А то, что патрон из меня строгий – это всякий может подтвердить. Нет, я не был бессмысленным самодуром и жестоким тираном, но строгим и страведливым наставником. Слуга царю, отец солдатам, рожден булатом, пиздец зарплатам… Исполнял что-то вроде человечного старшины-сверхсрочника из советского фильма про армию. Простить невольные ошибки я мог любому, но вот чего совершенно не терпел в подчиненных – так это равнодушия, лености, легкомысленного подхода к Делу. И с суровой непреклонностью преподавал нелегкую охранную науку рекрутам. А если кто из них и жаловался иной раз на крутость мер, то я отвечал так:
– Послушай, сынок! Тебя сейчас не сладко, это понятно. Зато когда попрут немецкие танки – вот тогда ты с благодарностью вспомнишь меня!
Подробности (какие еще на хер танки, почему именно немецкие, какого рожна они вдруг попрутся на Третьяковку?) я предпочитал опускать.
Скажу без ложной скромности, воспитывал я подчиненных первоклассно. Общий курс дрессировки у собак породы немецкая овчарка длится два месяца. В Третьяковке я давал его по экспресс-методике – за две недели. Учтите, это при том, что если среднестатистический сотрудник и отличался от овчарки по сообразительности в лучшую сторону, то не намного.
Внутри своей педагогической деятельности я не уставал искать свежих форм преподавания и прогрессивных приемов подачи материала.
Вот, к примеру, такой был случай. Ну вы догадались уже. С Павликом, ага.
Прихожу как-то я, старший сотрудник второго этажа в десятом часу утра на «шестую» зону, к заветной двери Депозитария. Мысленно готовясь к встрече с горячо любимым мною Павлом Макаровичем Тюрбановым. Даже, заметьте, имею филантропическое намерение похлопать его по крупу, рассупонить немного подпругу и отпустить в краткосрочный отпуск в луга привольные – кофейку там попить, пробздеться, да мало ли что еще… Впереди долгий и мучительный день, который весь пройдет на постах и зонах. Мне ли, вышедшему в руководители из самых окопных низов не знать тягот и лишений службы рядового вахмурки!
Нарезаю последний поворот, и к удивлению своему не наблюдаю Павла Макаровича Тюрбанова на посту. То есть стул стоит, а бойца моего нету. Такая вот коллизия. Ну, думаю, обожду маненько. Наверное, подудонить отбежал, паразит. Что ж, дело молодое. Но пост, тем более такой ответственный пост, бросать тоже не хорошо. Ой, не хорошо… И придется теперь показать Павлу Макаровичу келдыша в томатной пасте. Дружба дружбой, а служба службой. Топчусь как идиот минут десять – нету разлюбезного. Эка, смекаю, прижало Павлушу… Огурцов обожрался, что ли?
Стою. Вдруг открывается заветная «двадцатая» дверь, и из недр Хранилищ прямо на меня крестным ходом выдвигается целая хебра: Главный хранитель Галереи Ромашкова Л. И., ее первейший заместитель Иовлева, пяток видных искусствоведов, и всякой мелконаучной трипутени числом до пехотного отделения. Все вместе они тащат некий шедевр живописи. Ромашкова имеет выражение лица торжественно-трагическое, Иовлева просто торжественное, трипутень аж повизгивает от переизбытка экзальтации – разве что вот только не поют акафистом «Господи, помилуй!». Чего уж там за картинка такая, хрен поймешь. Но, судя по всему, настоящий хит и бестселлер.
По существовавшим правилам любой предмет, следующий из запасников и обратно должен был иметь пропуск установленного образца. Ежели у лица, предмет сопровождавшего такого пропуска не обнаруживалось, то сотруднику всеми возможными способами надлежало призывать подмогу. В течении примерно трех минут, громыхая сапогами и автоматами, прибывает ментовская Группа немедленного реагирования и берет субчика мозолистыми ладонями за нежное промежное. Далее твое дело – сторона. Но пропуск проверить ты должен, хоть умирай.
Был у меня неприятный инцидент с блуждающей по Третьяковке сотрудницей Депозитария и небольшой картинкой Родченко, которую клятая тетя вытащила то ли на экспертизу, то ли на проветривание, то ли еще за какой-то научной надобностью. Обнаружил ее, ну конечно же, вездесущий демон подземелья Олег Баранкин. Заложив крутой вираж, и подняв клубы пыли полами черного плаща с алым подбоем, Олег согласно инструкции потребовал пропуск на произведение искусства. Пропуска не оказалось. И вообще, стыдно, говорит тетя, такому здоровому жлобу заниматься ерундой, приставать к женщинам под надуманными предлогами.
