Решаю, что пора навестить Банти.
- Рэй, я собираюсь прогуляться. Будет искать Тоул, скажи, что я отправился в Форум.
- Так и скажу, Брюс. Ты когда вернешься?
- Где-нибудь через пару часов. Тебе принести что-нибудь от Кроуфорда?
- Да... корнуэльский пирог с картошкой, - нерешительно, как будто думая о чем-то более лакомом, говорит Леннокс.
В комнату входит Питер.
- А тебе, Питер?
Что надо педику? Сушеные помидоры, оливки и козий сыр.
- Будешь проезжать мимо Браттисани?
- Могу завернуть.
- Тогда белый пудинг, - говорит он. Интересно, с чем у него ассоциируется белый пудинг? Хотя... догадаться нетрудно. Держу пари, этот гомик уже воображает что-то белое в своей заднице!
- Ладно, раз уж ты будешь в Браттисани, то возьми мне рыбный ужин, - решает Рэй.
(есть, есть. Ты помнишь его вкус, Брюс? Помнишь вкус той дряни, маслянисто-черного ископаемого топлива, которое ты, давясь, глотал и выплевывал? Ты ведь до сих пор слышишь его голос, заставляющий тебя есть? Есть, есть, есть. Мать плачет. Ты слышишь его голос? Должен слышать, Брюс. Знаю, он не дает тебе покоя. Теперь ты можешь есть то, что хочешь. За себя. За меня. За всех. Ты поглощаешь все. Так что ешь.)
Зеленая изгородь перед домом Блейдси самая аккуратная на всей улице. Такой уж он у нас опрятный, брат Блейдс. Наверно, из богатой семьи, но туповат и потому годен только для канцелярской работы. А может, он из рабочих, из тех, кто тянется вверх, но недостаточно активно, и которые все еще почитают аккуратность и послушание за добродетель. Так оно, в прочем, и есть. И это означает, что правила не меняются.
Заворачиваю как бы случайно - вот, проезжал поблизости и псе такое. Утро унылое и безрадостное. В воздухе ощущается холодок, но снега, кажется, можно не ждать. Губы у меня немного потрескались, так что пришлось смазать их гигиенической помадой.
Банти, похоже, рада меня видеть. Приглашает войти и включает чайник. На ней толстый свитер из ангорской шерсти, который, однако, не в состоянии скрыть тяжелые, притягивающие к себе внимание груди. Она мрачнеет, когда я начинаю воспевать дифирамбы в адрес моего друга Блейдси.
- Да, конечно, - с ноткой презрения говорит Банти.
Неподходящая она женщина для брата Блейдси. Слишком большая. Очень жаль, но правила везде одинаковые. Она ставит на зеленый пластмассовый поднос чайник, две чашки, молочник и сахарницу. Я уже и забыл, когда мне вот так подавали чай. Каждый раз, когда я собираюсь попить ли чаю дома, в заварочном чайнике и в раковине обнаруживаются высохшие чайные пакетики, а все это убрать у меня нет ни времени, ни сил. Кроме того, я всегда забываю купить молоко, хотя пиво в холодильнике не переводится.
Делаю глоток и поднимаю брови.
- Он слаб. Да-да, слаб. И бесхарактерный. Никакой твердости! - зло бросает она.
Да, брат Блейдс, похоже, вляпался в дерьмо по уши. Но мне надо поддержать его, потому что порочить приятеля значит проявлять ту самую бесхарактерность, которую так презирает Банти. Вместе с тем, защищая Блейдси, нельзя перегнуть палку. Пусть думает, что я лишь формально на его стороне.
- Клифф - один из лучших, - с вымученной, слегка смущенной улыбкой говорю я, надеясь, что мои усилия не пройдут бесследно.
- Он ваш друг, поэтому вы так о нем отзываетесь, и это хорошо, - отвечает Банти, заглатывая наживку. - Мне так хочется иногда, чтобы рядом был верный друг, человек, на которого я могла бы положиться. А что это за масонское братство, о котором я так много слышу?
Она понижает голос и бросает на меня кокетливый взгляд.
- Ну, надеюсь, вы все же слышите о нем не слишком много. Я улыбаюсь в ответ.
- Нет, конечно, нет. Просто... такое интригующее название... тайное общество...
- Не тайное общество, а общество тайн. Я предостерегающе поднимаю палец.
- О... А что, есть какая-то разница?
- Откровенно говоря, не знаю. Мне известно только одно: сейчас, если уж честно, это всего лишь питейный клуб для глупцов, которым нечего больше делать.
- Но вы-то на глупца совсем не похожи, - угодливо замечает она.
Приближается решающий момент.
- Знаете, для меня это возможность встретиться с кем-то, кто не является полицейским. Общение с одними лишь полицейскими утомляет. Мы ведь все время варимся в одном котле. А работа у нас нелегкая, нервная.
- Да... могу представить, с чем вам приходится сталкиваться.
- Вы правы. Но мы справляемся, потому что иного не знаю. Такова наша доля, и мы обязаны показывать всем, что мы сильнее, чем они, что мы не согнемся, что мы выдержим все до конца. Как и вы. Вы ведь тоже очень смелая леди. Вы не боитесь противостоять тому извращенцу. Вы показываете ему, что вас не сломить, не запугать.
