— Я поделился своими замыслами с Джеком Ваартом, и он полностью меня поддержал, так же как и Дуглас, альбионский швейцар — вон он стоит, — у которого любовь к печатному делу вошла в плоть и кровь. хотя он был здесь всего-навсего подсобным рабочим. Потом, очень, разумеется, осторожно, мы рассказали другим — тем, кто предпочел сокращению стекляшку на Грейвчерч-стрит. Но никто нашими планами не заинтересовался: людей больше устраивало отсиживаться за конторскими столами или дремать по углам с метлой в руках, дожидаясь пенсии, — некоторые из них были когда-то первоклассными мастерами-печатниками, но разленились и постепенно приохотились к безделью. Возможно, если б они узнали, что «Уофдейл», целый и невредимый, стоит в пустой типографии, им снова захотелось бы работать, да опасно было открывать этим перерожденцам всю правду. Тогда мы стали отыскивать старых служащих, которым надоело бездельничать, и туманно намекали им, что хотим организовать маленькую типографию. Мистер Копланд присоединился к нам первый.
— А я, понимаете ли, как раз поступил на вечерние курсы печатного дела, — с пылкостью новообращенного принялся объяснять Грайсу Копланд, — просто чтобы чем-нибудь развеять скуку, начал учиться три вечера в неделю рабочей профессии. Я был сыт по горло бездельем, а вышло, что мое хобби обернулось возможностью честно зарабатывать себе на жизнь.
— Мы все были сыты по горло, — вставила миссис Рашман. — Когда мне намекнули про типографию, я сразу сказала, что готова на любую работу — хоть печатать, хоть сортиры чистить, — лишь бы сбежать из «Альбиона».
И тут, словно бывшие алкоголики на собрании общества трезвости, все стали наперебой рассказывать Грайсу, как они тут оказались. Мистер Кули со Склада снабжения всю жизнь мечтал делать что-нибудь собственными руками, а здесь, кроме всего прочего, нашел еще и невесту. Глядя на него, Грайс подумал, что он готов целовать полу рабочего халата у Ферьера. Хакима завербовали в типографию, когда он решил посоветоваться с Ваартом, сколько нужно денег на печатный станок — он надеялся основать собственное дело. Три одноруких швейцара по-прежнему молча колдовали над электрическими кабелями в траншее, но Грайсу сказали, что Дуглас завербовал Тельминого дядю и подменного швейцара, дежурившего вместо больных и отпускников, — они оба считали «Альбион» раем для жуликоватых бездельников. Братья Пенни выбрали типографию наобум: им поначалу было все равно, куда прятаться от безделья — в Сент-Джуд, к любителям, или сюда.
— И правильно выбрали, — похвалил их Ферьер. — У этих горе-сыщиков вы бы уже через пару дней взвыли от скуки.
— Бездельники, — определил Ваарт и сделал вид, что плюнул на пол.
— Так зачем же вы-то к ним ходите? — резонно ввернул Грайс.
— А чтоб доглядывать, — отозвался Ваарт. — Надо ж нам знать, чего они там удумают. Вот я для всеобщей пользы на их вшивых собраниях, стало'ть, и сижу.
И только Тельма пока что не высказалась. Она слушала всех с глуповатой улыбкой, словно здесь рассказывали анекдоты. Посмотрев на нее, Грайс даже не сразу сообразил, что она все время тут и стояла. Копланд перехватил его взгляд и сказал:
— А Тельму мы спасли от Британского дракона, он уже примерялся ее сожрать. Верно, Тельма?
Та захихикала, расцветившись как ярко-красная клубничина.
— Если станет известно, что она водила вас к секретному конференц-залу, у нее могут быть серьезные неприятности, — пояснил Ферьер, первый раз показав, что он знает, кто такой Грайс. — И мы решили, что ей лучше не появляться в «Альбионе». К счастью, вас накрыл наш друг Дуглас, и он, конечно, не доложил начальству про ваш поход. Но вы-то, наверно, рассказали любителям о своих открытиях?
— Рассказал, и сегодня у них экстренное собрание.
— Надо их послушать, — обращаясь к Ваарту, бросил Ферьер, и тот понимающе кивнул. — Пустая болтовня, похоже, кончается.
Для человека, уволившегося из «Альбиона» полтора года назад, он превосходно знал тамошнюю обстановку. Грайсу и самому казалось, что время болтовни миновало.
— А что теперь, по-вашему, должно случиться? — спросил он.
