Такое происходит в городе Тюмени примерно каждый второй из Первых маев.
И имено такое наблюдается 1 мая 1986-го года.
Последствия этого: любители буйных безобразий, объединенные в группу «Инструкция по Выживанию», уныло и вяло слоняются по квартире Неумоева Р., пытаясь придумать, чем же бы им заняться, не имея денег, чтобы выпить. Тут прибегает, весь пребывая в состоянии ярко выраженного ужаса Мандрика Ю.Л.
Одна из самых центральных в городе Тюмени. Начинается от ул. Республики и идет перпендикулярно ей наверх, к железнодорожному вокзалу, в который и упирается через три (возможно, четыре — уже не помню) троллейбусные остановки. А также. Впрочем, и от Республики вниз, к реке Туре — но по этой нижней части Первомайской городской транспорт не ходит. Поэтому она обычно выпадает из памяти. Из того, что значительного расположено на ней, можно упомянуть:
— Горисполкома здание четырехэтажной высоты и большой величины; построено примерно в 1988-м году
— Центральный гастроном, весьма большой:
— Цирк
— Драматический театр
— Блинная на углу с улицей Ленина, в которой немало событий происходило в конце 1981-го года;
— Магазин «Детский мир» на пересечении с Республикой;
— Кафе «Спутник» на второй стороне этого пересечения;
— Гостиница «Заря» дальше вниз с одноименным рестораном в ней, затем, в связи с антиалкогольной борьбой, преобразованным в пельменную, а сейчас, наверное, вернувшим себе имя и достоинство ресторана;
и проч.
Кроме того, центральная часть Первомайской улицы, та, что между улицами Республики и Ленина представляет собой что-то вроде очень короткого, в половину длины стандартного троллейбусного перегона меж остановками, но все же примерно бульвара, при этом единственного в Тюмени: там есть деревья в числе около шести, а под ними — скамейки.
Ибо нигде более во всем городе Тюмени сидячих мест не имеется. Ибо в Тюмени слова поэта о том, что
и даже улица является не улицей,
а лишь не более, чем транспортной артерией
являются особо верными в любое время года. — 7 февраля 1997, пятница, 19:38
Первый фестиваль альтернативной и леворадикальной музыки
Имел место в июне 1988-го года в ДК «Нефтяник», и проходил несколько дней и явился достаточно важным явлением в развитии тюменской культурно-интеллектуальной жизни. Организатором была Салаватова Г. — именно она на картинке в заголовке, открывающая его — при поддержке какого-то из райкомов комсомола, участвовали:
«Гражданская оборона» (одно из первых её более-менее легальных выступлений);
Янка и «Великие Октябри» (вообще первое выступление Янки на сцене, да еще и в электрическом сопровождении);
«Инструкция по Выживанию»,
«Культурная Революция»,
«Пифайф»,
«Крюк» (все — Тюмень),
Ник Рок-н-Ролл (СССР),
«БОМЖ»,
«Путти» (оба — Новосибирск),
Букашкин и «Картинники» (Свердловск),
«Тина» (Казань).
Но главным в нём была не музыкальная его сторона. Главным был получившийся у него — по единодушным отзывам очевидцев — характер некоего из ряда вон выходящего и небывалого События, коллективное переживание которое охватило всех, там присутствовавших, как точно если бы они —, и продолжалось в течение его самоего, и потом чуть ли не всего лета 1988.
Короче, для Тюмени — и вообще для всего сибирского панк-рока — он имел эффект примерно такой же, как для Америки конца 1960-х — Вудсток.
Вот свидетельство об этом А.Михайлова, свидетельство, показательность которого представляется считать тем более убедительным, что до своего попадания на фестиваль А.Михайлов представлял собой личность, рок-музыке — а уж тем более панк-року, а уж тем более, советскому панк-року — не только чуждой, но и прямо враждебной, трактуя ее исключительно как орудие, созданное мировым еврейством, для окончательного погубления русской духовности; причем трактуя ее не просто в своей собственной голове, а внедряя такой образ миропонимания в головы работников КГБ, активистов «патриотического» общества «Отечество» (см.), гуру которого А.Михайлов в это время являлся.
Итак, вот его показания.
«Когда летом 1988-го Миша Федосеенков (см.), поэт-патриот, позвал меня посетить «леворадикальный и альтернативный» фестиваль, я отказался, — сообщает А.Михайлов. — Я примерно представлял, что там будет происходить, и переться в такую даль, чтобы посмотреть на очередной сионистский шабаш — благодарю покорно. И первый его день — пропустил. А на второй день так случилось, что я по делам оказался в районе ДК «Нефтяник», и — дай, думаю, все-таки зайду.
