— Документы покажем, — предложил полицейский.
Галатин достал из бардачка и сунул ему папку, прикрыв телефон рукой и говоря:
— Это водителя документы, а водитель в больницу попал. Я с ним просто еду — в Москву к родственникам.
И Ларисе:
— Лариса, мы не в Москве, но вы не волнуйтесь. Виталию не очень хорошо стало, пришлось в больницу лечь.
— Сердце? Аритмия? Давление?
— Я сам толком не знаю. Может, вирус его достал.
— Какой вирус, он летом переболел! Вы где, можете сказать?
— Мы где? — спросил Галатин полицейского.
— Хороший вопрос!
— Я даже название вашего города не рассмотрел, — объяснил Галатин.
— А навигатора, что ли, нету у вас? — недоверчиво спросил полицейский, будто уже что-то подозревая. — И сказал название, а Галатин сказал его Ларисе.
— Что вы там делаете? — спросила Лариса.
— Мы ехали, а Виталию стало нехорошо.
— А почему телефон у вас?
— В больнице не разрешили. Он же без сознания был, телефон при нем оставить — мало ли…
— Выйдем из машины, — сказал полицейский.
— Как это не разрешили? — не поверила Лариса. — Вы-то сами где?
— Я в машине, — сказал Галатин, выходя из машины.
— Так отнесите телефон ему!
— Хорошо. Сейчас дойду до больницы, минут через двадцать он вам перезвонит.
— Кузов откройте, — сказал полицейский.
— Водителю жена звонит, — Галатин показал телефон. — Волнуется. Давайте я ему телефон отнесу, вернусь и…
— Откройте кузов, — повторил полицейский.
Он был молод, лет двадцати восьми, такой же невысокий, как и Галатин, с полноватым и румяным лицом, без маски, с голубыми глазами, одет в новенькую куртку, которая выглядела щегольской из-за красных кантов на груди, канты были в цвет рамки, окаймляющей прямоугольник на груди с надписью «Полиция»; кстати, траурное, похоронное сочетание красного и черного в нашивках и шевронах полицейских всегда немного коробило Галатина. И шапка на полицейском была новенькая, и, глянув вниз, Галатин увидел блестящие черные ботинки без единого пятнышка, несмотря на окружающий слякотный, разжиженный колесами машин снег. Видно было человека большой аккуратности и порядка, который и в окружающей жизни, наверное, старательно и с удовольствием наводит аккуратность и порядок, таким служба в радость, хотя часто очень не в радость тем, кто с ними сталкивается, потому что по неизвестным причинам это рвение сопровождается отсутствием чувства юмора. Хотя что тут неизвестного — юмор и есть нарушение порядка вещей.
— Хорошо, открою, — сказал Галатин.
Он не без труда вынул штырь, крутя туда-сюда его ручку, распахнул двери. Полицейский, опершись рукой на плечо Галатина, а ступней на подножку, ловко вскочил в кузов.
— Давайте сюда, — позвал он Галатина.
Галатин влез. Полицейский попросил открыть одну из бочек. Галатин открыл ту, что уже открывал.
— А там? — спросил полицейский, — показывая на остальные ряды бочек.
— То же самое.
— Покажите.
Путаясь под крепежной сеткой, Галатин отодвинул две бочки первого ряда, открыл одну из следующих. Там был не порошок, там была какая-то остро пахнущая жидкость. Осторожно, стараясь не запачкаться, полицейский приблизился, заглянул в бочку, потянул носом.
— Спирт, — сказал он. — Ясно.
— Что ясно?
— Пойдемте.
Галатин прикрепил обратно крышку, они вылезли из кузова, Галатин закрыл двери на штырь.
— Замка нет? — спросил полицейский.
— Не знаю. Я же говорю, не моя машина, я…
— Все письменно опишете. Замка точно нет?
Полицейский, не спрашивая разрешения, пошел к кабине, залез, все там осмотрел и обшарил. Замка не нашел, вернулся и проявил смекалку: вынул штырь, всунул вместо него наручник и застегнул.
— Вот так. Никуда не денется. Ключи я тоже взял, — показал он ключи от машины. — Пойдемте.
— Куда?
— В отдел.
— Слушайте, я не против, но сначала надо отнести водителю телефон. Давайте вместе отнесем.
— Успеется. Пойдемте.
