Места в зале ожидания постепенно заполняла разноязыкая толпа пассажиров. Турки, направлявшиеся домой навестить свои семьи. Те из американцев-отпускников, для кого 63 доллара вовсе не лишние. Служащие, чьи командировочные расходы тщательно просчитаны скупердяями из бухгалтерии.
Хамид зашел в кафе, где заказал себе кофе и глазунью из двух яиц с хаш-брауном.[15] Все эти мелочи служили ему каждодневным напоминанием об обретенной некогда свободе и о том, сколь многим он обязан Америке.
— Пассажиры с маленькими детьми, вылетающие рейсом на Стамбул, пожалуйста, пройдите на посадку, — объявила стюардесса через громкоговоритель.
Хамид доел свой хаш — он никак не мог усвоить привычку американцев капать во все блюда кетчуп — и одним глотком допил слабый, безвкусный кофе. Он не мог дождаться, когда наконец снова отведает густой турецкий кофе, подаваемый в чашечках из тонкостенного фарфора.
— Пассажиры, занимающие с 35 по 41 ряд, пожалуйста, пройдите на посадку!
Хамид сел в кресло у прохода почти в самом конце эконом-класса. Еще с десяток таких полетов — и он сможет позволить себе бизнес-класс на «Пан Американ».
Прошло уже почти пять лет с момента, как Саддам Хусейн отправил его в отставку: до этого Хамид всего два года проработал в должности министра сельского хозяйства. Урожай пшеницы той осенью оказался совсем скудным: после того как армия получила причитающуюся ей долю, а потом поживились посредники, иракцам пришлось урезать рацион. На кого-то надо было свалить вину, больше всех на роль козла отпущения подходил министр сельского хозяйства. Отец Хамида, торговавший коврами, всегда хотел, чтобы сын продолжил семейный бизнес. А незадолго до смерти уговаривал его не принимать эту министерскую должность: три предшественника Хамида на этом посту сначала были уволены, а затем бесследно исчезли — никому в Ираке не надо было объяснять, что значит «исчезли». Но Хамид все же согласился. В первый год его пребывания на министерском посту выдался обильный урожай. И он всячески убеждал себя, что сельское хозяйство — это всего лишь ступенька к более значимым должностям. Тем более что сам Саддам в присутствии всего Реввоенсовета назвал однажды Хамида «своим хорошим и близким другом». В тридцать два года еще как-то верится в то, что ты бессмертен.
Отец оказался прав: и единственный верный друг Хамида — все прочие друзья, стоило только президенту-сумасброду уволить его, тут же испарились, как снег под лучами утреннего солнца, — помог ему бежать.
Служа в министерстве, Хамид каждую неделю предусмотрительно снимал со своего банковского счета чуть больше денег, чем ему требовалось. Излишки он обменивал на американские доллары у уличного менялы, причем каждый раз обращался к другому и менял при этом сумму, которая не вызвала бы подозрений: в Ираке все шпионят друг за другом.
В день, когда Хамида отправили в отставку, он пересчитал накопившуюся под матрасом наличность. Вышло 11 221 доллар США.
В следующий четверг — в этот день недели в Багдаде начинается уик-энд — он и его беременная супруга сели на автобус до Эрбиля. Свой «мерседес» Хамид специально оставил припаркованным на виду возле его большого дома в пригороде столицы. Они не взяли с собой никаких вещей — только два паспорта, скрученные в трубочку доллары, припрятанные в мешковатой одежде жены, да немного иракских динаров, чтобы добраться до границы.
Вряд ли кто-то станет их искать в автобусе, следующем до Эрбиля.
Добравшись туда, Хамид и его жена взяли такси до Сулеймании: большая часть остававшихся у них динаров ушла на то, чтобы расплатиться с водителем. Ночь они провели в небольшой гостинице на окраине города. Хамид и Шириин не спали, терпеливо дожидаясь, когда первые лучи восходящего солнца появятся в незашторенном окне.
Днем другой автобус поднял их на высокие холмы Курдистана, ранним вечером они уже были в Закхо.
Заключительная часть их путешествия оказалась самой продолжительной. Их переправили через холмы на мулах, за что беглецам пришлось отдать 200 долларов: иракские динары молодого контрабандиста-курда не интересовали. Ранним утром он провел бывшего члена кабинета министров и его жену через границу, и дальше, до ближайшей деревни на турецкой территории, Хамид и Шириин добирались своим ходом. К вечеру они добрели до Кирмизи Ренга и провели еще одну бессонную ночь на местной железнодорожной станции в ожидании первого поезда до Стамбула.
