Ознакомительная версия.
Я попытался открыть рот, чтобы возразить, но Даниил жестом остановил меня:
— Я ведь не жил в Раю, как Адам, и ко мне не являлся ни Господь, ни ангелы его, как Аврааму или Моисею. Я не знаю, что и как должно быть. У меня нет книги «Конец света для чайников», как и путеводителя по канцелярии Страшного суда. Бред Данте тут не помощник! От меня ведь вы все ждете не аллегорий, а точных указаний. А У МЕНЯ ИХ НЕТ!
Фу, заорал, хоть полегче стало.
— И что нам теперь делать? — спросил я.
— А Я ОТКУДА ЗНАЮ? — снова закричал Даниил. — Я ведь все время ждал какого-нибудь знака, намека. Знаешь, поначалу я очень боялся. Представляешь, с утра просыпаюсь, а СИЛЫ нет. Жуткий был кошмар, но потом появились и другие страхи.
— Какие?
— Да те самые, на которые все время намекали старики — а вдруг я не от Бога? Неужели ты думаешь, что я себе сто раз этот вопрос не задавал? Задавал. Только вот ответа нет! — Учитель помолчал и, вздохнув, продолжил: — Но есть один надежный способ узнать…
— Даниил, о чем ты говоришь? Конечно, ты…
— Володя, лучше помолчи, — перебил меня он, — у вас ведь с Эльгой так и нет детей, и во всем мире их нет. Даже я ничего не могу с этим поделать, хотя и сам очень хочу, чтобы и в моем доме бегали детишки. НО ВО ВСЕМ МИРЕ ЖЕНЩИНЫ ПЕРЕСТАЛИ РОЖАТЬ!
— Так ведь было во времена Ноя, — возразил я.
— Было, — кивнул Даниил, — но тогда не было меня. А вот во времена Христа так не было. «Я есмь Альфа и Омега», начало и конец, а такой малости, как беременность, сотворить не могу. — Учитель закрыл руками лицо.
— И что мы будем делать? — осторожно спросил я. Ой, чует мое сердце, куда это все идет.
— Да, — Даниил поднял голову, — есть план! Подстегнем исторический процесс, как говорили во времена нашей советской молодости. Проведем суд над стариками и еще один эксперимент, который навсегда развеет все мои сомнения.
— А что это за план?
— Очень и очень простой. Генетически мы с Христом едины, и все его фокусы я повторил легко. Остался лишь один, но самый важный.
— Даниил, зачем? Это совершенно не нужно! Какое-то варварство! Неужели ты хочешь оказаться на кресте?
— Поверь мне, — Даниил крепко сжал мою ладонь, — меньше всего на свете я хочу этого. Но, видно, такова моя чаша! Должно быть, искупление грехов всего человечества без этой жертвы не полно, и лишь пройдя через страдания, я добуду высшую силу.
— Зачем? — спросил я, начиная сильно нервничать. — Это все какой-то бред, проявление слабости. У тебя что, плохое настроение? Ну так давай позовем девчонок, рыжих, а? Выпьем, уничтожим вслед за Китаем какую-нибудь Индию, развеселимся как-то. А то ведь весь этот поток сознания слушать невозможно, будто в тебя чекисты вместе с генами Спасителя внедрили и ген саморазрушения. Мы что, плохо живем? Все есть: мир наш, враги повержены, оставшиеся в живых обожают, преступность на нуле. Греховность? Греховность стремится к нулю. А кто что не так задумает, так для него ангелы смерти наготове! Утвержденные тобой кандидатуры в цари-пророки ждут коронации в Иерусалиме. Все не так плохо! Судим помаленьку, а то что рожать прекратили, так и это ничего, еще не успеем всех осудить. Даниил, тебя кто-то обидел? Это что, та официантка тебе что-то не так сказала? Да плюнь ты, это бабские дела! Подаришь ей какую-нибудь цацку, и она сама успокоится. Нам бы Храм восстановить, вот это действительно задача, а на кресте болтаться — ума много не надо. Давай лучше Храмом Соломона займемся?
