Того более плачевным был мой второй поход в земли чунчо под командой Перансуреса, помощником у коего был Хуан Антонио Паломино. И хотя оба они умелые командиры и действовали согласно, хотя отправились с нами три сотни испанских солдат, сверх того восемь тысяч индейцев и негров для услуги, мало вышло проку и не было нам удачи. Обрушились на нас тяжкие беды, и худшей из всех был голод. В глухих горах окончилось у нас продовольствие, не было в округе ни маиса, ни юкки, ни какой травы для прокорма, пришлось нам забить лошадей, одну за другой, и сперва мы ели их мясо, потом кожу, и кишки, и члены, ничто нас не отвращало. Мор напал на индейцев, живые индейцы скорбя и плача поедали мертвых, так велика была бескормица, жалостно было смотреть. К тому же пришлось нам биться с дикарями, причинившими нам много смертей и ран. От индейцев и негров, что вышли с нами из Куско, в живых осталось едва четыре тысячи, другими словами, половина; испанцев скончалось сто пятьдесят четыре, другими словами, половина без одного, и этот один, кого не хватало до половины, подозреваю, был я. Слава тебе, Всемогущий Господи! Когда, едва держась на ногах, воротились в Куско, те, кому случилась удача воротиться, люди нас не признавали, думали, то призраки наши, и все мы тогда клялись клятвой никогда впредь не ходить в земли чунчо, во веки веков аминь.
Однако Богу было угодно наградить меня неукротимым сердцем, говорю не для ради тщеславия. Едва я насытил голод и заживил раны, как пошел в третий поход на юго-восток с Диего де Рохасом, и там за большим озером основали мы город и нарекли его Ла-Плата, а потом пошли кверху в долину Тариха. И хотя добыл я в тех походах одно горе и злосчастие, не заставил долго себя упрашивать и отправился в четвертый поход на южные земли под командою Перальвареса де Ольгина. Однако в тот раз мы не пошли в Чукиаво, ибо знали, что в Сиудад-де-лос-Рейес[114] люди Альмагро убили дона Франсиско Писарро и нас позвали биться с ними. Со всей поспешностью возвратились мы в Куско, и вскорости случилась жестокая битва при Чупас, в коей губернатор Вака де Кастро и люди Писарро победили и разбили людей Альмагро, а мой командир Перальварес де Ольгин потерял жизнь на поле брани, я же устранился от сражения не из страха встретить смерть, страха я никогда не ведал, но из иных здравых рассуждений, кои Ваше Величество узнает, буде и далее станет утруждать себя чтением сего письма.
Поверьте, Ваше Величество, лишь прибыл я в Пиру, а сию землю я полагаю прекраснейшей на свете, глазам моим предстали творения всех этих Писарро и Альмагро, их распри и упрямство, кои свели на тот свет и одних и других. Доподлинно мне ведомо, что тягались они друг с дружкой не ради приверженности Вашему Величеству и не во славу Испании, но из-за алканья золота, кое подвигало их на все. Поход Франсиско Писарро и Диего Альмагро в те комарки Вашего королевства с самого начала отличали своекорыстные интересы, а не жажда подвигов, и всякий знает, что торговцы и мытари засели в Панаме и ждут поживы, также знают все, что оружием и деньгами ссудил их заранее некий священнослужитель Луке, который распоряжался деньгами другого — лиценциата Эспиносы, так зовутся сии торгаши. Кольми паче Писарро и Альмагро не почитают себя товарищами по оружию, но злобничают яко пираты-соперники и выслеживают завистливо, кто в своих вылазках натаскает больше серебра. По моему разумению, никакой христианин не отважится отрицать, что оба были отважными конкистадорами и играли жизнию многократно, а буде так, говорю я, кто из верных людей, оставивших дом свой и семью и пустившихся в Индийские земли, остерегал себя от страданий и смерти? Ваше Величество сказало по знаменательному поводу, что величие человека нуждается в иных добавлениях к отваге и храбрости, а по моему разумению, таковых драгоценных свойств недоставало клевретам Писарро и клевретам Альмагро. Простите мне, Ваше Величество, высочайший и могущественный Император, мою грубую прямоту ради великой любви, каковая мною движет, однако я должен сказать Вашему Величеству безо всякого смущения, что ни сторонники Альмагро, ни приверженцы Писарро никогда не были моими кумирами, а паче последние, ибо у Альмагро захваченные деньги щедро расточались, а у Писарро они запирались в железный сундук, и ныне братья Писарро самые богатые люди в Пиру, коли не на всем белом свете. А еще и Писарро и Альмагро погубили живых душ без нужды и без рассудку, пробудили жестокость, коя оборотилась против них же самих и против доброй славы Вашего Величества. Не излишнее ли злодейство было глумиться и издеваться над индейцами, не довольно ли было с лихвою того, что у них отнимали все золото? Что за прибыток рубить голову инке Атагуальпе, коего вынудили уплатить столь богатую дань, куда как славнее и по-христиански было послать его пленником целовать стопы Вашего Величества? Случилось мне быть в кругу любопытствующих в тот печальный день, когда Эрнандо Писарро повел рубить правые руки шести сотням туземцев на площади города Куско, таковым манером оставил он вживе шесть сотен одноруких врагов Вашего Величества; и равно выпала мне невзгода присутствовать при последнем испытании немалого числа людей, шедших на пытки и на виселицу. Не устрашился я духом, светлейший Король и Император, от мысли, что убивают мне подобного, ибо никакой христианин не волен от дела сего, буде на то воля Провидения, однако же истинно, что шестнадцать лет не щажу трудов я и жизни в Новом Свете и по сей день не причинял напрасной смерти, хотя на поле брани меч мой разил врага и бессчетно полегло их в сражениях от выстрелов моего аркебуза; я разумею, что убитые в сражении не смущают совести, ибо убиты они, чтоб не пасть самому и во славу знамен Вашего Величества, а таковое есть дело наизаконнейшее. Книги поведают грядущим векам, как гордыня и алчность породили распри и подвигнули сторонников Писарро резать сторонников Альмагро, а сторонников Альмагро — изничтожать сторонников Писарро, покуда посланцы Вашего Величества не сотрут с лица земли всех Альмагро и всех Писарро, буде сии Посланцы обуреваемы помыслами спасти Пиру и возвратить мир его обитателям.
