— Крис, — сказала я, приподнимаясь с кровати, чтобы расчесать волосы.
— Как ты думаешь, какой процент девочек моего возраста ложатся спать с вымытыми до блеска волосами и просыпаются похожими на облитое смолой пугало?
Посмотрев вокруг, он взглянул на меня, удивленный тем, что я вспомнила этот ужасный день.
— Ну, — произнес он, растягивая слова, — по моему мнению, ты могла быть одной-единственной… неповторимой.
— О, я даже не знаю. Ты помнишь тот день, когда они клали асфальт на нашей улице? Мэри Лу Бейкер и я перевернули тогда громадную кадку с этим материалом, и мы сделали из смолы маленьких человечков и положили их в черные кровати, а потом пришел человек из дорожно-ремонтной бригады и наорал на нас.
— Да-а, — сказал он, — я помню, как ты пришла домой грязная до омерзения, а во рту у тебя был кусок смолы для того, чтобы сделать зубы белее. Черт возьми, Кэти, все, чего ты добилась, так это ты умудрилась вытащить пломбу из зуба.
— Единственное преимущество этой комнаты в том, что нам не нужно дважды посещать зубного. — Он бросил на меня веселый взгляд. — А также замечательно то, что у нас так много времени! Мы завершим наш турнир в «Монополию». А чемпион постирает нижнее белье каждого.
В этом был весь он. Он ненавидел стирку, стоя на коленях на твердом кафельном полу, согнувшись над лоханью.
Мы разложили игру, сосчитали деньги и оглянулись, ища близнецов. Они исчезли! Куда, кроме чердака, можно еще пойти? Ванная была пуста, а на чердак они бы никогда не пошли без нас. Наконец, мы услышали странные чирикающие звуки из-за телевизора.
Они были там: сидя позади телевизора, они ждали, согнувшись, появления крошечных людей изнутри.
— Мы думали, что, может быть, мама находится там, — объяснила Кэрри.
— Я лучше пойду наверх и попрыгаю там, — сказала я, поднимаясь с кровати и направляясь к шкафу.
— Кэти! А как же наш турнир в игру «Монополия»? Вполоборота я произнесла.
— Ты опять будешь только выигрывать. Забудь о турнире.
— Трусиха! — поддразнил он, как и всегда. — Давай поиграем.
Долгим, тяжелым взглядом он посмотрел на близнецов, которые всегда исполняли роль наших банкиров.
— В этот раз играем без обмана, — предупредил он строго, — если я поймаю одного из вас дающим Кэти деньги, когда вы думаете, что я не смотрю — я съем сам все четыре пончика.
Он бы этого никогда не сделал! Пончики были лучшей частью нашей еды и приберегались на вечерний десерт Я легла на пол, скрестив ноги, и мой мозг погрузился в хитроумные способы покупки первым лучшей собственности, железных дорог, предприятий коммунальных услуг и отелей. Я покажу ему, что кое-кто это умеет делать лучше его.
Мы играли часами, останавливаясь только для еды. Когда близнецам наскучила роль наших банкиров, мы сами отсчитывали деньги, тщательно следя друг за другом.
А Крис, сидя в тюрьме, упустил возможность получить 200 долларов, ему пришлось платить налог на наследство и в общественный фонд… и все-таки он выиграл!
Однажды ночью, в августе, Крис пришел ко мне и прошептал на ухо:
— Близнецы заснули. Внутри так жарко, пойти поплавать было бы просто замечательно.
— Отстань от меня, уйди, ты же знаешь, что мы не можем пойти купаться. Я как всегда была надута после проигрыша в «Монополию».
Купание, какая идиотская затея! Даже если бы была возможность, я бы не стала принимать участие в том, в чем он превосходил меня, вроде плавания.
— А где мы будем плавать? В ванне?
— В озере, о котором мама нам рассказывала. Это недалеко отсюда, — прошептал он. — Мы должны практиковаться в спуске на землю по той веревке, которую мы сделали, хотя бы на случай пожара. Теперь мы стали сильнее. Мы легко можем спуститься на землю и не будем долго отсутствовать. — Он умолял с таким упорством, как будто само его существование зависело от возможности хотя бы однажды покинуть этот дом только для того, чтобы доказать, что мы можем это сделать.
— Близнецы могут проснуться и заметить наше отсутствие.
— Мы оставим записку на дверях ванной, что мы на чердаке. И кроме того они не проснутся раньше утра и даже не пойдут в ванную.
Он спорил и умолял до тех пор, пока не одержал верх. Мы поднялись прямо на чердак, а оттуда на крышу по лестнице, которую Крис приставил к дымоходу. Всего на крыше их было восемь.
