Человек не способен распознать большой обман, потому что в организме его отсутствуют антитела ко лжи. И в реальной истории Тито, и в сюжете «Андерграунда», люди лгут, даже говоря истину, и было бы невозможно понять, что такое истина, если бы они не умели лгать. Проблема в том, что сейчас понятие истина никого особенно и не волнует, в мире, в котором инстинкты продолжения рода (по Фрейду) и инстинкты выживания (по Юнгу) заменены деньгами и потреблением, ставшими теми самими искрами, которые движут человеческие машины. Выходит, теперь истина досадна и не нужна большинству жителей этой планеты, да и вообще не особенно важна в человеческой жизни. А в истории и того меньше.
И как же, все таки, стала возможной такая невероятная история, как наша. Благодаря фильму «Андерграунд» и переплетениям его сюжета я заинтересовался еще одним устаревшим понятием из человеческого прошлого. Задумался я о морали! В основном, потому, что основой трагедии «Андерграунда» стала история о людях, закрытых в подвале, и пропагандистском механизме, поддерживавшем в них веру, что Вторая мировая война так и не закончилась, и в этом мне виделось, прежде всего, преступление против морали. Кто они, те перекройщики нашей истории, определявшие нормы морали и практического ее толкования? Когда-то это были толкователи Старого Завета, Марко Милянов, Ньегош. Позже, по свидетельствам современников, вопросами морали стали заниматься литературные кумиры. Но вскоре, помимо этических норм, утверждаемых литературой и кино, начал преобладать другой подход, и моральные нормы, начиная с морали футбольных фанатов и до правительственных органов, определял уже закон, основанный на идее, описанной в популярных журналах для строителей-непрофессионалов. Имеется в виду строительство по принципу «сам себе мастер», только применительно к морали. Этот другой подход постепенно завоевывал новые позиции, потому что прежние, церковные и философские обоснования моральных законов находились вне русла, в котором воспитывалась большая часть населения. В конце концов самая идея моральности стала чем-то вроде изысканного чудачества и моральный императив исчез вместе с идеализмом. Когда идеализм стал считаться пороком для современного человека, пропали и моральные нормы.
Я вырос в квартале, в котором, кроме чиновников государственной службы и военных жила еще и цыганская беднота. В таких условиях, ложь не считалась тяжелым моральным проступком. Но позже я учился в одном из центров среднеевропейской культуры, где подобные представления об истине и лжи были не в ходу. После учебы всю оставшуюся жизнь я пытаюсь разобраться с этими двумя мирами.
Балканцы живут одной ногой на асфальте, а другую пытаются вытащить из сельской грязи. Обзывая кого-то козломордой деревенщиной, они делают это, стоя на одной ноге, городской, конечно. Но это значит, что оскорбление это ушло от них совсем недалеко - и обзывают они сами себя. Потому что эта другая нога, застрявшая в грязи, свидетельствует именно о том, что первая, городская, относится к вопросам морали поверхностно, особенно к их истокам, не понимая, что полученное ею от второй увязшей в сельской грязи ноги становится ее историческим капиталом.
В одной деревушке возле Ужице, селяне на вопрос, что такое мораль, поначалу смотрели в ответ неуверенно. Будто ждали, что кто-то шепнет им правильный ответ. Это травма, оставшаяся от школы, куда их водили насильно. Поскольку ничего похожего не происходило, помолчали они еще секунд десять, а потом один из них громыхнул, будто из пушки:
- Морально, это то, что ты должен делать![47]
А когда их спросили, что такое «неморально», они сделали логический вывод:
- Неморально, это то, что ты делать не должен![48]
Впрочем, логика тут не играет большой роли. Потому что лучше и не скажешь. Даже самым умным представителям нашего народа нелегко было бы найти такое поразительное определение морали. К тому же немаловажно, что этой логикой руководствуется и самая мощная в мире экономика. И кто бы мог сказать, что около Ужице можно услышать лучшее определение такого непростого понятия, как мораль?
