Называть это можно, как угодно. Но я не вижу в этом особого смысла. Зачем втискивать в словесную форму столь плохо поддающиеся описанию чувства?!
Я лежу на диване в маленькой квартирке в Мадриде, пью водку с колой и читаю репортаж о путешествии на парусной яхте в мужском глянцевом журнале. Часы показывают десять утра. Я прилетела в Мадрид всего два часа назад.
Рядом со мной на диване лежит автор репортажа и читает на моем ноутбуке черновик книги про альфасамку.
— Ты будешь рассказывать об отношениях с женщинами? — спрашивает он, поднимая голову от ноутбука.
— Скорее всего, — отвечаю я, не отрываясь от журнала, — я тебе рассказывала, как первый раз влюбилась в женщину?
— А ты разве не помнишь? — удивленно спрашивает он.
— Уже рассказывала? Не помню. Видно, к этому времени выпила слишком много, — такое со мной не в первый раз. Моя память имеет свойство полностью стирать воспоминания, особенно о разговорах, после определенного количества алкоголя. Рассказать ему эту историю и потом забыть об этом я могла только в Австрии.
— Получилось очень забавно, — говорит он, улыбаясь, — присутствующие были просто в шоке…
— Присутствовал кто-то еще, кроме тебя? — удивляюсь я.
— Да. Наша компания в полном составе. Ты рассказала эту историю во всех сексуальных подробностях в первый же вечер, а потом повернулась ко мне и сказала: «Вообще-то, я рассказываю это для тебя».
— Круто, — отвечаю я и ловлю себя на мысли, что герой моего романа очень похож на Рика из «Касабланки», которого сыграл Хэмфри Богарт. Он читает мои мысли, поднимает свой бокал, чокается со мной и говорит:
— За твои глаза, детка!
Мы познакомились полтора месяца назад в Австрии на мероприятии для журналистов. Я не могла пройти мимо красивого высокого шатена с острым взглядом, и в первую же ночь мы оказались в постели. Случайное столкновение двух свободолюбивых одиночек из разных стран и из разного прошлого, не обещающее ничего, кроме секса. Но потом, вместо того чтобы разбежаться, оставив друг о друге лишь приятные воспоминания, мы продолжали общаться. Просто так. Без планов и обещаний. Две разные вселенные, не нуждающиеся ни друг в друге, ни в ком бы то ни было еще. У каждого свои планы на будущее, у каждого свой взгляд на жизнь, у каждого свой Путь. Я дописывала свою первую книгу, собиралась еще раз подняться на Эльбрус и понырять под лед на Белом море. Он переехал на год в Мадрид, работал в мужском журнале и параллельно искал деньги, чтобы снарядить экспедицию в Карпаты на поиски могилы Атиллы. Переживая каждый в своей личной истории временное затишье, мы с искренним восхищением узнавали детали вселенных друг друга. В каждом из нас было много того, чего нам не хватало в самих себе. Меня в нем подкупало его романтичное отношение к жизни вкупе с крайней степенью цинизма. Что его привлекло во мне, не знаю.
А потом я приехала к нему в Мадрид. На полтора дня. Сама не знаю зачем. Просто взяла билет на самолет и прилетела.
— Хватит читать, а то мы так и не выберемся из дома, — сказал он, закрывая крышку моего ноутбука. — Пойдем, я тебе город покажу. Ты же в Мадриде в первый раз?
Я промолчала, что не в первый, и с сожалением оторвалась от его статьи. Мы бродили по городу, рассматривали архитектурные детали старого и нового времени, пили красное вино водку, рассказывали друг другу истории из своих столь разных и в то же время столь одинаковых жизней. Мы оба были одиночками, которые никогда, нигде и ни с кем не задерживались надолго. Любая попытка окружающего общества загнать нас в рамки стереотипов и принятых норм вызывала лишь раздражение. И он, и я не хотели заводить семью, обрастать детьми и лишним имуществом. Зато мы оба ценили пронизывающий ветер открытого моря, трепет парусов и свободу. И ни мне, ни ему никто не был нужен. Каждый из нас шел своим Путем.
Полтора дня в Мадриде пролетели как одно мгновение. Первый раз в жизни я встретила мужчину, который лучше меня разбирался в истории, литературе и искусстве, был более начитан и гуманитарно образован. Схожесть наших предпочтений меня даже несколько напугала. А если добавить, что он прекрасно готовил и любил доминиканские сигары, — было над чем задуматься… Признаюсь честно, в Москву я вернулась в состоянии легкой паники.
— Спокойствие, только спокойствие, — одернула меня мой психоаналитик. — Подождем три дня, а потом будем думать, что делать.
