7
На Юстонском вокзале им предстояло разъехаться в разные стороны. Лукас повернулся к ней, и у Рэйчел мелькнула мысль, что он собирается поцеловать ее в щеку, – в конце концов, они целый день провели вместе, – но он предпочел нейтральное рукопожатие. Решил не покушаться на хрупкий баланс в связке «учитель – ученик», удовлетворенно отметила Рэйчел.
– Что ж, спасибо, – сказал Лукас. – День был очень… познавательным.
– Познавательным?
– Да… не могу подобрать другого слова.
Рэйчел с Лукасом побывали в Бирмингеме в качестве волонтеров в продуктовом банке Кингс-Нортона. Когда выяснилось, что большую часть осенних каникул Лукас проведет у Ганнов и кроме домашних заданий других дел у него нет, Рэйчел пришла в голову идея свозить его в продуктовый банк. Возможно, эта «экскурсия» откроет ему глаза, когда он вплотную столкнется с семьями, которым не хватает денег на пропитание. Бирмингем Рэйчел выбрала без каких-либо задних мыслей, просто ей был нужен город, резко контрастировавший с социальным и этническим миксом старинного Виндзора, где высятся башенки Итона. С банком она связалась по электронной почте и легко получила приглашение.
– То есть, – спотыкаясь, продолжил Лукас, – люди читают о таких местах… знают о их существовании… но мало у кого хватает духу реально взять и поехать туда.
– Ну, продуктовые банки не под копирку устроены, отличия между ними имеются, – сказала Рэйчел, – но, думаю, общее представление ты получил.
– Э-э… я, собственно, имел в виду Бирмингем. Но, да-а, и продуктовые банки тоже. Прикольно узнать, что это вообще такое.
– Хорошо. Тебе нельзя опаздывать на встречу с друзьями.
– Да, конечно.
– Где вы встречаетесь?
– Недалеко отсюда. Под крышей «Сентрпойнта»[20]. Пожалуй, я возьму такси.
– Думаю, твоим друзьям не пришлось целый день набивать пакеты кукурузными хлопьями, апельсиновым соком и какао. Не забудь показать им фотографии. Это наверняка произведет впечатление.
– Да уж, они повеселятся. Непременно покажу.
– Тогда до скорого.
Она смотрела ему вслед, пока его высокую крепкую фигуру не поглотила вокзальная толпа.
На Тернгрит-роуд Рэйчел поехала на метро, но вышла на несколько остановок раньше, в Найтсбридже: ей хотелось прогуляться по здешним тихим и почти безлюдным улицам и обдумать события минувшего дня. Разобраться с тем, что в них было странного и необычного. Когда они доехали на поезде до Бирмингема, Лукас словно запер рот на замок. Возможно, он прислушался к инстинкту самосохранения, поскольку в электричке до Кингс-Нортона, а тем более в продуктовом банке его выговор мгновенно привлек бы нежелательное внимание. Но Рэйчел опасалась, что дело не только в этом. Она представила, как его друзья «веселятся», пуская по кругу снимки из Бирмингема, и поняла, что в определенной степени для Лукаса их вылазка была не познавательной, нет, но развлекательной. Все, начиная с волонтерского фартука бутылочного цвета до банок с фруктами и овощами на полках в кладовой, он счел, заподозрила Рэйчел, сперва экзотичным, затем причудливым и трогательным и, наконец, комичным. Выслушивая инструкции Дон, доброжелательной управляющей банком, он с таким трудом понимал ее местный «акцент угольщиков», что Рэйчел приходилось ему переводить. В дальнейшем, надо отдать ему должное, Лукас держался скромно и работал не отлынивая, упаковывал продукты в кладовой и ни разу даже не намекнул на свою другую, тайную жизнь и учебу в самой знаменитой частной школе страны. Теперь же, отработав весь день в обстановке, напрочь лишенной глянца, отработав усердно, не смущаясь и никого не смутив, он получил полное право отодвинуть этот эпизод в прошлое, чтобы больше никогда к нему не возвращаться. На обратном пути в Лондон он не разговаривал с Рэйчел, сосредоточившись на своем шестом айфоне, то ли чатился, то ли развлекал сам себя. Рэйчел не ждала, что его взгляд на мир радикально изменится за несколько часов, она лишь надеялась на удивленный отклик, на какой-либо признак пережитого потрясения, когда он обнаружил, что совсем рядом с его благополучным миром существуют места вроде продуктового банка. Но если подобное соображение и пришло ему в голову, делиться им он не стал.
Что касается самой Рэйчел, с ней тоже случилось странное происшествие, когда она стояла за прилавком, выдавая пакеты понурым молчаливым женщинам (в банк приходили в основном женщины) в обмен на талоны.
– Два, четыре, один! – выкрикнула она и, вручая бумажный пакет, вдруг узнала обладательницу талона. Это была Вэл Даблдэй, мать Элисон.