Проверяя один за одним узлы на веревке, Крис давал мне инструкции:
— Используй большие узлы как ступени. Руками хватайся за узлы над головой. Двигайся медленно, чувствуя веревку между ног, для того, чтобы не соскользнуть и не упасть.
Смело улыбаясь, он взял веревку и дюйм за дюймом спустил ее по краю крыши. Мы спускались на землю первый раз более чем за два года.
Медленно, осторожно, шаг за шагом Крис спустился на землю, пока я тихо лежала на животе на краю крыши, следя за его спуском. На небо вышла луна, в ее ярком свете он поднял руку и помахал мне: это был сигнал для меня начинать спуск. Я внимательно смотрела за его передвижением и могла воспроизвести его метод. Я уверяла себя, что это совсем не отличается от качания на веревках, привязанных к стропилам чердака. Узлы были большими и крепкими, мы предусмотрительно сделали их на расстоянии четырех с половиной футов друг от друга. Крис запретил мне глядеть вниз, а сконцентрироваться на поиске узла, расположенного ниже. Меньше, чем через десять минут, я стояла на земле, рядом с Крисом.
— Черт, — прошептал он, крепко обнимая меня. — Ты сделала это лучше, чем я!
Мы были на задней стороне садов Фоксворт-Холла, где все комнаты были темные, хотя в отсеке слуг, выше большого гаража, каждое окно было ярко-желтым.
— Веди, как Мак Дафф, к месту для плавания, — сказала я низким голосом, — конечно, если ты знаешь дорогу.
Разумеется, он знал ее. Мама рассказывала нам о том, как они с братьями незаметно ускользали и шли купаться со своими друзьями.
Он взял меня за руку, и мы пошли на цыпочках прочь от огромного дома. Так странно было находиться снаружи в эту теплую летнюю ночь, оставив наших младших брата и сестру одних в запертой комнате. Когда мы перешли маленький пешеходный мост, мы вышли за границы Фоксвортской собственности и тогда почувствовали себя счастливыми, почти свободными. Но и теперь нам следовало быть осторожными для того, чтобы нас никто не заметил! Мы побежали по направлению к лесу, а затем к озеру, о котором нам говорила мама.
Было десять часов, когда мы покинули дом; когда же мы наконец нашли край воды, окруженной деревьями, было десять тридцать. Мы боялись, что другие испортят нам купание, и мы уйдем неудовлетворенными, но вода озера была гладкой, не потревоженной ни ветром, ни купальщиками, ни лодками.
В лунном свете, под звездным небом, я смотрела на это озеро и думала, что никогда не видела такой восхитительной воды и не чувствовала ночи, наполнявшей меня таким восторгом.
— Мы будем плавать голышом? — спросил Крис, странно посмотрев на меня.
— Нет. Мы будем плавать в нижнем белье.
Беда была в том, что у меня не было лифчика. Но так как мы были уже здесь, то дурацкая жеманность не могла остановить меня от наслаждения этой водой, залитой лунным светом.
— Кто последний — тот тухлое яйцо, — воскликнула я. Затем, скинув с себя одежду, я побежала к берегу. Не добежав до него, я каким-то образом почувствовала, что вода должна быть ледяной! Я оглянулась на Криса, который в этот момент снял часы, затем увидела, что он отбросил их в сторону и быстро приближается ко мне. Так чертовски быстро, что я не успела набраться храбрости и нырнуть в воду, а он уже был сзади и резко пихнул меня! Плюх — и я оказалась в воде, в мгновение ока мокрая с головы до ног, а не вошедшая в нее дюйм за дюймом, как я хотела.
Дрожа, я всплыла на поверхность и посмотрела вокруг в поисках Криса. Я увидела его силуэт, крадущийся по каменной гряде. Он поднял руки и по-лебединому грациозно нырнул в середину озера. Я раскрыла рот от изумления. А что если там недостаточно глубоко? Что если он ударился о дно и сломал себе шею?
Время все шло… шло… а он не всплывал! О, господи! Он мертв, утонул!
— Крис, — позвала я, всхлипывая, и поплыла к тому месту, где он исчез, и где еще не успокоилась вода.
Вдруг кто-то схватил меня за ноги! Я вскрикнула и ушла под воду, увлекаемая Крисом, который затем, мощно работая ногами, вынес нас на поверхность. Мы оба засмеялись, и я плеснула ему водой в лицо за такую мерзкую шутку.
— Разве это не лучше, чем сидеть в этой душной отвратительной комнате? — спрашивал он, резвясь вокруг меня в диком и сумасшедшем исступлении.
Было похоже, что частица свободы ударила ему в голову, как крепкое вино, и он действительно был пьян. Он плавал вокруг меня и снова пытался поймать меня за ноги и утащить под воду. Но теперь я была умнее. Он нырял вперед и назад, плавал кролем, по-разному называя то, что показывал.
