– Да вы что, ребята, и вправду хотите дальше искать эту бабу? – взорвался Порошкански. – Столько времени и сил на нее потратили! Неужели не понимаете, что нет никакой Большой Женщины?
– Ничего мы не хотим, – отрезал Петр.
– Эфлисон, ты же большой, у тебя и мозги должны быть большие, одумайся, Эфлисон!
– Вот именно. Я человек большой, а бизнес у меня маленький. Надо его переносить и расширять. В Пераст мне уже путь заказан!
– Да где ж ты в Турции деньги-то найдешь? Разве не понимаешь, что деньги в Европе ходят. Хотя зачем вам деньги? Вы все равно неженаты.
– Нам надо найти Артемиду Эфесскую, и дело в шляпе, – наконец признался Эфлисон. – Ребята, помните, я вам говорил? Мне археологи сказали, будто в храме этой самой Артемиды Эфесской был когда-то самый крупный банк.
– Значит, надо найти ее, – заключил Петр. – Или Денизу, или Глоби!
– Эту бабу с пятнадцатью именами и титьками, да где ж вы ее в Турции найдете? Разве ж она будет там жить? Вот Италия – совсем другое дело. Я чувствую, она сейчас в Италии. Ну, поехали в Италию, – уговаривал Порошкански. – Ну, пожалуйста. Чего вы забыли в этой Турции?
– Почему в Италии?
– Сами посудите. Все женские имена в Италии, если их перевести на другой язык, означают «титьки».
– Ты придумал.
– Как я мог придумать? Тем более такое! Сами посудите, например, есть женское имя Тити, в переводе на русский это «грудь», Петр, ты сам знаешь. Или есть такое имя Пепе. В переводе с тюркского, Эфлисон не даст соврать, это то же самое, что в переводе на русский «тити». Или возьмем имя Мария. Не удивлюсь, если на многих языках мира оно будет значить «грудь с молоком»…
– Я и не знал, что ты такой полиглот. Ты меня все больше удивляешь, Давид.
– Я вам говорю, что это ваша с пятнадцатью апельсинами точно живет на Апеннинах.
– А под Стамбулом роют самый длинный тоннель – настоящее влагалище, соединяющее Европу с Азией! – нашел встречный аргумент Петр. – Этот тоннель, ко всему прочему, должен погасить вулканические извержения и гигантские толчки! Уменьшая вибрацию своими изгибами и поворотами!
– С чего ты взял? – раскрыл рот от удивления Порошкански.
– А всему виной Североанатолийский разлом. Он может, встряхнув своей драконьей спиной, сбросить город мира в море. И наступит конец света. По крайней мере, как утверждают сейсмологи, землетрясение с вероятностью в 70 процентов мощностью семь баллов произойдет в ближайшие пятьдесят лет неминуемо.
– Давай, Давид, не ломайся, сначала съездим в Турцию, а если там не встретим Большую Женщину, то обопремся на твою теорию, – улыбнулся Эфлисон.
– Я не могу медлить, меня четыре жены в Албании ждут. Да как хотите. Что я с вами нянчусь? – посерьезнел Порошканскаи. – Я пойду своей дорогой. В Стамбуле мы расстанемся.
В Сараево есть два автовокзала – в разных концах города. Один для сербов, другой для мусульман и хорватов. С какого отправляться в Стамбул – гадать не стали. Купив билеты, вышли к остановке, а там под навесом их уже ждала женщина в черном. Но под ее черными покровами скрывалось белое тело. Это Петр помнил с белогалечного пляжа в Черногории. Кажется, ее зовут Агница. Автобус, подобный огромному ботинку, шаркая, вплотную приблизился к перрону.
– Четыре места есть? – спросил Петр у водителя, согнувшегося над рулем, как сбившийся язык.
– Есть два места наверху и два внизу.
– Мы с Давидом внизу, – обнял Эфлисон за плечи Порошкански.
– Почему вы внизу?
– Потому что я слишком толстый, чтобы подниматься. Чего доброго свалюсь. А Порошкански самый худой. Мы как раз уместимся на двух сиденьях.
– А женщина? Вдруг у нее закружится голова?
– Про женщину я не подумал, – почесал щеки Эфлисон. – Хорошо, вы с Порошкански идите наверх. А мы с женщиной…
– Нет уж, дудки, вы идите наверх…
– Ну что, садимся? – раздраженно спросил водитель. – Долго вы там будете браниться?
– Мы уже.
– Багажное отделение открывать?
– О, можно было Жоржика взять с собой!
– Спасибо, не надо, – сказал Петр.
Петр плюхнулся в кресло, такое свободное, вроде незавязанного ботинка, и сразу в окно шнурком поползли лучи солнца. Женщина Агница задернула занавески, и автобус плавно тронулся в путь-дорогу.
Странно, подумал Петр, то солнца боится, то ему отдается. Он закрыл глаза и почувствовал, как потолок прогибается, приближается к его лбу и носу.
Ага, значит, Эфлисон и Порошкански благополучно достигли своих мест. Плюхнулись.
Он посмотрел на женщину Агницу. Та время от времени чесала себе ноги.
– Что, комары покусали?
– Нет, просто царапины. Царапины природы.
