Вынырнувший из-за его левого плеча очкастый тип принялся шустро зашивать живот оздоровлённого пациента. Я смотрел на его искусные манипуляции и думал: любят здесь всё-таки лишнее!
— Всех благодарю за отличную работу! — сказал вдруг Кеша галантно на отличном гундосом инглише. Небось, месяца два учил фразу, пижон.
Потом, уже на ходу, выводя за собой под локоток великого учителя сэра Дебейкина, Кеша сорвал колпак с головы старика Ухуельцина, ещё раз убедился, что это он, что никакой подмены нет, и только тогда двумя зажимами крепко зажал нос и губы «мирно спящего» пациента, снова водрузил колпак… и поглядел на меня. Он сделал всё, что смог. Это был подвиг Гиппократа! Но кто мог оценить его по достоинству?! Я сам был близок к летальному исходу… Впрочем… Мы выходили под тихие интеллигентские рукоплескания академиков.
Свершилось!
Наконец-то свершилось! Причём самым гуманным образом… ни чуть не хуже, чем в аумэрыканской смертной палате, где пациенту вкалывают жуткую гадость, чтобы в страшных судорогах отправить его на тот свет… Наш пациент ушел в потустороннюю нирвану из нирваны наркозной, ушёл в сладких снах и грёзах. Это было верхом гуманизма для него… и не только для него.
И всё же…
— Как ты мог… как ты мог… — будто заведённый талдычил я ему в полубреду, оцепеневший и разбитый.
— Я просто исполнял свой долг, — скромно ответил Иннокентий Булыгин. — Есть такое слово — надо!
На прощание он крепко пожал руку доктору Дебейки-ну. Тот полез было обниматься и целоваться с Кешей, всё стараясь дотянуться до его дрожащих губ своими старческими синюшными губами. Это был синдром! синдром заложника, который привыкает к своему захватчику, привыкает до обожания и готов лобызать его, если только появляется шанс… да и без шанса. Дебейкин полюбил Кешу. Кешу нельзя было не любить.
Но всё же он отстранился от поцелуев. Он был не столь сентиментален, как олигархи, которым здесь вставляли новые половые железы, селезёнки и надпочечники.
Мы сели в машины.
И долго ещё с порога клиники неслось нам вслед:
— До встречи! Если прихватит чего, не стесняйтесь, приходите, вырежем в лучшем виде, это я вам, как лучший хирург мира обещаю… до скорого-го-го-ого-ого!!!
Я думал, мы помчимся вниз, скрываться от полиции.
Но Кеша приказал водиле гнать повыше,'к снегам. У первого же огромного сугроба он остановил машину, быстро и нервно разоблачился, на бегу, срывая с себя то одно, то другое… и голым прыгнул в снег. Он почти утонул в сугробе и минут десять барахтался в нём, как медведь. Добрый и большой русский мишка, вернувшийся в эту обасурманившуюся, но родную снежную землю.
Швейцария! Нет я всё равно недолюбливал эту страну.
…Подлые средства массовой дезинформации ровно через неделю сообщили, что операция по омоложению матёрого старика-демократа прошла успешно, что Ухуельцин уже почти пришел в себя, только не может никак вспомнить, кто он такой и откуда его привезли. Санитарка, пожелавшая остаться неизвестной, поведала, что русский больной за эту неделю выпил весь спирт в клинике и ей нечем протирать скальпели и клизмы. А всемирно известное «светило» медицины сэр Дебейкин сообщил прессе, что пациент чувствует себя превосходно и при надлежащем мониторинге проживёт ещё лет двести. Прогрессивный мир рукоплескал чудо-доктору. Не рукоплескали только мы с Кешей. Мы начинали просто люто ненавидеть медицину.
* * *
После занятий в школе, после двух ежедневных обязательных уроков по афронегритянскому «рэпу» и усиленной сексологии девочек шестого «а» разделяли на две неравные группы для внеклассных занятий… Ту, что побольше, классная руководительница Лолита-Эстебанья Мымровна Чунькина вела прямиком к Сослану и по списку сдавала для дальнейшего прохождения… Сослан выдавал Лолите «на ремонт школы» и рассаживал девочек по машинам, клиенты не любили ждать. Сослана и его сервис охранял местный ОВД, и потому классная дама не беспокоилась за своих школьниц.
Меньшая группа… неорганизованная и недисциплинированная шла ватагой на местный рынок. Там можно было хорошо подзаработать. За один отсос Мехмет давал две жвачки: это было очень выгодно — «вригли сперминт — удивительно стойкий вкус!» А за «скрипку в три смычка» — бутылочку «клинского» и полпачки подкладок. Девочки дрались за очередь к Мехметовым гостям…
И Мехмет очень любил девочек. Хотя сил у него оставалось только щупать их и заставлять плясать перед собой голенькими. Они были рады до визга и хохота, а он хлопал в ладоши и красиво улыбался большими золотыми зубами.
