- Это мило, то, что вы мне говорите, - вздохнул Ельский. - Да отчего же грустно? После первой встречи вы оглохли, перестали меня слышать, вот последствия "coupde foudre" [Удар молнии (франц.). Здесь: любовь с первого взгляда], если уж кому не везет.
Кристина искренне возмутилась.
- Я никого так охотно не слушаю, как вас, я привыкла к вам;
как вы можете говорить подобные вещи. - И спросила: - Вы разве не чувствуете, что мы с вами сжились?
Он рассмеялся ей в лицо.
- Старая супружеская пара! Только очень странно, помолвка и сразу-золотая свадьба!
Куда девалась вся середка?
Он продолжал, словно разговаривая сам с собой:
- Сжились, сжились, да, только с одной оговоркой: вместе-то мы не жили. Физически! - И махнул рукой. - Об этом я даже и не вспоминаю, но мы же вообще так мало были вместе, не жили под одной крышей, никуда не ездили вместе. Моя любовь к вамвечное хождение в гости. Бессмысленность моей вечной тоски, что ей следует сказать, надо ли ждать? Знаете, что такое мое проклятие? Благовоспитанность.
Он вовсю раскапризничался.
- Со мной к любым обстоятельствам легко привыкают. Все как-то образуется. А что это значит-привыкнуть? Остановиться.
Только строптивцы продвигаются вперед. Где они, там постоянно надо искать перемен. Ну, зачем же бог сотворил меня таким покорным.
Кристина растрогалась.
- Я знаю! Знаю, - повторила она возбужденно, - чем я вам обязана, и знаю тоже, что нехорошо отношусь к вам. То как к учителю закона божьего, то как к собачонке. Хочу с вами посчитаться. И сделать это по совести. Но это все равно что самое трудное письмо написать. Почему-то хочется отложить.
- А вы, хотя бы в самых общих чертах, знаете, что в нем напишете?
- Почти что ничего! - Но потом попыталась перечислить то, что могла. Люблю быть с вами, хорошо себя чувствую, не скучаю. Когда долго вас не вижу, начинаю тосковать. Физически! - прибавила она серьезно.
Он расхохотался.
- Ах, какой же вы ребенок! - Но по словам его чувствовалось, что он был тронут. - Физически! Вы знаете, зачем существует это выражение? Говоря о нас, вы явно слишком торопитесь его употребить.
И тем самым он остановил ее. А она чуть было не прикоснулась к нему. И уже хотела было сказать, что она чувствует в его присутствии. Он лишил ее этого слова. Она не знала другого, которое могло бы помочь ей признаться, что-ничего.
- Вы не умеете стараться, вы умеете только нервничать, - пожала она плечами.
- Если бы я хоть однажды увидел, как вы из-за меня нервничаете, я больше бы не нервничал.
- Значит, вы меня не волнуете?
Он покачал головой.
- А кто меня волнует? - вспылила она.
Незнакомые! Можно ли такую ревность выразить в словах.
Множество близких друзей Кристины Ельского не заботили, ее тоже. По тем крикам, которыми она их приветствовала, можно было судить, что она возвращает себе то, что ей в свете дороже всего. И все это люди, для которых уже назавтра у нее не было ни минуты свободной. Такая она была прозорливая! В одном с первого взгляда она не могла разобраться: кто ей безразличен.
Может оттого, что с самого начала он не выступил в роли слушателя. Ей особенно были по вкусу все приезжие, таким можно порассказать, чего душа пожелает. При виде старых знакомых, которые сегодня о Кристине знали лишь с пятого на десятое, в ней словно прорывалась плотина. Тут она впадала в такое восхищение собой, что прямо теряла способность чтонибудь замечать вокруг. Человек уходил, а Кристина так была упоена собственной болтовней, что даже не успевала как следует его рассмотреть. Только однажды Кристина сказала собеседнику, что он изменился, - это был какой-то поручик, который после того, как упал с лошади, стал глуховат. По-настоящему же, во все глаза Кристина разглядывала только тех, с которыми она не могла поговорить. То есть людей, с которыми она лично знакома не была. Ельский не раз ревновал ее именно за то, как она поедала взглядом совсем чужих ей людей. Он не знал, что только такой взгляд всегда искренен и выдает вожделение.
На него она так не смотрела! Так пусть бы и для других погас этот взгляд! Среди горьких воспоминаний Ельского была и такая картинка. Они в небольшой компании; между ним и Кристиной студент из провинции, который принимает горячее участие в споре. Кристина смотрит, и в сверкающих ее зрачках Ельский улавливает мужской профиль, словно барельеф, ее кошачьи, с густыми ресницами глаза скользят по нему. Горят. Ельский не может привлечь к себе их внимание. И до сих пор видит это лицо, как бы отпечатанное на медали. Потемневшее, стершееся в воспоминаниях. Только взгляд Кристины, брошенный на того, чужого, по-прежнему полыхает и обжигает.
