деньги вы будете существовать? Но у Ивана Ивановича и на это есть ответ:
– У меня много золота, Маленькая Тигрица, а корабль, как я уже сказал, будет не очень большой, поэтому половину денег я положу в банк, и деньги станут приносить проценты, так что нам не придется тревожиться о средствах. О, я очень хорошо всё продумал и подготовил, и теперь мой план осуществится очень быстро. Сначала я найду человека, который хорошо разбирается в кораблях, и мы поедем с ним в Шанхай, где можно купить или заказать любое судно, и пока его подбирают или строят, я стану ходить по разным местам, где собираются люди и обослушиваться…
Речь льется и льется, ее звук утешителен, но я перестаю слушать. «Завтра, завтра!», – думаю я.
Затон – последняя станция перед Харбинским вокзалом, не пассажирская, а сортировочная, поэтому поезд стоит целых пять минут, хотя никто кроме меня здесь не выходит.
Когда состав начал замедлять ход – это произошло, наверное, секунд тридцать назад, – я наклоняюсь к самому уху Ивана Ивановича.
– Здесь я выйду. Спасибо. Вы самый лучший человек на свете.
Он дернулся.
– Выходишь? Зачем? Этого не нужно! Нельзя! Я чувствую опасность!
Соседи уставились на нас, мы выходим в коридор.
Стоим друг напротив друга, скрежещут колеса, за окном выплывает перрон, наползают красно-серые корпуса депо, складов, мастерских. Лицо Ивана Ивановича встревожено, он шарит рукой в воздухе, хочет меня удержать, но я делаю шаг назад. У меня нет времени на препирательства. Сейчас мне понадобятся все мои силы без остатка, вся воля, вся выдержка.
– Не беспокойтесь, – говорю я. – Вечером я к вам приду.
Немного кружится голова, и сердце бьется быстрей обычного. В остальном я удивительно спокойна.
Вагон встал. Меня качнуло.
Возвращаюсь в купе, беру из-под сиденья тяжеленный саквояж, вежливо прощаюсь с попутчиками.
Иван Иванович загораживает выход.
– Если ты выходишь, я с тобой. Мы должны быть вместе!
Согнувшись, я ловко проскальзываю под его рукой.
– Тигрица отправляется на охоту, – шепчу я. – До вечера.
Из Якеши я отправила телеграмму: «Груз получен, жду подтверждения договоренности и инструкций. Сандра». Через час, как и в тот раз, пришел ответ: «Вас встретят в Затоне. Никаких отклонений от маршрута и посторонних контактов. При нарушении сделка отменяется с штрафными санкциями. Чао Фэн». Судя по тексту, в шайке должен быть кто-то русский или в совершенстве владеющий русским языком. Скорее всего человек Лаецкого, если не он сам. Но Лаецкий – это потом. Сначала нужно освободить Давида.
(Почему я ничего не сказала Ивану Ивановичу? Это было решено сразу, безо всяких колебаний. Сандра наврала себе, что не желает подвергать слепого старика опасности, он и так слишком много для нее сделал. На самом деле – это мне совершенно ясно – причина в другом: Сандра хотела, чтобы Давида спасла только она, она одна.)
Стою на пустой платформе. Поезд трогается.
– Так мы договорились?
Ознакомительная версия.