По удостоверению «Тюменского комсомольца» (пугающая была ксива по тем временам) проникаю вовнутрь и в зале сразу же натыкаюсь на Вовыча Богомякова. Он имеет бледный вид, но глаза его светятся счастием, и блаженная улыбка блуждает между небритыми его щеками. Он тепло обнимает меня.
— Алексей! — кричит он сквозь музыкальный грохот и плавным жестом обводит публику, — Алексей, это пиздец!
Я поднимаю глаза на сцену и впервые вижу и слышу Егора Летова. Через несколько минут я соглашаюсь с Вовычем. Он прав. Это он, тот самый северный пушной песец. В тот же день меня перезнакомили практически со всеми основными персонажами этой вот Немировской энциклопедии, и — началось.
Больше всего поражала писхосфера, наличествующая все жни фестиваля, и еще чуть не полгода после него — всеобщее пронзительное переживание некоего События, теперь и здесь творящегося. О, это было специальное время, тот самый миг, когда смертельно раненый совок уже затих, а новорожденный капитализм еще не шлепнули по заднице — дни социальной тишины, междумирье. Государство бросило поводья, и на авансцену поднялся Егор Летов в полнехонек росточек, — так трактует А.Михайлов состояние мира и умов конца 1980-х.
Описываемое событие, — завершает он свое сообщение, — Как раз и поставило точку в истории русского рока. И теперь он мертв. А Гребенщиков — уже нет.»
Кроме того, А.Михайлов делится и воспоминаниями о впечатлениями, произведенном на него каждой из групп, участвовавших в фестивале, и они таковы: не все ему понравилось — например, не понравились казанские «Тина», всесоюзный Ник Рок-н-Ролл, и местный тюменский «Пифайф». От «Инструкции» у него вообще никаких впечатлений в памяти не осталось, и любителем творчества Р.Неумоева он стал только лет через пять. А привели А.Михайлов в восторг, кроме «Гражданской Обороны», еще также Янка, и жизнерадостные «Путти» и Артурка Струков с «Культурной Революцией», который общим мнением был признан главным героем фестиваля.
Таков был Первый фестиваль леворадикальной и альтернативной музыки в городе Тюмени в изложении Алексея Михайлова.
Последствия же его в изложении меня, автора этих строк Мирослава Немирова, были таковыми:
а) А. Михайлов убедился, что рок-музыка не есть вся сплошь орудие сионизма, а и в ней кипит борьба между еврейским губительным и арийским живительным началами;
б) А.Михайлов, и В.Богомяков, и еще — Андрей Гофлин (см.) примыкают к формирующейся тюменской богеме, тогда организовывающейся вокруг всяческой рок-музыки, оказав на эту богему чрезвычайно большое влияние путем приобщения ее к эзотеричеким тайнам, и ко всякой экстрасенсорике, а также к идее, что русские — высшая раса (и еще — индусы), а все зло — от евреев и американцев (что вообще говоря, одно и то же, ибо США есть самое главное и послушное из орудий в руках мировой иудомасонской закулисы.
Что же касается наименования «Первый», то обычно к нему прилагается дополнение «и последний» — но это не верно. Ибо осенью 1989-го был еще и Второй, организованный Д.Поповым (см) и проходивший в ДК Железнодорожников. Но он имел такой сокрушительный неуспех, что мало кто о нем даже и вспоминает.
Еще нужно бы сообщить и о том, что в те времена слово «леворадикальный» имел значительно иное содержание, нежели теперь — но об этом в следующий раз: явления, имеющие название, начинающиеся на букву П, которые я описывал последние две недели, меня уже изрядно утомили, пора уже и —.
4 февраля 1997, вторник, 6:32.
В 1989-м году будучи директором студклуба, позволил мне сделать в его помещении выставку своих картиночек с комментариями к ним.
Советская писательница. Начинает считаться сильно крутой с начала 1980-х, а может быть — и раньше. Пишет рассказы и прочие произведения, о том, как уныла и беспросветна наша жизнь, и какие мы сами вялые, дряблые, мелкие, ничтожные людишки.
С кого они портреты пишут? —
изумлялся автор этих строк, читаючи эти, усиленно расхваливаемые всяческой критикой, сочинения,