- Иногда я не чувствую себя настолько сильной... Иногда мне хочется, чтобы Клифф помогал хоть чуть-чуть больше. Он, шлете ли, не тот, за чьей спиной можно спрятаться, не тот, кто может подставить плечо в трудную минуту, - с легкой запинкой изрекает она.
При всей показушной твердости эта жирная телка понемногу сдает, растекается, потому что не может противостоять жару. Жару Брюса Робертсона.
Достаточно двух шагов, чтобы оказаться рядом и взять ее руки в свои.
- Вы заслуживаете того, чтобы кто-то по-настоящему заботился о вас. Такая женщина достойна самого лучшего.
- Спасибо, вы так добры... я... я иногда чувствую себя абсолютно одинокой... у Крейга сейчас трудный возраст... Боюсь, у меня и жизни-то никакой нет... Господи, мне порой становится так жаль себя... и тогда я так ненавижу этого...
Заглядываю в ее глаза.
- У вас еще все впереди. И в вашей жизни будет светить солнце.
- Вы действительно так думаете? - со злостью спрашивает она.
Мне нравится, когда женщины сомневаются. Недоверие почти так же сексуально, как и решительность.
- Послушайте. Я скажу вам кое-что. Нечто такое, что не должен говорить. Нет. Нет...
Я медленно качаю головой и опускаю глаза. Что?
Она выпрямляется и смотрит прямо на меня.
Нет. Я не могу... не должен... Это только усложнит все и испортит... Нет, ни мне, ни вам это в данный момент не нужно.
- Пожалуйста. Скажите, что вы должны сказать. Я хочу, чтобы вы это сказали. Пожалуйста.
Ее пальцы сжимаются вокруг моих. Пожалуйста. Полиция.
Я резко втягиваю воздух, потом медленно, медленно выдыхаю.
- Хорошо. Я скажу. Меня просто убивает то, что этот психопат делает с вами, потому что... потому что у меня... потому что я испытываю к вам особенные чувства. Ну вот и сказал. Извините.
Я пожимаю плечами и освобождаю руки. Потом поднимаюсь и еще раз вздыхаю. Отворачиваюсь и молчу. Отхожу к окну и развожу тюлевые шторы. На двойной желтой линии как ни в чем не бывало торчит «ниссан микра». Интересно, куда смотрят придурки из службы дорожного контроля?
- Брюс, все в порядке... - слышится слабый голосок у меня за спиной.
Прохожу через комнату и сажусь на диван. Опускаю голову. Закрываю лицо руками. Настраиваю голос на страдальческий тон.
- Ничего не могу с собой поделать... Я все испортил...
- Нет...
Слышу, как Банти поднимается и идет ко мне. Чувствую легкое прикосновение пальцев. Она массирует мою напившуюся кровью, багровую шею и плачет, роняя тяжелые, прерывистые всхлипы.
- Я... я не знаю, что сказать...
Поднимаю на нее глаза и добавляю в голос дрожи.
- Скажите, что ничего ко мне не чувствуете, назовите меня ничтожеством, уродом, который ничем не лучше того извращенца, который донимает вас по телефону...
- Нет... Нет...
- ...потому что я именно такой... грязный, отвратительный, больной урод, позволяющий себе так разговаривать с женой друга, с женщиной в состоянии эмоциональной подавленности... с той, которая и сама не знает, что ей надо...
- Нет-нет! Я знаю! Знаю, что мне надо! Знаю, чего хочу! Брюс, я хочу быть с вами!
Я притягиваю ее, усаживаю на колено - черт, ну и тяжела же эта сучка - и поворачиваю к себе покрасневшее распухшее мокрое лицо. Смахиваю пальцем ползущие по ее щекам слезы - получается похоже на то, как работают «дворники» моего «вольво».
- Я сотру слезы с твоего лица, детка, поверь мне. Ты никогда больше не будешь плакать, - нежно шепчу я.
И надо же так случиться, что именно в этот момент в кармане у меня начинает попискивать. Изображаю огорчение.
- «Фокстрот» вызывает БР. Прием.
- Понял, «Фокстрот», прием. Я издаю усталый стон.
- Уточните местонахождение.
- Кэррик Глен Гарденс, двенадцать, Корсторфайн.
- Пожалуйста, проследуйте в управление.
- Понял, «Фокстрот», уже еду.
Я и уехал, но только после того, как от души отъебал Банти в спальне. Не спеша; в первый раз всегда надо делать все обстоятельно. Я обычно так и поступаю, приглашая новую пташку на уик-энд, балуя ее разминкой, шампанским, взятой на вынос жратвой и подчеркнутым вниманием ко всей той нелепице, которая из нее льется. Обычно трюк срабатывает безотказно, так что в последующие несколько месяцев можно поддерживать легкие, ни к чему не обязывающие отношения. Самое лучшее - это оттянуть новенькую по полной программе, чтобы она знала, на что ты способен, и впоследствии всегда искала причины разлада внутри, укоряя себя за неспособность пробудить в тебе прежнюю страсть. Хорошие любовники знают, что хорошим любовником надо показать себя только однажды. Прояви способности в первый раз, а потом в принципе делай что хочешь. В конце концов до них доходит, что ты эгоистичный ублюдок, но прозрение наступает обычно после нескольких лет бесплодного самокопания, а к тому времени ты уже получил, что хотел, наелся или потягиваешь другую.