— Надо позвонить хозяину машины, он все объяснит! — осенило Галатина. И он тут же набрал номер Сольского, торопливо рассказал, что происходит.
— Елки же палки! — огорчился Иван. — Почему ты сразу не позвонил?
— Я собирался. Думал, получше Виталию станет, он сам… А тут вот… Вопросы у товарища.
— Дай мне его.
Галатин дал телефон полицейскому.
О содержании разговора он мог догадываться только по ответным репликам, которыми полицейский отзывался на объяснения Ивана.
— И что, что технический?.. А по документам стройматериалы и… Растворители не относятся… А разрешение? Меня не про вас интересует, а… А он кто? Откуда я знаю, может, он его убил? Никто не шутит, я вас тоже не знаю… Когда? Ладно, посмотрим. Кафе «Путное» знаете? Около него. Это мое дело… Вот и поговорим, чего вы мне издали рассказываете? Все, давайте!
Полицейский вернул Галатину телефон и сказал:
— Паспорт дайте.
Галатин дал ему свой паспорт, полицейский посмотрел.
— К родственникам, значит, едете?
— Да. К сыну и внучке.
— К водителю какое отношение имеете?
— Никакого. Мой товарищ, вы с ним говорили сейчас, попросил его, чтобы…
— Да, он сказал. И все-таки тормознемся, — полицейский сунул паспорт в папку с документами Виталия. — Идите к водителю, и жду вас в отделе. Этот ваш приедет, будем разбираться.
— В каком отделе? Где это?
— Недалеко, вам любой скажет. Давайте, жду.
Полицейский, огибая талые лужицы, пошел к своей машине, что стояла у въезда на стоянку, потоптался основательно ногами, стряхивая грязный снег, сел и уехал.
Галатин спохватился: у него в машине и чемодан, и гитара. С собой только бумажник. Ничего, приедет Иван и все разрулит. А пока надо в больницу.
Вестибюль больницы впору была назвать сенями, такой он был крошечный. Когда заносили Виталия, Галатин не обратил на это внимания. Или они через служебный вход заносили? Не помнит, ничего не различал в горячке.
В этих сенях почти половину пространства занимал стол, за ним сидел охранник и во что-то играл на планшете, слышалась знакомая музыка, простенький электронный наигрыш. Галатин узнал музыку — Марио, старый добрый Марио; он впервые увидел эту игру в начале девяностых у своего знакомого клавишника Бори Золотарева, тот, большой любитель технических новинок и чудинок, наладил это развлечение для сына. В каком-то устройстве, помнит Галатин, крутились обычные магнитофонные катушки, а на экране телевизора прыгал усатый человечек в комбинезоне, управлявшийся кнопками на пластмассовой коробочке. Боря, показывая, вошел в азарт, сын обижался, кричал: «Хватит, дай я!» — «Я не играю, а дяде показываю!» — отмахивался Боря. Штука и правда засасывающая, Галатин вскоре купил приставку «Денди», несколько картриджей к ней, два джойстика, и они с Антоном азартно и подолгу играли в парные игры — счастливые моменты, вспоминающиеся со слезами умиления. Галатин играл и один, в том числе гонял неутомимого Марио по лабиринтам и платформам. Потом появились другие игры, навороченные, сложные, с отличной графикой, Галатин пробовал в них играть, но быстро уставали глаза, раздражало множество всяких опций, режимов, необходимость постоянно что-то менять, апгрейдить, поэтому Галатин частенько возвращается к Марио, где не нужно слишком ломать голову, все зависит от ловкости пальцев.
И охранник, мужчина возраста Галатина, показался человеком близким по духу и поколению. А тот, ткнув пальцем в экран и поставив игру на паузу, спросил:
— Куда?
С близким человеком и пошутить можно, поэтому Галатин ответил:
— Есть варианты?
Глаза охранника над черной маской (он, наверное, выбрал этот цвет в масть своему черному форменному мундиру) были неподвижны. Словно ждали: что еще глупого скажешь?
— Товарищ у меня тут, — пояснил Галатин. — Хочу узнать, как и что. И у меня его телефон, жена звонит, отдать бы ему надо.
— Нельзя.
И охранник приподнял руку, показывая на дверь, где висел листок с крупной надписью: «КАРАНТИН. ПОСЕЩЕНИЯ ЗАПРЕЩЕНЫ».