– Привет, Вэл! – обрадовалась она. – Вы же Вэл, да? (Женщина косилась на нее как на незнакомку.) Это я, Рэйчел. Подруга Элисон из Лидса.
Вид у Вэл был сконфуженный, и даже более чем. Неожиданная встреча с человеком из другого города и из ее далекого прошлого в таком месте и в такой роли, казалось, напугала ее. Ни счастливых улыбок, ни теплых объятий – сцена вышла удручающе неловкой. Рэйчел спросила об Элисон и услышала в ответ неубедительное бормотанье, мол, «она вся в делах, замотана»; тогда Рэйчел написала на листочке свой электронный адрес и всучила его Вэл, пояснив, что в Бирмингем она приехала только на один день.
– Говорят, вы снимались в телепередаче, – не оставляла она попыток разговорить Вэл. – Жаль, но я все пропустила. В тот год я только поступила в универ, а на первом курсе, сами знаете, времени на телик не хватает… Вы сейчас где-нибудь выступаете?
Вопрос Вэл пропустила мимо ушей, сказала лишь скороговоркой:
– Я беру это не для себя. Для моей соседки – она старенькая и не выходит из дома…
– Понятно, – ответила Рэйчел.
– Передай привет маме, ладно? – попросила Вэл, не глядя на Рэйчел, и заторопилась к выходу. Впрочем, она с самого начала старательно отводила глаза.
Рэйчел провожала ее взглядом, пытаясь понять, что же сейчас произошло. Мысль о Вэл не оставляла ее, пока из кладовой не появилась Дон с последним пакетом и маленьким достижением: ей таки удалось пробить временную брешь в стене молчания, что возвел вокруг себя Лукас.
– Твой приятель – просто прелесть, – объявила она. – С таким не соскучишься. Знаешь, что он сказал вот об этом? – Она вынула из пакета банку кофе без кофеина и с убийственной точностью воспроизвела саркастичную манеру Лукаса цедить слова: – «Смахивает на напиток для Микки-Мауса, на мой взгляд».
Если Лукас не желал меняться, несмотря на усилия Рэйчел, с близняшками Грейс и Софией трудностей возникало не меньше. Для Рэйчел они оставались загадкой. Очень умные, это несомненно. И очень целеустремленные. Иностранные языки они схватывали на лету, с таким проворством, что Рэйчел за ними едва поспевала. В их начальной школе классы были маленькими, и каждую неделю учеников тестировали по ряду предметов. Близняшки пристально следили за результатами и на занятиях с Рэйчел первым делом сообщали, какое место заняли в общем зачете – первое, второе или третье (ниже они редко опускались). Они играли в навороченные игры в интернете и смотрели американские комедийные сериалы на своих планшетах, причем не столько смеялись, сколько напряженно следили за развитием действия. Каждый вечер в конце занятий Рэйчел читала им, но найти книгу, которая захватила бы девочек, оказалось трудной задачей, и часто их комментарии ставили Рэйчел в тупик. Однажды она решила прочесть им одну из своих любимых историй, «Дверь в стене» Герберта Уэллса. Их не может не тронуть, думала Рэйчел, рассказ о мальчике пяти лет, обнаружившем на заурядной лондонской улице дверь в стене, а за нею волшебный сад, – дверь, что он больше никогда не смог найти, сад, куда он больше так и не попал, хотя долгие годы искал, стремясь туда всей душой. Обычно Рэйчел прерывала чтение вопросами, ей важно было убедиться, понимают ли они то, что слышат, и когда мальчика изгнали из сада обратно в «серый мир Лондона», а потом, много лет спустя, осознав случившееся с ним во всей полноте, он «дал волю безмерной печали», Рэйчел спросила близняшек:
– Как вы думаете, почему он плачет?
Ответ Софии она запомнила навсегда.
– Потому что слабак, – невозмутимо сказала девочка.
Были ли сэр Гилберт и Мадиана довольны тем, как Рэйчел обучала их детей? Невозможно понять. Прежде всего, никогда точно не знаешь, дома они или нет, если, конечно, к своему лондонскому жилью они относились как к «дому» в общепринятом смысле. В ее части особняка камеры наблюдения были повсюду. Не в ее спальне, слава богу, и не в ванной, насколько Рэйчел мог ла судить, но на кухне, на лестничных пролетах и площадках непременно. Изображение с камер бесперебойно поступало на смартфоны и планшеты сэра Гилберта и Мадианы, в какой бы части света они ни находились, и они всегда знали, на месте Рэйчел или вышла. Но информированность не была двусторонней. Работодатели сообщали ей о своих передвижениях только то, что считали нужным сообщить, и в итоге Рэйчел часто не знала, где они на самом деле. Их домашнее присутствие не сопровождалось сколько-нибудь громкими звуками, а свет в окнах ничего не значил, поскольку из соображений безопасности свет включался автоматически то в одной комнате, то в другой, неважно, дома хозяева или нет.