— Трудно сказать. Я примерно представляю себе, как «Альбион» мог бы расправиться с Тельмой. Однажды парнишка-рассыльный из Отдела внутренней почты узнал про наш трест кое-что очень важное. Он ухитрился стянуть несколько писем, и среди них — некий секретный правительственный циркуляр… попавший потом в мои руки, скажем так. Рассыльного арестовали и собирались отдать под суд, но он оказался несовершеннолетним, и его упекли в школу тюремного типа для подростков с психическими аномалиями, где он содержится еще и сейчас. А я сослался на сердечный приступ и поспешно исчез. Вы можете посчитать меня не в меру впечатлительным, мистер Грайс, но ради сохранения своих тайн они готовы на все!
— Так значит, ходить сюда, насколько я понимаю, чертовски опасно, мистер Ферьер? — спросил Грайс. Ему теперь было совершенно ясно, что Тельма-таки втравила их обоих в скверную историю, хотя сама она, судя по ее идиотской улыбке, этого до сих пор не уразумела.
— Едва ли, мистер Грайс. Взгляните на дело с их точки зрения. Мы ведь не пытаемся спутать им карты, не ведем никаких расследований. Альбионская труппа играет с огнем, а мы в нашей типографии ничем, я думаю, не рискуем, потому что занимаемся только своими собственными делами.
— Вот куда нас жизнь-то загнала, — опять сказал Ваарт. Этой фразой он, видимо, всегда теперь определял их нынешнее положение.
Грайс восхищенно оглядел своих коллег, у которых, впрочем, не было никаких надежд остаться его коллегами и в будущем, потому что за наглое самоуправство их вышвырнут, конечно, из «Альбиона». Вот ведь нервы у людей — творят уголовщину, а ведут себя словно беззаботные курортники, решившие послушать музыку в приморском курзале. Ему вспомнился фильм «Банда из Лавендер-Хилла». Ферьера, пожалуй, мог бы сыграть сэр Алек Гинес, превосходно умевший перевоплощаться.
— Но ведь факт остается фактом — вы захватили типографию, которая вам вовсе не принадлежит.
— Ну и что? — беспечно сказал Ферьер. — Она же была никому не нужна. Мы просто подремонтировали за несколько месяцев брошенное на произвол судьбы оборудование, починили крышу, подключились к электросети (незачем вдаваться в подробности, как мы это сделали), а запасов бумаги у нас хватит на целый год. Мы занимаемся делом, мистер Грайс, вот и все.
Да, бумаги им хватит надолго, подумал Грайс. Причем вряд ли они нашли ее в типографии — она не казалась отсыревшей или, к примеру, запылившейся, а была совершенно новой, — и, чтоб купить такую уймищу бумаги, им наверно пришлось выложить кругленькую еумму.
Он заметил, что братья Пенни застенчиво ухмыляются, просительно посматривая на Копланда. Если им хотелось, чтобы он заговорил о них, они своего добились.
— Наша бригада 2 — Пенни — 2 просветит вас, если вам это интересно, как мы запаслись бумагой, — по-отечески глянув на них, сказал Копланд.
И братья Пенни с хихиканьем поведали ему удивительную историю, надеясь потрясти его до глубины души. Складывая их раздробленные фразы воедино, он понял, что заполучить бумагу им удалось благодаря пресловутому процессу изъятия и что его, Грайса, пожалуй, могут назвать их соучастником, поскольку он теперь тоже ведал заменой устаревших документов. А на самом-то деле братцам помогал Ваарт, который должен был следить, чтобы вовремя пополнялись запасы канцпринадлежностей, и жених миссис Рашман со Склада снабжения. Да и сам процесс изъятия искусно изобрели именно братья Пенни, чтобы снабдить типографию всем необходимым.
Сначала они затребовали через Ваарта огромное количество канцпринадлежностей и распределили их по нескольким отделам, причем на случай неожиданной проверки документы у них были в полном порядке. Потом разослали уведомления, что бумага определенных сортов и некоторые бланки считаются устаревшими — бланки они включили в процесс изъятия, чтобы кто-нибудь не заподозрил жульничества, — и затребовали все это обратно. А потом сотни кип самой лучшей бумаги (якобы предназначенной для нужд Ремонтно-планировочного отдела), тысячи разнообразных конвертов, незаполненных счетов, ценников и торговых этикеток были переправлены в типографию. Руководил отправкой мистер Кули, и если б его спросили, куда вывозится вся эта бумага, он ответил бы, предъявив при необходимости соответствующие документы, что ее по ошибке замаркировали как секретную, и теперь она подлежит уничтожению; а грузилась бумага в автофургон без опознавательных знаков.
— Короче, блестящая операция, — заключил Чарльз.
— Хотя себя и не принято хвалить, — скромно добавил Хью.
— Отправлено — и концов не найдешь, — подытожил Чарльз, решив оставить за собой последнее слово.
