Николя проследил за его взглядом и увидел на быстро темнеющей воде один из круизных теплоходов.
– Что там?
– «Сагамор». Он подошел слишком близко. Посмотрите.
И действительно, корабль был гораздо ближе к берегу, чем в пятницу вечером. Можно было различить большие черные буквы на корпусе. До берега долетал шум двигателя и мешанина звуков музыки и сотен человеческих голосов.
– Вы хотите сказать, что это «поклон»?
Джанкарло кивнул:
– Да, только он почему-то не дал тройного туманного гудка. И он никогда не подходил к берегу так близко.
Николя пожал плечами:
– Может, на борту какие-нибудь новые развлечения?
– Может быть.
Гигантский корабль словно застыл на воде. Он остановился возле того прибрежного рифа, где только сегодня утром они плавали с Дагмар Хунольд, и сиял всеми огнями, как огромный дом.
– Эй, что он делает? – удивился Джанкарло. – Я весь сезон вижу это судно дважды в неделю, но оно никогда не подходило так опасно близко.
Официанты сновали между столиками, разнося маленькие палочки с нанизанными на них жареными омарами, scampi fritti. Шансонье запел «Ti amo» для любителей медленных танцев. Корделия и Джорджо, не замечая никого вокруг, с наслаждением целовались.
Перед Николя вдруг вырос неизвестно откуда взявшийся господин средних лет, в смокинге, довольно бандитского вида.
– Это вы писатель? – спросил он, раскуривая сигару.
Голос у него был противный и резкий.
Колечко сигарного дыма доплыло до Николя, вызвав воспоминание об отце.
– Да, это я, – ответил он.
Незнакомец еще раз затянулся.
– Моя жена совсем на вас помешалась, – произнес он без всякого выражения.
И удалился.
Николя уселся возле бара, держа в руке бокал. Подумать только, ему, Николя Кольту, не с кем провести вечер. Он даже рассмеялся. Отец бы закатил глаза, скорчил гримасу и произнес: «Ох уж эти женщины!» Облокотившись на стойку бара, Николя огляделся. К этому времени уже взошла луна и каждая деталь праздника стала видна как на ладони. Яснее слышался гомон голосов, фейерверком вспыхивали вечерние туалеты от знаменитых кутюрье и умопомрачительные драгоценности; пламя свечей и завитки сигарного дыма плавно раскачивались в такт музыке, растворяясь в мягком тепле летнего вечера.
К нему, пошатываясь, направлялась какая-то девушка с длинными каштановыми волосами.
– Вот ты где, писатель, – заплетающимся языком пробормотала она.
Она была либо сильно пьяна, либо под кайфом, а может, и то и другое. Слишком короткое дымчато-черное платье из шелка и газа обнажало кривоватые коленки, на пальце сверкал бриллиант величиной с виноградную косточку. Ее бокал опасно накренился в сторону Джанкарло.
– Налейте мне еще, – приказала она. – Водки. Впрочем, все равно, наливайте что хотите.
И она громко и визгливо расхохоталась.
– Ты один? – обратилась она к Николя, метнув на него взгляд неестественно фиолетовых глаз.
Девушка не была красавицей: нос с горбинкой, рот чуть набок, но в ней присутствовал определенный шарм.
– Как видишь.
Она прижалась к нему:
– Что, правда? У тебя нет подружки? У такого парня, как ты?
Он делано улыбнулся:
– Была подружка.
Он еле удержался, чтобы не добавить: «А теперь еще и ребенок».
– Я тоже одна. И это так противно…
Она вдруг завыла.
– Ты подруга Корнелии?
– Корделии, – поправила она, безуспешно пытаясь взгромоздиться на высокий табурет.
Ему пришлось ей помочь.
– Увы. Я ее старшая сестра. И меня никто замуж не берет.
– И тебя зовут…
– Лилиана. Но ты зови меня Лили. А ты как сюда попал?
– Меня пригласил доктор Геза.
– Старый сноб, терпеть его не могу.
– Лили, он рядом с нами.
– Ну и что? Наплевать.
Она облизала губы и заморгала глазами.
– Ты вставишь меня в следующую книгу?
– А надо?
– Грубиян! Ну пожалуйста. Я заплачу´.
– Ты лучше скажи, зачем тебе это.
– Как это – зачем? Я старшая дочь, старая дева, на меня никто не смотрит после рождения Корделии. Я же так, девка, алкашка. Вырезаю трубки для папочкиных друзей, которые разъезжают на «мазерати» и «феррари». Я делаю отменные трубки, знаешь?
– Не сомневаюсь, – отозвался Николя.
Ему стало смешно.
Они с Джанкарло перемигнулись.
– Хочешь, тебе тоже сделаю? – еле ворочая языком, предложила Лили.
– Нет, Лили, не сейчас. Расскажи-ка лучше, почему ты хочешь попасть в книгу.
Она порылась в сумочке, достала сигарету, закурила и протянула пачку ему.
