На следующее утро я перестал бояться смерти и решился умереть.
Я пришел к печальному выводу, что не могу больше заботиться о Ричарде Паркере. Не вышло из меня служителя зоопарка. Мысль о том, что Ричард Паркер скоро погибнет, угнетала меня сильнее, чем неизбежность собственной смерти. Но я был сломлен, изможден вконец и действительно не мог больше ничего для него сделать.
Меня покидали последние силы. Смертельная слабость разливалась по всему телу. До вечера мне не дожить. Чтобы облегчить себе расставание с жизнью, я решил утолить нестерпимую жажду, мучившую меня уже так давно. И выхлебал столько воды, сколько смог. Вот бы еще хоть кусочек съесть напоследок! Но, видать, не суждено. Я устроился в середине шлюпки, прислонившись к скатанному краю брезента. Закрыл глаза и стал ждать, пока испущу последний вздох.
— Прощай, Ричард Паркер, — пробормотал я. — Прости, что подвел тебя. Я старался как мог. Не поминай лихом. Папа, мама, дорогие мои, дорогой мой Рави, здравствуйте! Встречайте вашего любящего сына и брата. И часа не было, чтобы я о вас не вспомнил. Скоро я снова увижу вас, и это будет самый счастливый миг в моей жизни. Вверяю судьбу мою в руки Бога, а Он есть любовь, и я люблю Его.
И до меня донеслось:
— Тут кто-то есть?
Поразительно, чего только не услышишь в одинокой тьме угасающего сознания! Звук без формы и цвета звучит так странно. Когда ослепнешь, то и слышать начинаешь по-другому.
— Тут кто-то есть? — вновь послышалось мне.
Я сделал вывод, что сошел с ума. Печально, но ничего не попишешь. Беда не приходит одна, а безумие — самая подходящая ей компания.
— Тут кто-то есть? — назойливо повторил тот же голос.
Что поражало в этом бреде, так это его необычайная внятность. Голос был своеобразный, скрипучий, с усталой хрипотцой. Я решил подыграть ему. И отозвался:
— Конечно есть. Всегда кто-нибудь да есть. Иначе кто бы мог задать такой вопрос?
— Я подумал, может, тут кто-то еще.
— Что значит «кто-то еще»? Да ты хоть понимаешь, где находишься? Если этот плод фантазии тебе не по вкусу, выбери другой. Слава богу, выбирать есть из чего.
Гмм. Плод. Плод. А неплохо звучит…
— Неужели никого нет?
— Цыц! Я мечтаю о плодах.
— Плоды! У тебя есть фрукты? А можно мне кусочек? Пожалуйста, прошу тебя! Всего кусочек. Я умираю с голоду.
— Не фрукты. Плоды. Целый сад — выбирай на вкус.
— Целый сад! А можно мне… О-о-о, умоляю!..
Голос умолк — видно, ветру и волнам наскучило издеваться над моим слухом.
— Какие они сочные, какие тяжелые и душистые, — продолжал я. — Ветви так и ломятся — до самой земли склонились. Только на одном дереве — сотни три плодов, не меньше…
Тишина.
И опять этот голос:
— Давай поговорим о еде…
— Вот это мысль!
— Что бы ты съел, если бы мог заказать все, что угодно?
— Отличный вопрос! Я закатил бы пир горой! Начал бы с риса и самбара. Потом — рис с черным далом и рис с йогуртом, потом…
— А я бы…
— Погоди, еще не все. Потом я поел бы острого самбара с тамариндом, и самбара с зеленым луком, и…
— И что?
— Не перебивай. Еще я бы заказал сагу из овощной смеси и овощную корму, картофельную масалу, капустное вадаи и масалу досаи, острый чечевичный расам и…
— Понятно.
— Погоди. Еще пориял с фаршированными баклажанами и куту с кокосом и ямсом, рисовые идли и вадаи с йогуртом, овощные баджи и…
— Звучит очень…
— Чуть не забыл! Чатни! Кокосовое чатни и мятное чатни, маринованный зеленый чили и маринованный крыжовник, и все это — с обычными нанами, попадомами и паратхами, ну и, конечно, пури.
— Звучит…
— Стой, еще салаты! Салат из манго с йогуртом, салат из бамии с йогуртом и самый обыкновенный салат из свежих огурцов. А на сладкое — миндальный паясам и молочный паясам, оладьи с пальмовым сахаром, арахисовые тоффи и кокосовое бурфи, а еще — ванильное мороженое с горячим, густым шоколадным соусом.
— И все?
— А запил бы я все это десятью литрами свежей, чистой, прохладной воды со льдом и чашечкой кофе.
— Звучит очень недурно.
— Ну да.
— А скажи мне, что такое куту с кокосом и ямсом?
