– Как? Сюда?
– Татьяна Петровна, кажется. Я тебе забыл перезвонить – замотался. Она ещё с утра тебя искала – чтоб ты к ней не ездила, что она сама приедет – увидеть оператора, посмотреть, где шедевры создаются.
– Жень, приезжай скорее, а? Что я тут одна буду делать?
Мама положила трубку и в ужасе посмотрела на часы, потом – на меня. Я была готова за неё в огонь и в воду, но сейчас в огонь и в воду было не нужно, а что нужно – я не знала.
Природный оптимизм мамы взял верх над безысходностью.
– Так… Надо спасать репутацию отдела… – сказала она бодро.
Бодро – для меня.
В углу комнаты была маленькая железная дверь, которую я сразу и не заметила. Мама открыла её ключом, висевшим рядом на гвоздике.
– Это что?
– Это кладовка. Помоги.
Вместе мы перетаскали по одному четыре стула в эту кладовку, поставили их в ряд, сдвинули поплотнее, делая «диван».
Потом подошли с двух сторон к Филе, переглянулись, вздохнули и взяли его под мышки, пытаясь приподнять.
– Ну, давай, миленький, не подведи. Премия и всё такое. Давай. Тут недалеко. Всего несколько шагов. Ты же молодец, умница, талантище… – приговаривала мама.
Филя с закрытыми глазами, что-то мыча, всё же подчинился этому зомбированию, позволил отвести себя за дверь и уложить на стулья. Там он поджал под себя ноги и тут же опять провалился в сон с блаженной улыбкой.
Мама закрыла дверь, заперла и повесила ключик на гвоздик.
– Мам, а он там не задохнётся?
– Не задохнётся. В крайнем случае припадёт к замочной скважине – она большая. Подышит.
– Мам, а вдруг он проснётся и подумает, что его замуровали, как в древности? – перебирала я самые жестокие варианты, которые приходили мне в голову.
– Не трепещи меня! Пусть думает, что хочет, только бы тихо сидел… То есть лежал, – поправилась мама, уже почти взяв себя в руки.
Несколько мгновений мы стояли молча посреди киноотдела, и я почему-то неуместно вспомнила школьный стишок про спектакль «Хижина дяди Тома», когда на сцене продавали негра, а из зала выбежала девочка и протянула недостающие деньги.
И воцарилась тишина,
Согретая дыханьем зала,
И вся Советская страна
За этой девочкой стояла.
И я чувствовала, что за нами – Филя!
Мама оценила мой юмор и даже усмехнулась.
И вдруг в полной воцарившейся тишине раздался отчётливый счастливый храп Фили.
Мы переглянулись. Мамина мысль работала лихорадочно.
– Магнитофон!
Я нашла глазами магнитофон, притаившийся на подоконнике, подбежала, врубила музыку.
Почти тут же в киноотдел вошла дама из Министерства.
– Здравствуйте, Катя.
Мама, заметив, что со стола не убрана бутылка, бросилась к даме, как к родной, заслоняя собою стол и делая мне у себя за спиной руками отчаянные знаки – мол, убери бутылку.
– Ой, здравствуйте, Татьяна Петровна! Да я бы сама привезла.
– Да я тут была недалеко. По делам. Как вы меня весело встречаете! Музыкой!
Я спрятала бутылку под стол.
– Да! У нас тут всегда весело. Работа такая! – не растерялась мама.
– Я звонила с утра. Ваш осветитель сказал, что Феликс будет в три. Я, наконец, решила познакомиться и заодно забрать плёнку.
– А‑а, – нашлась мама.
– Мы с ним всё по телефону да по телефону. Он очень обаятельный. И такой эрудит.
– Да-а! Он такой! На любую тему – часами!
– Вот-вот. О монтаже Эйзенштейна…
– Проходите, пожалуйста… Это моя дочка.
Я громко и вежливо сказала:
– Здравствуйте.
– Похожа на вас, – констатировала дама и продолжила о своём: – Я видела два его фильма. Вот – про новый ледокол. Там так снято! Камера словно плывёт над самыми льдами! Как он это сделал?
– Это он с борта свесился. Женя его на ремнях держал.