– А ты не куришь?
– Нет. Зато много пью. Ну, расскажи.
– Ты должен вставить меня в книгу, потому что я безнадежная. Живу одна в классной квартире в Риме, на пьяцца Навона. У меня столько денег, что я не знаю, что с ними делать. У меня уже много лет нет настоящего парня, зато я с четырнадцати лет постоянно сплю с кем попало. У меня диплом юриста, до которого никому нет дела. К тому же я гораздо умнее сестры, но не обладаю ее красотой, в общем… пф-ф-ф! – ни кожи ни рожи… Зато такие безнадежные персонажи всегда самые интересные, верно? Ты же знаешь, ты писатель. Посмотри на Анну Каренину или мадам Бовари. Ну, скажем так, я пока не дошла до самоубийства, вся эта мерзость меня пугает. Но вот сегодня, к примеру, я нахожусь в такой депрессии, что вполне могу отколоть что-нибудь этакое, непристойное и смешное, только чтобы испортить сестричке праздник. Гляди, родители с меня глаз не спускают. Вон тот высокий старик в смокинге и в очках, а с ним морщинистая дама в зеленом платье, вся в бриллиантах. Мои родители. Полюбуйся на них. Они помрут со страху, если в их отлаженном мире что-нибудь пойдет не так. А вон там родители моего нового зятя. Самых что ни на есть королевских кровей. Голубая кровь! Шикарная дама в синем, с потешной тиарой на голове, и толстяк с седыми усами. Сегодня тут собрались сливки из сливок римского общества: банкиры, роскошные шлюхи, сынки и дочки аристократов, все с громкими титулами, стилисты и творческие личности, политики, хозяева мира, которые передвигаются не иначе как на личных самолетах и которым ежедневно меняют постельное белье с фамильным гербом.
– А что ты собираешься сделать, чтобы испортить им праздник, Лили?
– Я уже изрядно набралась, но парочка идей у меня в запасе есть. Могу прыгнуть голышом в бассейн, поджечь чье-нибудь платье от-кутюр или расколошматить буфет. Могу позвонить на ресепшен и сказать, что в отеле заложена бомба.
Вдруг все вздрогнули. С моря, от «Сагамора», стоявшего по-прежнему без движения, послышался грохот, и в небо взмыли ракеты, распускаясь, как огромные белые одуванчики на длинных стеблях.
– Должно быть, пассажиры на борту знают, что здесь наши новобрачные, – сухо прокомментировал Джанкарло. – Корабль уже битый час стоит, не двигаясь с места. Они что, надеются, что их пригласят на вечеринку?
Гости захлопали в ладоши и встретили салют радостными криками. Корабль ответил новыми вспышками залпов.
Раздался восторженный женский голос:
– Какая чудесная мысль – устроить салют! Как это мило с их стороны!
Николя заметил, что доктор Геза удивленно вглядывается в море. В полутьме можно было разглядеть, что с берега к «Сагамору» мчатся катера. Геза быстрым шагом подошел к бару и попросил у Джанкарло телефон. Он что-то отрывисто заговорил по-итальянски, но Николя ничего не понял. Сжав губы, Геза рубил воздух свободной рукой вверх-вниз, лицо его напряженно застыло. Потом он отсоединился и отвернулся с оскорбленным видом. Лили перевела:
– Этот старый надутый псих спрашивал, что они там, на корабле, творят, эти хреновы моряки? Как они узнали, что у нас вечеринка? У «Сагамора» нет разрешения высаживать пассажиров сегодня вечером. Пусть они скажут своим людям на катерах, чтобы поворачивали обратно. Вот что он сказал.
В этот момент включили звуковую аппаратуру. Новобрачные, с непринужденностью лунатиков, отплясывали на дорожке под «Танцующую королеву» в исполнении «АББА». К ним присоединились другие пары, важно, с приклеенными улыбками выделывая шаги и повороты.
– Ненавижу, когда танцуют мои родители, – простонала Лили. – Это почти так же ужасно, как если бы они принялись целоваться. Наверное, им уже лет сто это не приходило в голову.
– Я непременно вставлю тебя в книгу, – сказал Николя. – Ты просто прелесть.
– Я знала, что мне удастся тебя расколоть. Слушай, а писатели, случаем, не вампиры? Ведь вы нас используете, вот что я хочу сказать. Ну, всех, кто попадается вам в жизни. Вы высасываете нашу кровь, так?
– В какой-то мере, – неохотно признал он. – Только это не так-то просто.
– А мне бы хотелось быть знаменитой писательницей. Я бы писала про то, как я скандалила со своими бывшими, и в моем романе римский папа в книге отлучил бы меня от церкви. Фанаты обожали бы меня и выстраивались в очередь на пьяцца Навона, чтобы только увидеть, как я голая выхожу на террасу выкурить косячок. И родители бы мне слова не смели сказать. Вот было бы здорово!.. А ты пишешь новую книгу? Или ты не любишь, когда задают вопросы?