Однажды Петру приснился сон, будто Большую Женщину, как комары, облепили тираны-кровопийцы. Они были везде: на грудях, на животе, на бедрах, да не просто так, а выпрашивая мировое могущество. Были здесь и Тамерлан, и Наполеон, и Иван Грозный с Симеоном Гордым, и Ганнибал с Ашшурбанипалом и даже Ашшурнасирпалом Вторым, и конечно, Энвер Хонжа с Иосифом Виссарионовичем Сталиным. А как же без тирана Тираны в такой компании.
И так они все надоели Большой Женщине своим жужжанием, а особенно Чингисхан, без конца шептавший на ухо Денизе: «Есть только три наслаждения: есть мясо, ездить на мясе и втыкать мясо в мясо». При этом он почему-то пасся в ее рыжих волосах. Тираны так достали Большую Женщину, что она без лишних разговоров и прямо на месте решила замочить их гигантским «Раптором». Достала откуда-то зеленую ядовитую таблетку, а затем опустила ее в горячую вульву.
– У меня есть кефир – хорошее средство, если на солнце сгоришь, кстати, тоже.
– Лучшее средство от царапин – сон, – сказала женщина, укладывая себе под ноги объемные сумки. Повернулась к Петру спиной. Но спать не смогла, хотя у Петра было достаточно времени, чтобы полюбоваться изгибом бедер и расчесанными до красноты лучами солнца икрами Агницы.
Через полчаса они уже были на «ты» – Варга и Агница.
– Куда путь держишь?
– В Салоники или Фессалоники. До сих пор не знаю, как правильно.
– А зачем едешь?
– …
– Я хотел спросить: по служебным делам или по личным?
– По личным.
– К родственникам?
– К сестре Пигалице и детям.
– Дело хорошее.
– Не дело, а долг.
Петр помог переложить женщине Агнице сумки из-под ног на багажную полку.
– Что у тебя там за банки?
– Краска.
– Для волос?
– Для могильной ограды. Вот еду покрасить ограды на могилках своих дочерей, – продолжила Агница помолчав. – Ты бы видел, какие они были красивые! Пусть Албасты ветром с моря не обдирает могилки моих дочек. Все равно мои дочки просто красавицы.
Тут Петр вспомнил, что эта женщина похоронила трех своих детей.
– Я, кажется, слышал. Ваших дочерей от разных мужей убили в последнюю войну.
– Все это россказни мужчин, которые хотят меня, но боятся приблизиться. Потому что все трое умерли в младенчестве. Старшую звали Серафима, она умерла от грыжи. Средненькую, Степаниду, прихватила пневмония. А самую маленькую – малютку Софью – забрал прямо из пеленок порок сердца.
– На тебя, наверное, были похожи? – спросил Петр, удивляясь тому, почему к Агнице боятся приблизиться мужчины. Чего тут страшного? Вот ведь он сидит рядом, время от времени касаясь локтем пухлого предплечья.
– Вообще-то, они были мальчики, – призналась Агница, – я их женскими именами назвала, и даже панихиду в церкви заказала на них. Одевала в женские платья, но не помогло.
– Как Одиссея? – удивился Петр и как бы между прочим спросил: – Зачем это?
– Хотела уберечь от смерти, точнее, от злой Албасты!
«При чем здесь албанцы?» – подумал Петр. Не раз Петр слышал, что во всех бедах на Балканах виноваты албанцы. Вдвойне обидно было слышать такое от красивой женщины. Разве албанцы их зачинали или убивали?
– Нет, как может Албасты зачать? Она на это неспособна. Нет, Албасты их только погубила, – отрицательно замотала головой женщина, – всех как одного.
Теперь покраснел Петр.
– Ты же сказала, что они от грыжи, так при чем здесь албанцы?
– Албасты – она такая.
Петр выпрямил спину, решив биться за мужское достоинство албанцев как представителей себя.
– Подожди, давай разберемся. Кто такая Албасты?
– Албасты – это Большая Женщина, – продолжала Агница, – чудище такое женского рода.
– Фу-ты, – наконец-то до Петра дошло, – значит, албанцы здесь ни при чем, просто слово похожее.
– Да, похожее, – согласилась женщина Агница.
– Давай сначала. Откуда ты ее знаешь?
– Мне прабабка рассказала. А ей ее прабабка. А той ее прабабка.
– И что они рассказывали?
– Они рассказали, что Албасты – ненасытная великанша. Она не может найти себе мужчину. И очень ревнует каждую женщину на Балканах к молодому пареньку. Поэтому на Балканах все время идут войны. И любить по-балкански это значит ненавидеть, а дружить – презирать соседа. Албасты через войну забирает у девушек парней. Албасты очень ревнива. Она мстит всем девушкам, вступившим в половую близость с мужчинами. Но не сразу, она душит молодых рожениц и их детей. Чаще всего она грудничков душит своим истошным криком, недоступным уху взрослого, а рожениц губит во время отхода вод, сжимает матерям сердце. Потому что Албасты как-то связана с водой. Обитает рядом с реками и морями. Поэтому она хватает печень новорожденного и несет ее быстрее к воде. Если она успеет опустить печень до первого крика, то ребенок гибнет. Так было с моей Степанидой. Иногда она во время родов хватает сердце женщины и тоже тащит его к воде, сердце женщины охладевает, и она гибнет, а вместе с ней может погибнуть ребенок. А еще она насылает на женщин во время родов и на мужчин во время соития кошмары.