— Почему три дня? — спросила я.
— Через три дня ты или успокоишься и все войдет в свое привычное русло, или…
— Или что? — в нетерпении перебила ее я.
— Или поймешь, что не успокоилась, и тогда будем думать, что с этим делать, — спокойно ответила она.
— Серьезно полагаешь, что со мной такое возможно? — спросила я через какое-то время.
— А сама как думаешь?
— Не знаю даже, — ответила я, давно привыкнув к ее манере отвечать на вопрос вопросом.
— Похож на Индиану Джонса? — спросила мой психоаналитик, хихикнув. После моего романа с альфасамцом Игорем вывод про супер-мега-альфасамца Индиану Джонса стал нашей любимой шуткой.
— Пока похож. Но ты же знаешь, многие позиционируют себя как Индиана Джонс, а на деле оказываются «библиотекарями», — это была наша вторая любимая шутка после совместного просмотра фильма «Библиотекарь», в котором красивая и сильная героиня все время спасала слабого главного героя. Мой психоаналитик тогда сказала, что чаще всего альфасамки встречают не своего Индиану Джонса, а именно таких вот «библиотекарей».
— Подождем три дня, — сказала мой психоаналитик, ставя точку в наших рассуждениях.
— Ты права, — поддержала я ее, — лучше напишу про него очередную главу.
— Трезвая мысль!
— И не говори, — улыбнулась я. — Даже если успокоюсь и все пройдет, эти переживания могут хорошо украсить мою книгу.
— Ты остаешься альфасамкой во всем, дорогая! — засмеялась мой психоаналитик. — Другая женщина на твоем месте сидела бы на диване и предавалась мечтам, рассказывая о своих чувствах подружкам, а ты всегда остаешься в трезвом уме, из всего извлекая для себя определенную выгоду.
— Что есть, то есть, — согласилась я со столь лестным для меня выводом и поехала домой сочинять главу, которая должна была завершить мой роман.
На третий день вечером я приехала на дачу к моему психоаналитику с велосипедом в багажнике. Мы взяли двух ее овчарок и поехали кататься. Вечер был теплый и ясный.
— Какой тебе хотелось бы видеть свою жизнь? — спросила она меня, когда мы остановились на краю поля, чтобы полюбоваться закатом.
— Мне хотелось бы, чтобы моя жизнь была книгой, которую подростки читают взахлеб, а впечатлительные женщины рыдают в конце, — это были его слова.
— Напишешь? — спросила она, не отводя взгляда от заходящего за горизонт красного шара.
— Да, — ответила я, — сегодня ехала на машине в офис и случайно подняла взгляд на один биллборд. Знаешь, что там было написано?
— Что?
— Будущее зависит от тебя, — сказала я.
— Это точно, — согласилась мой психоаналитик, — значит, он тебе все-таки нужен?
— Неправильная формулировка, — сказала я. — Мне никто не нужен, кроме себя самой. Я просто хочу, чтобы наши с ним вселенные были рядом друг с другом, но параллельно.
— Хочешь партнерских отношений?
— Да, хочу, чтобы он был близко, но не мешал моему одиночеству.
— Думаешь, на этой планете так бывает? — спросила мой психоаналитик.
— Ты же сама знаешь!
— Знаю, — согласилась она, — но хочу услышать твой ответ.
— Даже если так никогда не было, я прогну этот мир, чтобы было так.
— А его мнение тебя интересует? — спросила она, ехидно хихикнув.
— Да, — просто ответила я.
— А если он будет против партнерских отношений двух параллельных друг другу одиноких вселенных?
— Тогда он не мой Индиана Джонс.
— И что ты будешь делать в этом случае?
— Ничего, — ответила я, — просто полечу дальше.
Мой психоаналитик ничего не ответила. Мы наслаждались тишиной и красотой окружающего нас мира.
— Наши мечты могут изменить этот мир, — через какое-то время сказала она кому-то другому, невидимому в пустоте.
А через месяц я дописала свою книгу. Так сбылась одна моя мечта. Я стала писательницей.
Однажды мы сидели с моим психоаналитиком в нашем ресторане и пили домашнее вино.
— Как жизнь? — улыбнулась мой психоаналитик.
— Расписана по минутам, — ответила я, вздыхая. — Закончила новую книгу. Да и работа в журнале не оставляет свободного времени.
— А как твоя личная жизнь? — спросила мой психоаналитик.
— Никак, — ответила я, грустнея, — просто для тела не хочется, а для души — не получается…
— А как твое киевское увлечение?
— Тоже никак. Больше он не давал о себе знать.
