Ознакомительная версия.
— И сколько, он думал, окажется этих свидетелей? Я имею в виду — сколько человек он ожидал застать в доме Клаттера?
— Я тоже хотел это выяснить. Но он и сам точно не знал. По крайней мере четверых. Возможно, шестерых. Надо было учитывать, что могут быть гости. Он считал, что мы должны быть готовы справиться с дюжиной.
Дьюи застонал, Дунц присвистнул, а Смит, улыбнувшись бледной улыбкой, добавил:
— Мне тоже показалось, что двенадцать человек — это перебор. Но Дик на все говорил — «верняк». Мы, говорил, пойдем туда и размажем их мозги по всем стенам. У меня было такое настроение, что я потащился за ним. Но еще — чтобы быть до конца честным — я верил в Дика. Он казался мне практичным, мужественным, да и деньги мне были нужны не меньше, чем ему. Я хотел получить свое и свалить в Мексику. Но я надеялся, что мы сможем обойтись без насилия. Если наденем маски. Мы много об этом спорили. По пути в Холкомб я хотел остановиться и купить черные чулки, чтобы надеть на голову, но Дик считал, что его узнают даже под чулком, потому что у него перекошенная физиономия. И все равно, когда мы приехали в Эмпорию…
Дунц перебил:
— Погоди, Перри. Ты забегаешь вперед. Вернись в Олат. Во сколько вы оттуда уехали?
— В час. В час тридцать. Мы отправились сразу после завтрака и заехали в Эмпорию. Там мы купили резиновые перчатки и моток шнура. Нож, ружье и патроны Дик взял из дома. Но он не захотел искать черные чулки. Мы здорово повздорили по этому поводу, и где-то в пригороде Эмпории, увидев католическую больницу, я уговорил его остановиться, зайти туда и попытаться купить черные чулки у монашек. Я знал, что они такие носят. Но он только сделал вид. Вышел и сказал, что они ему не продали. Я был уверен, что он даже не стал спрашивать, и Дик сам признался: сказал, что это была дурацкая мысль, что монашки могли принять его за сумасшедшего. После этого мы не останавливались до самого Грейт-Бенда. Там мы купили пластырь. И пообедали. Съели мы много, и я задремал в машине. Когда я проснулся, мы уже въезжали в Гарден-Сити. Город был словно вымерший. Мы остановились заправиться на бензоколонке… Дьюи спросил, не помнит ли он, на какой именно.
— Кажется, это была «Филипс-66».
— Сколько было времени?
— Около полуночи. Дик сказал, что до Холкомба осталось семь миль. Весь остаток пути он говорил сам с собой — здесь должно быть то, здесь должно быть это, вспоминал, что ему рассказывал этот тип. Я даже не заметил, как мы проскочили Холкомб, — такой это маленький поселок. Мы пересекли железную дорогу. Внезапно Дик сказал: «Это здесь, это должно быть здесь». Там был въезд на частную дорогу, обсаженную деревьями. Мы притормозили и погасили фары. Они были не нужны. Хватало луны. На небе не было ни облачка, ничего. Только эта полная луна. Светло было как днем, и когда мы свернули на дорожку, Дик сказал: «Погляди, какой размах! Амбары! А дом! И не говори мне, что у этого парня не водятся деньги». Но мне не понравилась атмосфера этого места: чересчур солидная. Мы остановились в тени деревьев. Пока мы там сидели, зажегся свет — не в главном доме, а в маленьком домике в сотне ярдов левее. Дик сказал, что там живет работник; на его плане это было отмечено. Но оказалось, что этот проклятый домик ближе к дому Клаттера, чем предполагалось. Потом свет погас. Мистер Дьюи — вы говорили про свидетеля. Это вы его имели в виду — работника?
— Нет. Он не слышал ни звука. Но его жена укачивала больного ребенка. Он сказал, что они всю ночь не спали.
— Больной ребенок. А я-то думал… Пока мы еще сидели, свет снова зажегся и снова погас. И я, конечно, занервничал. И сказал Дику, что выхожу из игры. Если он собирается туда идти, пусть идет один. Он завел мотор, и я подумал — уезжаем, слава богу. Я всегда доверял своим предчувствиям; они не раз спасали мне жизнь. Но на полпути к шоссе Дик остановился. Он был зол как черт. Я понимал, о чем он думает. Вот собрался сорвать такой куш, вот мы проделали такой долгий путь, а теперь этот придурок хочет пойти на попятный. Он сказал: «Может, ты думаешь, что у меня кишка тонка пойти туда одному? Что ж, клянусь Богом, я покажу тебе, у кого из нас кишка тонка». В машине была какая-то выпивка. Мы оба глотнули, и я сказал ему: «Ладно, Дик. Я с тобой». Мы повернули обратно. Остановились там же, где до этого, в тени деревьев. Дик надел перчатки; я тоже. Он взял нож и фонарь. Я нес ружье. В лунном свете дом казался огромным и пустым. Помню, я молился, чтобы там и в самом деле никого не было… Дьюи перебил:
— Но вы же видели собаку?
— Нет.
— Там был старый пес, который боится оружия. Мы не могли понять, почему он не залаял. Единственное объяснение — он увидел ружье и убежал.
— Ну, я не видел ни собак, ни людей. Вот почему я не поверил, когда вы сказали, что есть очевидец.