- Нет у меня к вам подхода, - любовный гимн всегда походил у Ельского на плач. - Хожу вокруг да около. Вы привыкаете к тому, что я рядом. Неизменно рядом. Что мне сделать, чтобы нацелить вас на себя. Чтобы ваше, самое дорогое для меня лицо, когда вы захотите взглянуть не на меня, должно было бы отклониться от своего естественного положения?
Кристина ответила:
- Вы знаете, у меня никою нет.
- Но у меня нет вас! - восторженно воскликнул он и сложил руки. - Я, словно собака, вечно при вас, а в вас все в ожидании кою-то другою, в конце концов он появится, и роль моя будет сыграна.
- Вы всегда останетесь другом! - это должно было быть приятное слово.
Он взорвался.
- Не останусь. Меня не устраивает болтаться в вашей свите. - Злость свою он сорвал на брюках, вцепился в них на бедрах и обтянул. - Я вас хочу.
Но это был гнев, а не страсть. Он угас бы, скажи Кристина, что она согласна на помолвку. Ничто другое его не успокоило бы.
Впрочем, такая развязка казалась ей вполне возможной. Женщина скорее из сострадания выйдет замуж, чем просто отдастся.
- Знаю, что вы мне скажете, - он весь кипел. - Что у меня нет соперника. Знаю! Только я и сам не соперник. Мне надо ждать. Могу! Но лишь бы не на одном месте. Я должен чувствовать, что иду вперед. Вы ведь это понимаете! Пожалуйста, положа руку на сердце, скажите мне, я продвигаюсь?
И он застыл, напряженно ожидая, что она теперь скажет.
- Послушайте, Владек, я принимаю вас у себя в гостиной охотнее, чем кого-либо еще. - Этим ничего нового она не прибавляла, пальцы Ельского опять соскользнули по сукну брюк вниз. - Вы ведь и сами лучше других знаете, что стали своим у меня в доме. Вы хотите тотчас же удалиться, как только я пущу кого-нибудь в спальню. Успокойтесь. Никого нет даже под дверьми.
- Я! - закричал он и принялся барабанить пальцами по столику, требуя от Кристины внимания к себе. - Я! - повторил он с силой и добился тою, что глаза ее потеплели.
Ею руки, словно неоперившиеся еще птенцы, взметнулись вверх и тут же рухнули на колени. Он почувствовал в Кристине какую-то перемену. Боялся вывести ее из такого состояния. Но ему, а не ей миг этот казался сном.
Как он сегодня буен! - удивилась она. Он бывал таким! До сих пор, правда, она сразу же догадывалась, что это в основном нервы. И тогда возбуждение у Кристины моментально гасло. Все исходило от ее экзальтации, наслаждение могли дать ей лишь сила и уверенность. Физическое удовольствие было для нее передышкой и отдыхом. Если, разговаривая, она переставала набрасываться на собеседника, значит, ей вспомнился чей-то поцелуй.
- Вы слишком мало рассказываете мне о себе, - заявила она и вся как-то затихла, будто готова была слушать. - Все только о политике.
- Это вы! - Он переложил вину на нее.
- Знаю! - согласилась она. - Надо все переменить.
- Решительно.
Теперь она взяла на себя его роль. Указывала на ошибки в их отношениях:
- Ведь мы словно ведем друг с другом служебные разговоры.
Все о деле. Никогда не остаемся наедине, без него.
Они перешли в сад, туда, где час назад стояли Тужицкий и Товитка.
- Вы словно созданы для меня и поняли себя только со мной! - начал он, когда они остановились. - Правда, когда у меня над головой эти звезды, а вокруг такая тишина всего мира, мне хочется сказать, что бог вас для того и создал. Дивную!
Он растрогал ее, теперь очередь была за ее строфой.
Какая-то парочка прошла совсем близко, направляясь в глубь сада, заскрипел гравий.
- Это странно. - Для разнообразия Кристина принялась обсуждать его гголожение. - С тех пор, как я вас узнала, все мои флирты пошли на смарку. Никто уже не хозяйничает в моем сердце. А по правде должна сказать, что и с вами я не флиртую.
- Я регент.
Кристина отыскала в этой метафоре то, что смогло бы его утешить.
- Но такой, который отобрал все права у предыдущей династии.
- Не для себя. В моих отношениях с вами что-то есть стариковское.
Но сегодня Кристина упорно держалась мысли, которая вдруг осенила ее вечером. Она действительно после того, как появился Ельский, утратила вкус к свиданиям и флиртикам. Обходилась без них. Охоты не было. Вернее, она поослабла. Так прекрасно умела некогда подыгрывать мужчине в завязывании близкого знакомства. "Мы словно хорошо подобранные лошади, - сказал ей однажды кто-то, с кем они отправились в лес целоваться. - Тянем вместе". А теперь вот она перестала. Не могла заставить себя никому аккомпанировать. Каждое приключение обрывалось, не успев начаться. Ельский страдал, видя взгляды, которые Кристина бросает на других. Если бы он знал, что это из-за него ни на какие продолжения она уже не способна. Она это поняла.
