— Да, собираюсь посмотреть «Злую». Ужин и шоу.
— Так и надо жить, — сказал он и больше не стал расспрашивать о моих планах. — Ладно. Высажу вас прямо перед входом.
Когда мы подъехали к «Спектре», он сказал с сомнением:
— Вообще-то с вас семьдесят два пятьдесят, но, если угодно, могу скинуть долларов двадцать. Тарифы у нас взвинтили.
— Да ладно. — Я достала кошелек и протянула ему стодолларовую купюру. — Сдачи не надо.
— Ага. Меня зовут Эдди.
Я пожала ему руку, кончики пальцев, через перегородку.
— Я Кандейс. Рада была встрече, Эдди. Может, я вам еще позвоню, если мне будет нужно такси.
— Конечно. Увидимся, Кандейс. — И он уехал.
К ноябрю я переехала в офис «Спектры». Я могла это сделать и раньше, когда уехали Блайз и Делила, потому что офис был в моем полном распоряжении, но я, как выяснилось, раба привычки. Только когда безо всяких предупреждений перестали ходить челночные автобусы, я решилась. Однажды утром в понедельник я упаковала одежду, туалетные принадлежности, память о маме и все остальное, что смогла уместить в один чемодан. Я позвонила Эдди, чтобы он меня отвез, но он не снял трубку. Тогда я снова позвонила в диспетчерскую и нашла другого водителя. Когда приехала машина, я заперла квартиру до лучших времен.
Я залезла с чемоданом на заднее сиденье и спросила:
— А вы случайно не знаете таксиста по имени Эдди? Как у него дела?
— Никогда не слышал. — Водитель повернулся ко мне. Его голос звучал глухо из-под грязной маски. — Знаете, из того, что мы все водим машины, не следует, что мы друг друга знаем.
— Извините, — сказала я, и всю дорогу мы ехали молча.
Меня встретил пустой офис. Остаток дня я провела, занимаясь инвентаризацией.
В кладовке оказался изрядный запас кофе, бутылей воды для кулера, сливок для кофе, из которых, если их смешать с водой, получится заменитель молока. Нашлись и всякие хозяйственные принадлежности, два пылесоса Dyson, рулоны туалетной бумаги и бутылки розового жидкого мыла для рук, которым я смогу умываться по вечерам.
В комнате отдыха для сотрудников стояли автоматы, полные полезной еды. Там был жареный арахис, разные цукаты, батончики, чипсы со вкусом йогурта, чечевичные крекеры. Я взяла из копировальной дырокол и несколько раз бросила его в стекло, которое постепенно покрывалось трещинами и наконец разбилось. Я забрала из автомата всю еду, как лиса, которая крадет яйца. Я пошарила по столам сотрудников, отыскав шоколадки, пасту быстрого приготовления Kraft, лапшу со вкусом креветок Maruchan, соленые крекеры, пакетики кетчупа Heinz и, неожиданно, пакет сухой смеси для супа с кнейдлах Manischewitz. Я расставила всю еду на полках в комнате отдыха, рассортировав ее по дате окончания срока годности. В столе Блайз я нашла полупустые бутылочки очищающего лосьона и увлажняющего крема для лица Kiehl’s, а также спрей для лица Mario Badescu. Я поставила их в ванной комнате, чтобы ежедневно ухаживать за лицом.
День переезда выдался длинным и трудным. К вечеру я выдохлась.
Я взяла дырокол и кинула его в стеклянную стену запертого кабинета Майкла Райтмана. С третьей или четвертой попытки стекло разлетелось вдребезги. Я собрала пылесосом осколки, которые блестели на ковре, хрустя под ногами. Я смахнула стекло с его огромного стола, который теперь стал моим огромным столом, и с его прекрасной кушетки, которая теперь была моей прекрасной кушеткой. Погуглив, я узнала, что такая кушетка называется диваном «Барселона» и придумал ее Мис ван дер Роэ. Порывшись в столе, я нашла часы Braun, которые собиралась использовать как будильник. Таким образом, я устроила себе настоящую спальню.
Я и не заметила, как стемнело. Я выключила свет.
Я сняла офисную одежду и надела ночную рубашку. Пока я не собиралась спать. Но мне хотелось почувствовать, каково это — лежать в моей новой комнате.