Да простит Ваше великосердное Величество мою дерзость, однако не могу в сем, нескладном письме умолчать, что мыслю я об одном из королевских делегатов, вышеупоминавшемся губернаторе и судье по имени Вака де Кастро, его Ваше Величество направило посредником по судейским делам, а он вскорости обнаружил свою приверженность к банде Писарро, и после сражения при Чупас, кое выиграл благодаря военной мудрости и умелости своего блестящего помощника Франсиско Карвахаля, мало ему было обезглавить Диего де Альмагро Младшего, денно и нощно он вешал на виселицах побежденных, и там был Педро де Оньяте, мой земляк, и Франсиско де Мендибар, и еще многие баски. Сколько хитроумия ему было надобно, чтобы, накупавшись в человеческой крови, таким чистым и нарядным ходить и купаться в золоте, промышлял он торговлей, а не то ростовщичеством, окопался на своей должности и прибрал все к рукам, изничтожал конкурентов, присвоил казну Королевского суда, вот оно правосудие, вот оно милосердие, вот оно бескорыстие высокопоставленного лица, у коего от судьи один токмо диплом!
Из всех Писарро, по моему разумению, более других терпеть невозможно было достославного честолюбца Гонсало Писарро, каковой столько докуки и досады учинил Вашему Величеству. Он был мужественной повадки и прекрасной наружности, росту высокого и богатый без меры, ибо награбил золота у инкских императоров, а еще добывал серебро в шахтах, коими завладел в Потоси, и тьма индейцев в этих его шахтах сгинула. Однако же сего довольного Гонсало Писарро вдруг одолела мятежная лихорадка, никогда ранее его не сотрясавшая, едва ему стало ведомо, что Указами Вашего Величества в Пиру облегчалось рабство индейцев, управляющие и владельцы энкомьенд[115] лишались привилегий и запрещалось натруждать туземцев яко скотину. По заслугам получил напоследок сей обманный великий бунтарь, ибо бунт свой ничтожный поднял он по наущению торговцев индейцами, вступил в союз с вероломными судьями и пошел войною на Ваше Величество с кличем вельми осторожным «Да здравствует Король», но не «Смерть Королю», как надлежало бы кричать истинному бунтовщику, не убоявшемуся кары смертной, не устрашившемуся низвергнуться с высот своих в ад.
Высокие и благородные помыслы сопутствовали Вашему Величеству в издании вышеупомянутых Указов, и да будет угодно Господу, чтобы сказками и выдумками пребывало то, что ныне передается из уст в уста: якобы Ваше Величество склоняется отменить, их. Также да будет угодно Зиждителю, чтобы никогда не раскаялось Ваше Величество в назначении вице-королем Пиру с поручением привести в действо сии мягкосердные Указы — твердого духом сеньора Бласко Нуньеса де Велу, самого досточтимого и отважного командира из всех, какие есть на службе у Вашего Величества. Его стойкому намерению привести к победному концу миссию, возложенную на него Вашим Величеством, не воспрепятствовало ни глумление, ни клевета, не смутили его бездушные монахи, кои отнеслись к нему как к безрассудному сатрапу, творившему беззаконие; не устрашил его и Гонсало Писарро, пославший неисчислимых соратников с хорошим запасом пуль и пороха; ни на миг не поколебали его бесчинства нечестных судей; он высадился в Андалузии[116] с королевским поручением исполнить Указы и исполнил бы без колебания, однако всякий индеец, коему он возвращал свободу, подвигал его на шаг к собственной смерти. И все же он не направил осторожные стопы в Испанию донести Вашему Величеству о приключившихся изменах, не дрогнул и не отклонился от исполнения Указов ради успокоения скаредных бунтовщиков, но упорно повел свое слабосильное войско против растущих числом врагов и сам пал в сражении, а достойную голову отсекли подлые руки. Столь же твердых и храбрых до безрассудства, как сей муж, должно всегда назначать Вашему Величеству губернаторами Индийских островов и Тьерра-Фирме, дабы споспешествовать возвышению испанской нации и дать назидательный пример управителям Вашего Величества, кои в подобных примерах нуждаются.
