Часть ТРЕТЬЯ
Странствующая душа
Ищущий себя ничего не находит.
Гете
Правая нога до упора выжимает педаль газа, стрелка спидометра зашкаливает за трехзначную цифру — я настроен решительно и через сорок минут свободного полета оставляю Мейсон-Сити за кормой. Оправдать такую гонку было трудно, особенно учитывая мое никакое состояние, но дело обстояло так: либо я мчался, отваливая куда подальше, либо мои взвинченные до предела нервы грызли портовые крысы. Однако несмотря ни на что я держался — как старая беззубая гончая, которая вцепилась в медведя и не разжимает челюстей, даже оторвавшись от земли и повиснув у него на заднице. Две банки холодного пива пришлись кстати — алкоголь притупил острое беспокойство и восполнил запас жидкости в иссохших клетках. Я бы не отказался от еще двух, если бы смог открыть ящик-холодильник и не наброситься при этом на бутыль со стимуляторами — очередное препятствие собственного изобретения, от которого так и тянуло свернуться на полу калачиком и горько зарыдать. Но я держался, не поддаваясь на громкие жалобы требовавшей химического освежителя нервной системы и веря, что у меня есть шанс — пока еще призрачный, однако набиравший вес.
Никакого плана у меня не имелось, что тоже было хорошо, поскольку меня бы не хватило на то, чтобы долгое время действовать согласно ему. Однако в приступе упрямства, ставшего уже нормой, я вспомнил, как в последнее время мне неоднократно советовали вести себя осторожно, быть внимательным к деталям, учитывать возможные варианты и вообще не забывать: удача сопутствует подготовленным. Хотя у меня было такое ощущение, что и ум, и удача превратились в пьяных обезьян, кривляющихся перед тигром. Я вздрогнул от неожиданности, увидев придорожный знак, сообщавший, что Мейсон-Сити остался позади. Решив придерживаться хотя бы основных правил, я с трудом, но обозначил основные шаги, которые следует предпринять: поесть, заправить тачку по первому разряду, прикупить бензина для переносной плитки и выяснить — как можно точнее — где именно разбился самолет. Я ненадолго задумался о себе и своих пожитках — как действовать после того, как я сожгу железного коня? — но предположил, что телефонный звонок в службу «Желтое такси» решит эту проблему. Сначала необходимо «поднести дар», а уж потом ломать голову над тем, как исчезнуть.
Первую остановку я сделал у кафе «Голубая луна»: заказал яичницу с беконом, небольшую стопку гречневых оладий и попытался кое-что разузнать. В кафе располагали всем, кроме информации, но одна официантка переговорила с другой, та спросила у повара, и уже втроем они проконсультировались с четырьмя завсегдатаями. Наконец все сошлись на том, что точное место падения самолета знает Томми Йоргенсон, которого надо искать на заправочной станции «Стэндард» в восьми кварталах от кафе, если ехать налево.
Я съел, сколько смог, оставив десятку «на чай»; стоял нешуточный мороз, и я припустил к «кадиллаку». До меня донесся голос парня с багровым лицом и в бейсболке с оленем — тот пытался развести повара на спор, что еще до темноты выпадет снег. Я повернул ключ зажигания; мне захотелось, чтобы выиграл повар. Не то чтобы я был того же мнения — в воздухе так и пахло снегом. Просто надеялся, что у меня в запасе будет хотя бы часа два — не хватало еще, чтобы «кадиллак» вилял из стороны в сторону на слякотной дороге, а потом вмазался в фонарный столб, не доехав всего несколько миль до места назначения. Я проделал слишком долгий и трудный путь, чтобы он так бесславно окончился. Едва машина разогрелась, я поехал к городу искать заправку «Стэндард», лишь немногим превышая двадцать пять миль в час, указанные на дорожным знаке.
Томми Йоргенсон меня удивил. Услышав его имя, я ожидал увидеть высокого, медлительного и задумчивого скандинава, а передо мной оказался низенький, крепко сбитый парень с черными, похожими на спиральки волосами и жгучими карими глазами, которыми он так и стрелял по сторонам, даже когда смотрел прямо на меня — словом, один из тех беспокойных, заводных людей, которые от избытка энергии готовы каждую неделю затевать в доме генеральную уборку. Пока не познакомишься с таким поближе, никак не можешь отделаться от мысли, что он тайком глотает стимуляторы. Но этим людям «колеса» без надобности. Они автономны, работают на постоянном токе, скручены в тугую пружину от природы.
Я попросил Томми залить полный бак; пока он, сунув в бак «пистолет», проверял масло и протирал стекла, я вылез из машины. Представился репортером из журнала «Лайф» и рассказал, что, мол, приехал в Де-Мойн в отпуск, навестить сестру. И уже тут мне в голову пришла замечательная идея: написать большую статью о трех музыкантах, погибших в авиакатастрофе, — как говорится, отдать дань прошлому. Вот я и решил съездить на место аварии.
Томми, вытирая щуп для замера уровня масла, метнул на меня взгляд.