Про этот подвиг даже я знала. А мама уже набирала обороты:
– Мы потом за этот фильм диплом получили и медаль. Филя у нас вообще весь в медалях ВДНХ, как бык-рекордист. Ой, извините!
Дама посмотрела на маму слегка растерянно, не понимая, шутит она или всерьёз. Дама явно не знала, как среагировать на быка (кто их знает – как принято шутить у этой творческой публики), поэтому перевела разговор в нужное для неё русло:
– А другой его фильм – про погрузку. Там так снято! Мешки прямо на камеру падают сверху!
– А‑а… Это он в трюм лёг – на самое дно. И велел, чтобы мешки на него бросали.
– Ведь это опасно! – ахнула дама.
– А он ничего не соображает, когда снимает. Он в творческом трансе. Для него ничего не существует – только картинка! – объяснила мама природу операторского мастерства.
– И этот фильм – про Петрозаводский КЮМ. Думаю…
– Тоже совершенно замечательный! – в экстазе воскликнула мама, потому что Филя храпанул погромче.
Дама из министерства прошла на середину комнаты, обвела взглядом скромное помещение киноотдела и взглянула на часы. Ласковый голос её поменялся на начальственный:
– А он, собственно, где?
Мама схватила коробку с плёнкой фильма, который собиралась показывать мне.
– Вот! Копия – специально для вас. В целости и сохранности. – Мама это сказала с нажимом, за которым читалось: берите копию и идите уже отсюда.
– Понятно. Спасибо. Феликс где?
– Вы знаете, Татьяна Петровна, тут такая накладка приключилась. Дело в том, что он срочно уехал…
– То есть?
– В командировку. В Шостку. За плёнкой. Неожиданно… Он думал, что на завтра билеты возьмёт, а там на завтра не оказалось уже, а на послезавтра нам уже поздно – у нас же график, съёмки… Только на сегодня билеты были. Ну, он и поехал прямо сразу. Позвонил мне с вокзала – что садится в поезд. Очень просил перед вами извиниться!
– Да? Извиниться? – резко погрустнела дама. Прямо на глазах. Вот как она хотела увидеться с нашим Филей!
– Переживал! Расстраивался! Буквально перед вашим приходом… звонил.
– Значит, не судьба! – попыталась казаться весёлой дама.
И мне её стало жалко.
– Значит, в другой раз! – на той же искусственно весёлой ноте поддержала её мама.
Дама уже собралась повернуться к двери.
И тут случилось непредвиденное!
В киноотдел влетела, ворвалась, вбежала… Филина жена – Соня.
Видимо, она всё же решила не бросать мужа на произвол судьбы. Совесть её загрызла, и она поехала-таки к нам, но по дороге, вероятно, ругала себя за проявленную слабость на чём свет стоит и накрутила нервы до такой степени, что дышала, как паровоз.
– Ну? Где он?
Мама оценила осложнившуюся ситуацию и царственно и спокойно повела рукой в сторону министерши:
– А… Познакомьтесь, пожалуйста. Это вот Татьяна Петровна – наш куратор из министерства…
Увидев начальство, Соня «осадила», усмирила, как могла, свой темперамент, даже попыталась выдавить из себя миролюбивую улыбку:
– Здрасте.
– Здравствуйте. – Дама была благосклонна, но огорчена.
– А это Софья Михайловна – жена Феликса, – не останавливалась мама. – Я вот только что сказала Татьяне Петровне, что Феликс уехал в Шостку. Билеты были только на сегодня. Неожиданно уехал.
– А‑а, – вполне понимающе протянула Соня, всё же оглядев киноотдел недоверчивым взглядом.
– У вас очень талантливый муж, – неожиданно сказала Татьяна Петровна. И я вдруг услышала в её голосе нотки женской зависти. – Необыкновенно.
Наверное, Соня зависть тоже услышала.
– Да? – спросила она подозрительно и внимательно принюхалась к духам министерской дамы.
– Нет-нет. Я знаю, что говорю. Я немало фильмов пересмотрела. У него редкий дар. Взгляд… детский, я бы сказала. Он видит мир так открыто, так искренне! В таких потрясающих деталях, которые может заметить только ребёнок или очень непосредственный человек, сохранивший в себе детство.
Ох, лучше б она молчала! Я представила себе, какой скандал ждёт Филю дома за эти дифирамбы.