— Не очевидец. Свидетель. Человек, чьи показания связывают тебя и Хикока с этим убийством.
— А-а. Угу. Угу. Он, значит. А Дик всегда говорил, что он побоится. Ха!
Дунц, не давая Перри уклониться от темы, напомнил:
— Хикок взял нож. Ты нес ружье. Как вы попали в дом?
Дверь была не заперта. Боковая дверь. Через нее мы сразу попали в кабинет мистера Клаттера.
Подождали в темноте. Прислушались. Но ничего, кроме ветра, не услышали. Снаружи завывало не на шутку. Было слышно, как шумит листва. Единственное окно закрывали жалюзи, но сквозь них проникал лунный свет. Я закрыл их наглухо, и Дик включил фонарь. Мы увидели стол. Сейф должен был находиться в стене сразу за столом, но мы не могли его найти. Стена была облицована панелями, на ней висели книжные полки и карты в рамках. На одной полке я заметил потрясающий бинокль и решил, что, когда мы будем уходить, я его заберу.
— И забрал? — спросил Дьюи, поскольку бинокль нигде не упоминался.
Смит кивнул.
— Мы его продали в Мексике.
— Извини. Продолжай.
— Ну вот, когда мы не смогли найти сейф, Дик погасил фонарь, и мы в темноте двинулись через гостиную. Дик прошептал мне, чтобы я шел потише. Но он сам шумел не меньше меня. Мы прошли по коридору и увидели дверь. Дик вспомнил план и сказал, что там спальня. Он снова зажег фонарь и открыл дверь. Мужчина, который был в комнате, спросил: «Это ты, дорогая?» Мы его разбудили, и он моргал спросонья. «Это ты, дорогая?» Дик спросил его: «Вы мистер Клаттер?» Тогда он окончательно проснулся, сел и сказал: «Кто здесь? Что вам нужно?» И Дик сказал ему, очень вежливо, словно мы с ним были парочкой коммивояжеров: «Мы хотели поговорить с вами, сэр, в вашем кабинете, если можно». И мистер Клаттер, босиком, в одной пижаме, прошел с нами в кабинет и включил там свет.
До сих пор у него не было возможности хорошенько нас рассмотреть. Я думаю, что когда он нас разглядел, то испытал шок. Дик сказал: «Сэр, все, что мы от вас хотим, это чтобы вы показали нам, где сейф». Но мистер Клаттер спросил: «Какой сейф?» Он заявил, что у него нет никакого сейфа. Я не сомневался, что это правда. Такое у него было лицо. По нему сразу было видно, что этот человек никогда не врет. Но Дик заорал на него: «Не ври, сукин сын! Я знаю, что у тебя есть сейф!» У меня возникло такое чувство, что с мистером Клаттером никто никогда так не разговаривал. Но он смотрел Дику прямо в глаза и очень спокойно с ним говорил. Сказал, что ему очень жаль, но у него просто нет никакого сейфа. Дик приставил ему к груди нож и сказал: «Быстро показывай, где у тебя сейф, а то пожалеешь». Но мистер Клаттер — конечно, видно было, что он боится, но голос у него не дрожал — продолжал уверять, что сейфа у него нет.
Примерно в этот момент я заметил телефон. Тот, что был в кабинете. Я выдрал провод и спросил мистера Клаттера, есть ли в доме еще аппарат. Он сказал — да, в кухне. Я взял фонарь и пошел на кухню — она была довольно далеко от кабинета. Найдя телефон, я оторвал трубку и перекусил провод плоскогубцами. Потом, по пути назад, я услышал шум. Скрип наверху. Я остановился у подножия лестницы, ведущей на второй этаж. Там было темно, но я осмелился включить фонарь. Я мог бы поклясться, что там кто-то есть. На верху лестницы на фоне окна был виден чей-то силуэт. Потом он исчез.
Дьюи подумал, что это, наверное, была Нэнси. Он часто представлял себе, исходя из того, что золотые часики были найдены в носке ее туфли в шкафу, что Нэнси проснулась, услышав, что в доме посторонние, решила, что это воры, и благоразумно спрятала часики, самую ценную из своих личных вещей.
— Я подумал — вдруг там кто-нибудь с ружьем. Но Дик не стал бы меня даже слушать: он слишком увлекся игрой в крутого парня. Гонял мистера Клаттера как зайца. Теперь он привел его назад в спальню и пересчитал деньги в его бумажнике Там было около тридцати долларов. Дик бросил бумажник на кровать и сказал: «У вас в доме должны быть еще деньги. Вы же богач и живете в таком большом доме». Мистер Клаттер сказал, что это все его наличные деньги, и объяснил, что он всегда расплачивается чеками. Он предложил выписать чек, но Дик только еще больше разбушевался: «Мы что, монголы, по-вашему?» Мне показалось, что Дик сейчас его ударит, и я сказал: «Дик, послушай меня. Там наверху кто-то проснулся». Мистер Клаттер заверил нас, что наверху только его жена, сын и дочь. Дик спросил, есть ли деньги у его жены, и мистер Клаттер сказал, что если есть, то очень мало, несколько долларов, и попросил нас — очень трогательно для человека, которому угрожают оружием, — пожалуйста, не трогайте ее, она инвалид и долгое время болела. Но Дик заставил его отвести нас наверх.
Ознакомительная версия.