Когда они все уставали, Мехмет засовывал в каждую девочку по презервативу с гашишем или героином… и посылал по адресам. Чтобы к девочкам не пристали русские оболтусы или нацисты, Мехмет наказывал рыночным ментам пасти их потихоньку сзади до самого адресата… Менты верно служили хозяину.
Русские ленивые мужики несли Мехмету золото — кольца, браслеты, часы, цепочки… тянули трясущимися руками, просили не обидеть. Мехмет был честный, никогда не обижал — наливал по стакану водки. Этой самодельной отравы у него было хоть залейся. И жалел их баб, у которых они тянули золотишко… Мехмет знал, что и бабы придут… но им предложить кроме самих себя будет нечего… а он уже не мог находить столько клиентов на этих старых кляч! не хватало желающих на школьниц!
— Руский мужик, совсем ишак, — жаловался он друзьям, — руский дурак сами глюпый дурак, слюшай! Баран! Нэ-э… баран не даст свою овцу. Руский баран хуже баран! Ва-ах, какой дурак!
Мехмет не знал, что в Россиянии не осталось русских… даже правительство россиянское вынуждено было отменить в паспорте графу «национальность», потому что никаких русских больше не было и не хотелось обижать всех остальных.
Мехмет не знал, что скоро и сам станет русским, которых нет… ну, поживёт ещё лет пять или десять здесь, и загрустит, затоскует, запьёт, обрусеет настолько, что милиция перестанет отдавать ему честь…
Мехмет не знал, что десять, сто, пятьсот, тысячу лет назад все русские в Россиянии были половцами, чудью белоглазой, хазарами неразумными, татаромонголами, печенегами, жидами пархатыми или просто евреями, утрами, башкирами, пермяками, грузинами, таджиками, азэбарджанами, берендеями, древлянами, полянами, обрами, шведами, литвой поганой («языческой»! — прим. цензуры), хохлами, кацапами или обычной мордвой.
И всё равно раз в два месяца Мехмет собирал местных ментов и говорил:
— Сапсэм мышь не ловите, суки!
Менты тут же разбегались, собирали по подвалам обкуренных и наколотых мальчишек, раздавали им прутья. И начинался погром.
За час до погрома менты привозили Мехмету три автобуса из Останкина. Он поил, кормил дорогих гостей… жаловался на проклятых русских фашистов, слюшай, шовинистов!
Останкинские пили и понимающе угукали. Их тоже, слюшай, заел прямо русский фашизм. Погромщиков хватало, чтоб по два раза поднять прутья. Потом они падали. Обессиленные и одурманенные.
— Русские фашисты! Русские фашисты!!! Это путч! Завтра они будут в Кремле! — орали истошно спецы по русскому фашизму из Останкина. — Доколе!!! Куда смотрит президент! Демократия в опасности!!! Этот президент опять делает демократию в белых перчатках… позор! История нас учит — демократию не делают в белых перчатках! Кругом русские фашисты!!! А-а-ааа!!!
Вызывали к себе на телевизионный ковер мэров и министров. Отчитывали. Секли напоказ, чтоб неповадно было… драли за уши…
И через неделю Мехмет получал новую квартиру, сто паспортов с постоянной пропиской, кучу извинений, ещё большую кучу компенсаций за погром, право на полную автономию в пределах Садового кольца, обязанность самому определять и излавливать для наказания русских фашистов, штатный пропуск в министерства и ведомства, медаль за Веру и Отечество с крестом и полумесяцем, орден Гроба Господня, лицензию на производство спирта, табака, пива и беспошлинную торговлю в пределах Россиянии, знак почётного горожанина, билет на приём в Кремль и кредит на миллиард евродолларов.
Мехмет уже сам не знал, что ему пожалуют, только бы он наконец усмирил этих проклятущих и вездесущих русских фашистов, которых в Россиянии просто видимо-невидимо и от которых главное зло бедной мировой демократии.
Мехмет был мудрый, образованный и почти полуграмотный. Но он думал, что он главный борец с этой напастью. Он не знал, что при генеральном президент-гауляйтере уже давно была создана Международная Тайная Канцелярия по борьбе с проявлениями национального экстремизма, которая объединяла двенадцать тайных и явных министерств, которые только и знали, что днем и ночью боролись с русским фашизмом… И была тут какая-то роковая загадка! Каждый год народонаселение россия-нии сокращалось на два-три миллиона никому не нужных лиц так называемой русско-славянской национальности и прирастало на четыре миллиона уважаимых, панимаишь, золотозубых граждан демократической интернациональности… а зловещий и ужасный русский фашизм всё нарастал!