Кто же это на «шестой» зоне-то у нас? – задался тогда вопросом глубоко уязвленный в своих лучших чувствах старший сотрудник Олег Баранкин. Полбеды, что Баранкин задался этим вопросом сам, так он еще призвал в помощники самого Е.Е. Ум, дескать, – это хорошо, а два – лучше по люблинской. Устроили они, значит, мозговой штурм. Е.Е., несмотря на всю свою интеллектуальную мощь, тоже затруднился немедленно, одним только усилием мысли определить виновного.
Узел сей проблемы был разрублен личным явлением начальника объекта на «шестую» зону. А на «шестой» стоит импозантный Фил и интеллигентно флиртует со случайной знакомой. Искристый, остроумный, интересный молодой чемодан. И не досуг ему, понимаешь, следить за всякими Депозитариями. Да, хорошенько, глубинно промассировали мне тогда копчик… Пропускной режим – это же квинтэссенция охранной службы, ее начало и конец, альфа и омега. Если постовой его не осуществляет, то дерьмо он последнее, а не постовой никакой!
Самым яростным ревнителем пропускного режима являлась именно Ромашкова, что вовсе неудивительно, так как Хранитель просто по должности обязан заботиться о сохранности подотчетного имущества. Ромашкова буквально расцветала когда курантовцы, прекрасно знавшие ее в лицо, требовали предъявлять различные пропуска, значки и проходки. В этих фактах лицемерия Лидии Ивановне виднелись проявления бдительности и принципиальности сотрудников Службы безопасности. Мол, если уж меня, Главного хранителя проверяют, то злоумышленнику тут вообще делать нечего. Злоумышленники, сукины дети, ваши не пляшут!
Конечно же, это было в определенном смысле заблуждение. Это просто чудо, божий промысел, что за все описываемое время не случилось ни одного действительно серьезного проишествия. Ведь увести пару врубелей у таких якорных замудонцев, как Романычев с Гжельским – это ж, право слово, сущий пустяк и «детская игра в крысу».
Да что там одиозный Романычев – карикатурный, умственно отсталый имбецил… У одного вполне на вид приличного сотрудника средь бела дня двое рабочих сняли картину со стены и утащили в Инженерный корпус! Мало того, что тот сотрудник пропуск не проверил, так он еще и сигнализацию собственноручно отключил. Сигнализация своим негармоничным дребезгом мешала ему элегантно клеить первую подвернувшуюся под руку симпатяшку.
Нет, рабочие были, конечно же, свои, третьяковские. Сотрудник оказался все-таки не настолько идиот, чтобы каких-то левых проходимцев подпускать к национальному достоянию. Но никаких документов, даже малейшей бумажки у ребят не было! Просто пришли, приставили лестницу, свинтили подлинник Сурикова и вынесли за пределы экспозиции.
Ух, представляю себе, как убивался бы внучатый племянник живописца известный кинорежиссер, как рвал и метал бы по всем каналам телевидения. Мне, мол, потомственному дворянину невыносимо больно смотреть на то, как пиздят картины дедушки! И нельзя ли виновных посадить по нашей старой дворянской традиции на кол? Или, на худой конец, хотя бы шомполов им перед строем, а?
Раз уж пошел такой задушевный разговор, то вспоминается мне еще одна забавная корка. Монтировался зал драгметаллов. «Драгметаллов», улавливаете суть? Его экспозицию составляли огромные кресты с изумрудами, золотые чаши-дароносицы килограммов по восемь каждая, золотые же оклады, и тому подобные скобяные изделия. Во время монтажа экспонаты к сигнализации подключены не были. На охрану ставился весь зал целиком. В конце дня надо было сначала закрыть замок отверткой, далее набрать секретный код на пульте-коробочке возле двери, а потом еще позвонить в диспетчерскую.
Я код-то набрал, а вот отверткой ковырнуть позабыл. То есть дверь на замок не закрыл. Может выпимши был, может просто по рассеянности… Нельзя также исключать и совокупности этих обстоятельств. Как бы там ни было, а простояло у меня несколько пудов золота и каменьев самоцветных буквально нараспашку целых два дня – субботу и воскресенье. Мимо прошли тысячи россиян, материальные проблемы подавляющего большинства из которых с легкостью решила бы любая безделушка из зала драгметаллов.
Ничего страшного, скорее всего, не произошло бы, сигнализация-то все-таки была включена. Однако, знаете, раз в год оно и палка стреляет, и вообще…
Но это все были эпизоды, замятые в узком кругу и широкой огласки не получившие. Так как их удавалось придушить в зародыше, избегая совсем ненужной шумихи, то и репутация «Куранта», в конечном счете, оставалась незапятнанной. Но в нашем частном случае, где фигурантом по делу проходит не кто-нибудь, а сам Главный хранитель рассчитывать на полюбовное расставание было бы просто глупо. Главный хранитель – это вам не дохлая крыса на веревочке. С такими вещами не шутят. Главный хранитель это такое явление, которое воле смертных неподвластно.