— Да там и смотреть-то уже нечего.
И опустил щуп обратно в отверстие.
— Что вы имеете в виду? — продолжал я свои расспросы. — Как это нечего? Что-то же должно быть. Само место ведь не исчезнет, оно существует, оно реально; даже если его разровняли под парковку, оно все равно есть.
От холода я уже задубел.
Томми вытащил щуп и показал мне — масла оказалось почти под завязку. Я коротко кивнул — не только в знак согласия, но и чтобы хоть как-то подвигаться, разогнать застывшую в жилах кровь.
Ответ Томми прозвучал немного резковато:
— Да ясное дело — никто его и не переносил. Я имел в виду — там смотреть нечего. Обломки убрали сразу же, а само поле следующей весной распахали и засеяли.
— Так это ж совсем другое дело, — улыбнулся я.
— Все равно хотите глянуть? — Томми убрал щуп и опустил крышку капота.
— А то как же!
— Но зачем?
— Интересный вопрос…
Вот тут меня заклинило. Я подумал про себя: «Да уж, вопросец. Как же на него ответить, чтобы вышло убедительно и без всяких двусмысленностей?»
— Ну, причин тому много, все не так просто. Наверно, прежде всего затем, чтобы лично выразить свои соболезнования, так что ли. Ну и потом своего рода шкурный интерес, эта идея насчет статьи. Чего-то такого: «В начале февраля 1959-го, ночью, когда мела метель, маленький одномоторный „Бичкрафт“ покинул Мейсон-Сити и, пролетев совсем немного, разбился на кукурузном поле. Вместе с пилотом погибли и трое молодых музыкантов: Биг Боппер, Бадди Холли и Ричи Валенс. Шесть лет спустя, октябрьским днем, я стою ровно на том самом месте падения — вокруг ни единого свидетельства катастрофы. Шесть лет подряд по весне поле вспахивали и засевали, а осенью собирали урожай. Раны на земле и музыке затягиваются быстро. А вот на сердце — нет».
Я помолчал для пущего эффекта.
— Материал сыроват, конечно, но в общем и целом что-то вроде этого. Думаю, лучше всего побывать на месте — может, оно меня вдохновит.
— Ладно, нарисую вам карту, — сказал Томми.
Сладчайшая музыка для моих ушей, как раз то, что надо. Этот маленький человечек, настоящая динамо-машина, начинал мне нравиться. Может, Томми потому и фонтанировал энергией, что не тратил ее почем зря. Меня так и подмывало схватить парочку электропроводов и подключиться к нему — мозг к мозгу — для небольшой подзарядки. Моя собственная энергия в такую холодень потихоньку истекала через заржавленные клеммы.
— Я так понимаю, вам доводилось бывать на месте катастрофы?
— Ну да.
— И давно?
— Не, в последний раз года три назад, в начале зимы.
— А саму аварию видели?
— У меня отец — помощник шерифа. Я сидел дома, когда услышал вызов по рации. За день до этого у нас был выпускной, парни эти как раз и выступали. Это неподалеку от Клир-Лейк. Местные почти все собрались — нечасто к нам заглядывают музыканты такого класса. Выступали парни неплохо, но можно было и лучше. Они были какие-то помятые, совсем замученные. Я, понятное дело, нажрался — в стельку. Мы это называем «Кошачьей отверткой»: полпинты водки и столько же апельсиновой газировки. Так что когда поступил сигнал, я хоть и умирал от похмелья, все же сгонял на место — проверить, в самом ли деле разбились. Да уж, не ожидал увидеть такое. И проблевался же тогда — чуть вовсе наизнанку не вывернуло. Целый час не мог остановиться.
Мой желудок заурчал в знак солидарности. Что-то завтрак никак не утрамбовывался. Я залился пивом под завязку, и жир от бекона превратился в твердый, тяжелый кусок; если он и дальше будет опускаться, то, разогнавшись, непременно сиганет наверх. Тяжко проявлять выдержку и стискивать зубы, когда они так и стучат; настал мой черед задать вопрос:
— Но в том году вы там не раз были, так ведь?
Томми вздохнул, выпустив облачко пара.
— Ну да. Вообще-то одно время я туда наведывался не реже двух раз в месяц. Даже не знаю, почему. Ведь и смотреть-то не на что, кругом одна кукуруза. У меня в то время «форд»-купе был, 51-го года, зеленый такой, я поставил на него мотор от «тандерберда». Который с форсированным движком. Да только куда на таком поедешь? Некуда. Одно хорошо было: приедешь и сидишь себе в машине — кругом спокойно так, только ветерок кукурузу шевелит. Я частенько туда наведывался — и недалеко будет, и удобно гонять по длинной узкой полоске: туда-сюда. Ну а как сжег трансмиссию, стал бывать там все реже и реже. В последний раз — 3 февраля 62-го. Как раз годовщина. И не спрашивайте, зачем — не знаю. Даже не задумывался. Просто сел и поехал.