— Неземное наслаждение, вот что это такое. Берешь ямс, тертую мякоть кокоса, зеленые бананы, порошок чили, молотый черный перец, молотую куркуму, семена кмина, семена китайской горчицы и чуточку кокосового масла. Поджариваешь кокос до золотистого цвета…
— Можно спросить?
— Что?
— Почему именно куту с кокосом и ямсом? Почему не вареный говяжий язык под горчичным соусом?
— Это же мясное!
— Ну да. А потом — требуха.
— Требуха?! Только что сожрал язык бедной скотины, а теперь хочешь и желудок?
— Именно! Просто мечтаю о tripes а la mode de Caen…[16] тепленькой… со сладким мясом…
— Сладкое мясо? А это еще что такое?
— Сладкое мясо — это поджелудочная железа теленка.
— Поджелудочная железа?!
— Если ее обжарить да протушить с грибным соусом — просто объедение!
И откуда только брались эти отвратительные, святотатственные рецепты? До чего же я докатился, если размышляю о корове с теленком как о еде? Что на меня нашло? Может, встречный ветер отнес шлюпку обратно, к той плавучей помойке?
— Ну и какую еще гадость ты придумаешь?
— Телячьи мозги под коричневым масляным соусом.
— Что, назад к голове?
— Суфле из мозгов!
— Мне уже дурно. Есть на свете хоть что-нибудь, чего бы ты не съел?
— Чего бы я только не отдал за суп из бычьих хвостов! За жареного молочного поросенка, фаршированного рисом, колбасками, абрикосами и изюмом. За телячьи почки под соусом из сливочного масла, горчицы и петрушки. За маринованного кролика, тушенного в красном вине. За колбаски из куриной печени. За паштет из свинины и печенки с телятиной. И лягушек. Ах, до чего же лягушек хочется!
— Меня сейчас стошнит.
Голос умолк. Я дрожал от омерзения. Безумие в голове — еще куда ни шло, но в желудке?! Это уже нечестно.
И вдруг меня осенило.
— А стал бы ты есть сырую говядину с кровью? — спросил я.
— Еще бы! Обожаю мясо по-татарски.
— А свернувшуюся кровь мертвой свиньи?
— Да хоть каждый день, только с яблочным соусом!
— Хочешь сказать, ты съел бы любую часть животного? Все до последнего?
— Студень из свиных обрезков с сосисками! Целую тарелку!
— А как насчет морковки? Съел бы ты обычную сырую морковь?
Ответа не последовало.
— Ты что, не слышишь? Морковку ты съел бы?
— Слышу, слышу. Если честно… Будь у меня выбор — нет. Не про меня такая еда. Невкусно.
Я расхохотался. Ну, так я и знал! Это не голоса в голове. И ничего я не спятил. Это Ричард Паркер со мной разговаривает. Кровожадный негодяй! Столько дней прожили бок о бок, а он, подлец, все отмалчивался, только перед смертью язык развязал. Побеседовать с тигром — вот это здорово! Меня тут же разобрало пошлое любопытство, вроде того, которым поклонники донимают кинозвезд.
— Слушай, а вот мне любопытно… скажи, ты убивал когда-нибудь человека?
Сам-то я думал, что едва ли. Людоеды среди животных — такая же редкость, как убийцы среди людей, а Ричарда Паркера отловили еще тигренком. Но как знать, не случалось ли его матери сцапать человека, пока ее саму не сцапал Водохлеб?
— Ну и вопрос, — возмутился Ричард Паркер.
— А что такого? Резонный вопрос.
— Да ну?
— Конечно.
— Интересно, почему это?
— Ну, такая уж у тебя репутация.
— Да ну?
— А ты что, не знал?
— Нет.
— Ну, раз ты сам не видишь, скажу тебе прямо: да, именно такая у тебя репутация. Так что? Случалось тебе людей убивать?
Молчание.
— Ну же? Скажи правду.
— Да.
— О-о-о! Прямо мороз по коже. И скольких ты?..
— Двоих.
— Ты убил двух человек?
— Мужчину и женщину.
— Сразу?
— Нет. Сначала мужчину, потом женщину.
— Чудовище! Ну и весело небось тебе было. Небось позабавился, слушая их вопли.
— Ничего подобного.
— Ну и как они тебе?
— Как они мне?
— Да не будь же ты таким тупым. Пришлись они тебе по вкусу?
— Нет.
— Так я и думал. Говорят, животному надо время, чтобы к этому пристраститься. Так зачем же ты их убил?
— Нужда заставила.
— Вот они каковы, нужды чудовища. Хоть раскаиваешься?
— Все было просто: или они, или я.
— Вот они, нужды чудовища во всей своей аморальной простоте. Но хоть теперь-то ты раскаиваешься?
— Я это сделал под влиянием момента. Это была случайность.
— Инстинкт, вот как это называется. Инстинкт. Но все-таки ты ответь мне: теперь ты раскаиваешься?