Этот языческий способ определения морали позволил сербскому крестьянину сберечь много трудов и усилий. Так он показал, что его моральные нормы происходит не из книг, начиная со старозаветных и до философских трактатов, а от языческого здравого смысла. У крестьянина из деревушки возле Ужице не было ни своих Канта с Гегелем, ни истории, в ходе которой были разработаны определяющие понятие морали законы, и, в общем-то, своего мнения по этому поводу он и не имел. Спросив себя озадаченно:
- Где в этой истории место для меня? - он остался в стороне от многомудрых толкований и Бога, в котором сомневался, потому что мало в него верил, но ощущал потребность прославлять его свечками и иконками. Что делал он с незапамятных времен, еще до того, когда верующему был оставлен только один Бог, когда богов было не перечесть.
В Америке же пытались убить своего Бога уже давно, и когда это не получилось, ему просто нашли место. Требовал этого, в том числе, и научный прогресс. Потребность в отрицании Бога нарастала вместе с научными достижениями - вопреки факту, что величайшие ученые были людьми религиозными. И для Бога была разработана новая концепция. Этот Бог, отделившись от католического Бога, отплыл от европейских берегов Атлантики, добрался до Америки и обосновался на Восточном побережье. Там, благодаря бурной истории, геноциду индейцев, дикому капитализму и гражданской войне, Богу тоже пришлось нелегко. Сбежал он, в конце концов, в Голливуд, где и доныне живет. Была американскому Богу торжественно вручена роль лучшего актера, то есть величайшей из всех звезд, и был он поставлен на вершину пирамиды, где, как и другие звезды и прочие светила, служит новой цивилизации. Смирился он с тем, что в новые времена научного расцвета возник новый человек, хай-тек-язычник, которому нелегко поверить в классического Бога. Так Господь признал, что теперь он celebrity и перестал задавать вопросы. Стало ему так комфортно, что больше он ни о чем и не беспокоился. И не только в Америке, но и в большей части современного мира.
А что с тем крестьянином из деревушки около Ужице? Как теперь ответил он на вопрос:
- Где в этой истории место для меня?
А он все там же, помалкивает и ведет себя согласно собственной теории. Ничего не известно ему о терновом пути, пройденном страстотерпцем американским Богом, который бежал от инквизиции, спасая знание от костра и пыток. Все это время великий толкователь морали из Ужице не переставал зажигать свечки перед иконками, а про Бога вспоминал лишь по необходимости. Иногда тот появлялся в пределах видимости, иногда его совсем не было. И когда американцы вывели Бога из употребления, ужицкому моралисту изменять своим привычкам не пришлось. Для него уже веками все остается неизменным. Сам того не подозревая, он стал звеном между американским прошлым и настоящим. И это удивительное преображение моральных норм, возврат к пониманию их моралистом из Ужице, вместе с разработкой новых видов этики, ощущается сегодня повсюду. И когда американцы готовят свои очередные бомбардировки, ставшие сейчас чем-то вроде театрального представления, когда вся планета с нетерпением ждет очередного действия, они тоже опираются на мораль. Чтобы защитить комфорт своего голливудского Господа, свои военные акции в Ираке они оправдывают по телевидению в манере крестьянина из окрестностей Ужице. Эти бомбардировки просто «должны быть». И вся военная операция немедленно провозглашается моральной. Значит, то, что «должно быть» - морально, и по всем телеканалам разрушения и бомбардировки представляются способом защиты морали и цивилизации, и тут мы добираемся до того самого вымученного ответа на вопрос что такое мораль. Тогда припертый в угол крестьянин из окрестностей Ужице смущенно пробормотал, что морально - то, что ты должен делать, теперь американские морские пехотинцы этот тезис применяют на практике. Защищая этические нормы своего государства.
И если, взяв за плечи, тряхануть как следует эту голову, подобно крестьянину, стрясывающему с дерева сливы, чтобы гнать из них ракию, вряд ли на стол высыпались бы какие-то особо сложные моральные конструкции, подходящие для фильма «Андерграунд» и ответа на вопрос, чем же так привлекательна для человека жизнь во лжи. Моя мама никогда не хвалила меня так, чтобы это было слышно соседям. Но когда какая-нибудь соседка хотела похвалить своего сына, выразить неприкрытое удовольствие от его поступков во внешнем мире, она говорила это так:
- Этот мой Самир, маленький бандит, вот ведь умница!