Надо мной в потолке был световой люк. За все те годы, что я здесь проработала, я никогда его не замечала, и теперь, когда город больше не залит электрическим светом, я могла видеть звезды. Они такие ясные и яркие, что от их вида я ощутила резь в глазах. Перед тем как заснуть, я первый раз почувствовала, как внутри меня шевелится ребенок.
23
Переместившись в Sephora, я рассказываю Бобу о последних днях в Нью-Йорке. Мы сидим друг напротив друга за маленьким столиком, попивая чай из сервиза, как старые друзья, которые вместе прошли через многие испытания. В темноте светодиодная лампа на батарейках светит холодным, неярким светом. Мы говорим тихо, потому что наши голоса эхом раздаются в просторном помещении, не заставленном мебелью.
— Так что в конце ты жила в офисе, — подводит итог Боб.
— И работала там же.
— Правильно. «Нью-Йоркский призрак». Все сходится. Но, — продолжает он, ставя чашку на стол, — я не понимаю, почему ты оставалась в городе так долго, когда жить там уже было невозможно.
— Я могла там жить.
— А эта лестница, по который ты ходила? Сколько там было, тридцать пролетов каждый день? Все равно что бегать марафон по утрам. — Он загадочно улыбнулся.
— Да, это была моя зарядка, — иронизирую я. — Мне пришлось бы уйти рано или поздно, хотя бы из-за лестницы. Ну и потом, некому стало читать блог, знаешь ли, когда все заразились.
— Так вот почему ты ушла, из-за того, что у блога не осталось читателей, — произносит он, на сей раз несомненно с насмешкой в голосе — а еще с презрением и негодованием.
— Я ушла, потому что я беременна, — отвечаю я, что не совсем правда, но, кажется, это поднимает Бобу настроение.
— Ты жалеешь о том, что ушла? — спрашивает он, но потом спохватывается: — Можешь не отвечать. Думаю, что жалеешь.
— В Нью-Йорке невозможно было оставаться до бесконечности, — говорю я, не касаясь всего того, что произошло с тех пор, как я присоединилась к группе. — Досказать тебе историю? Осталось немного.
— Нет, давай оставим на завтра. Будешь держать меня в напряжении.
Он делает глоток чая.
— Боб, — неуверенно спрашиваю я, — а каково это — вернуться?
— Вернуться, — повторяет он. — Ты имеешь в виду, в родные места? Или в этот конкретный торговый комплекс?
— Не знаю. И то, и другое, наверное. Но в первую очередь в этот комплекс, где ты столько времени проводил в детстве. Ты не разочарован? Он остался таким же?
Он смотрит на меня.
— Веришь или нет, остался. Он даже пахнет точно так же, как в детстве.
— Можно спросить, а зачем ты ходишь по нему ночью? Я всегда тебя слышу.
— Не понимаю, о чем ты говоришь, — говорит он, допивая остывший чай.
Прежде чем я могу продолжить допрос, в комнату заходит Тодд.
— Привет, Боб.
Боб бросает на него сердитый взгляд.
— Я что говорил? Стучаться надо.
— Извини, — бормочет Тодд. Он возвращается ко входу, где стоит Адам, и стучит костяшками пальцев по стене. Боб смотрит на меня.
— Войдите! — выкрикиваю я.
На этот раз заходит Адам и обращается к Бобу:
— Нам нужны ключи от машины. Мы едем за батарейками.
— Правильно, — кивает Боб. — Вам не нужна большая машина, поэтому я выдам вам «ниссан». — Он отстегивает ключ от цепочки, прицепленной к джинсам. — В следующий раз постарайся взять все запасы за один раз.
— Прекрасно, — говорит Адам. — Мы, может быть, вернемся поздно. Как вернуть тебе ключи?
— Я буду уже спать. Просто оставь их у двери, когда вернешься.
— Хорошо. — Адам кивает Бобу, потом мне. — Спокойной ночи.
Возможно, из-за их присутствия Боб опять становится неприветливым, властным.
— Ты принимала сегодня фолиевую кислоту? — спрашивает он, хмурясь. — Рейчел должна была проследить за тем, чтобы ты это сделала. Я специально ее об этом просил.
— Она мне напомнила.
— Но она должна была не напоминать, а убедиться, что ты это сделала. Фолиевая кислота предотвращает патологию плода, помогает твоему телу создавать новые клетки.