Всю неблизкую дорогу до турецкой столицы Хамид и Шириин проспали — и проснулись на следующее утро уже эмигрантами. Первым делом Хамид направился в «Из Банк», открыл счет и положил на него 10 800 долларов. Затем он отправился в американское посольство, предъявил там свой дипломатический паспорт и попросил политического убежища. Отец как-то сказал ему, что всякий недавно уволенный иракский министр — лакомая добыча для американцев.
Люди из посольства сняли для Хамида и его жены номер в первоклассном отеле и тут же проинформировали Вашингтон о своей маленькой удаче. Хамиду они пообещали, что скоро вернутся за ним, но сколько может продлиться ожидание, не уточнили. Он решил не тратить время зря и отправился на ковровый базар в южной части города, где так часто бывал его отец.
Многие торговцы помнили отца Хамида: он честно вел дело, с азартом торговался, литрами поглощал кофе, а еще частенько говорил, что его сын ударился в политику. Торговцы обрадовались знакомству с Хамидом, особенно когда узнали, чем он намерен заняться, поселившись в Штатах.
Через неделю супруги получили американские визы и отправились в Вашингтон: оплаченные правительством расходы включали и багаж в виде двадцати трех турецких ковров.
После пяти дней интенсивного допроса в ЦРУ Хамида поблагодарили за сотрудничество и чрезвычайно полезную информацию. Теперь он мог начать новую жизнь в Америке. Хамид, его жена и двадцать три ковра заняли место в поезде, отправлявшемся в Нью-Йорк.
Шесть недель ушло у Хамида на то, чтобы подыскать на Нижнем Ист-Сайде Манхэттена подходящее здание, где можно было организовать продажу ковров. Он заключил договор об аренде сроком на пять лет, и Шириин тут же предложила написать над входной дверью их фамилию, переделанную на американский манер.
В первые три месяца Хамиду не удалось продать ни одного ковра: за это время от их с Шириин скудных сбережений почти ничего не осталось. Но к концу первого года их пребывания в Америке шестнадцать из двадцати трех ковров нашли своих покупателей, и Хамид понял, что скоро ему надо будет отправляться в Стамбул за новой партией.
Так прошли четыре года… Совсем недавно супруги перебрались в дом побольше: прямо над магазином там располагалась небольшая квартира. Хамид без конца твердил жене, что это только начало, что в Соединенных Штатах все возможно. Он уже считал себя полноценным американским гражданином, и не только благодаря бесценному синему паспорту, официально подтверждавшему его статус. Он понимал, что не сможет вернуться на родину, пока там правит Саддам. Его дом со всем содержимым давно уже реквизировало иракское государство, а его самого заочно приговорили к смертной казни. Хамид сомневался, увидит ли он еще когда-нибудь Багдад…
После промежуточной посадки в Лондоне самолет приземлился в аэропорту имени Ататюрка в Стамбуле. Хамид поселился в той же маленькой гостинице, где он обычно останавливался, и тщательно распланировал свое двухнедельное пребывание. Он был рад вновь окунуться в толчею и суматоху турецкой столицы.
Хамид собирался нанести визит тридцати одному торговцу, поскольку на этот раз надеялся привезти в Нью-Йорк не меньше шестидесяти ковров. А значит, все эти четырнадцать дней он без конца будет пить густой турецкий кофе и торговаться по много часов: но, торгуясь, не принято идти напрямик, и в глубине души Хамиду — как когда-то его отцу — нравился сам процесс торга.
К исходу второй недели Хамид приобрел пятьдесят семь ковров, отдав за них чуть больше двадцати одной тысячи долларов. Он старался выбирать лишь те ковры, которые наверняка придутся по вкусу самым разборчивым ньюйоркцам, рассчитывая получить в Америке за всю партию около ста тысяч долларов. Поездка оказалась столь успешной, что Хамид решил слегка побаловать себя и отправился в Нью-Йорк более ранним рейсом «Пан Американ». В конце концов, за время нынешней поездки он не раз уже отработал эти лишние шестьдесят три доллара.
Самолет еще даже не успел взлететь, а он уже живо представил, как увидит снова жену и детей: от характерного нью-йоркского говора и дружелюбной улыбки американской стюардессы ощущение, что он уже дома, стало еще сильней. После ланча Хамид решил, что, пожалуй, не будет смотреть кино, и задремал. Ему грезилось, чего еще он может со временем достичь в Америке. Возможно, его сын займется политикой. Готовы ли США примерно к 2025 году получить президента-иракца? Он улыбнулся этой мысли и уснул крепко-крепко.