— Хороший ты парень, Володя, — грустно улыбнулся Учитель, — настоящий друг, только вот с Храмом ничего не получится.
— А в чем проблема?! - изумился я. — Строителей завались — сейчас свистнем, таджики за ночь миленький храм слепят в точности по ветхозаветным наставлениям!
— Да я уже свистел, — усмехнулся Даниил, — я так свистел, что аж свисток лопнул! Ты же сам понимаешь, что не таджикам этот Храм строить. Он явиться должен! Я сколько дней провел в постах и молитвах, но так и не был услышан. Храм ведь дается, когда Господь слышит свой народ, а народ хвалит и любит Бога. И забирается он за прегрешения! Надо заставить Отца увидеть меня, тогда Он и повернется к народу, который не любит меня, а боится, и Отца моего трепещет. Страх есть, а любви нет.
Учитель поднялся на ноги:
— Так что готовь стадо к большому шоу. Народ хочет зрелища? Да не обманется он в ожиданиях своих!
Билл опоздал. Пришел вторым и великую гонку за любовь Даниила проиграл. Уже навсегда я — первый из апостолов. Не только по времени призвания, но и по значимости деяния. От понимания этого факта Биллу было очень худо. Еще бы, все самое важное случилось без его непосредственного участия. На упитанном американском лице бывшего главы «Майкрософта» застыла гримаса страдания, сравнимая лишь с разочарованием от вкуса выдохшейся кока-колы.
Тем не менее с характерным упрямством он продолжал гнуть свою линию:
— Я настаиваю на том, что настоящее копье Лонгина находилось до сегодняшнего дня в Америке, и поэтому в церемонии распятия должно использоваться именно оно!
Предмет горячего спора, который длился уже добрый час, лежал на столе — кусок железа, наполовину прикрытый золотой оболочкой, сантиметров пятьдесят в длину. Для меня было очевидно, что настоящее копье добыли мы с ребятами, но Билла уже понесло.
Гейтс никак не мог смириться с тем, что я его обскакал и явился к Даниилу и с плененными стариками, и с Копьем власти. Оказалось, что все это время наш тихоня вел собственное расследование. В погоне за копьем он нашел родственников немецких солдат, по приказу Гитлера запрятавших в нюрнбергском колодце венский артефакт. А потом ему удалось разыскать американских вояк, доставших копье из этого колодца, и экспертов, выполнивших в 1946 году копию, которую и вернули в Австрию. Боюсь даже представить, с какими сложностями пришлось столкнуться моему возлюбленному брату во время поиска копья в Америке. Постоянно на его пути попадался злобный Илия, чинивший всевозможные козни! И вот, когда все уже позади и реликвия в руках, выясняется, что это подделка.
— Копье не может быть подделкой, — брызгал слюной Гейтс, — посудите сами: кто владел миром после Второй мировой войны — Армения или США? Даже если учесть, что Армения входила в состав СССР, то и тогда победа остается за нами. Ведь это в Америке награждали за победу в холодной войне, а не в России. Империя Зла развалилась, а мы по-прежнему процветаем!
— Ну, прямо римляне! — не удержался я от легкой подколочки.
— Прекрати издеваться, немедленно прекрати! — Билл срывался на истерику.
— Не плачь, маленький, — сюсюкая, ответил я, — не все так плохо. Ты лучше водички выпей и расслабься, я тебе все объясню. Повезло тебе, что мы не чеченцы, а то за такое поведение вмиг бы схлопотал по ушам!
Даниил не прерывал наш диспут, я бы даже сказал, что он получал от этого базара некоторое удовольствие. Мы находились в Храме Гроба Господня, рассуждая о том, как организовать церемонию и имеет ли смысл восстановить первоначальный вид местности — насыпать Голгофу, а все поздние постройки снести. Потом разговор перекинулся на саму церемонию, и вот тут-то Биллушка решил отличиться и лихо презентовал копье Лонгина, которое у меня вызвало лишь улыбку. Все просчитал мой добрый друг, и не мне его винить, просто Даниил решил пока никому не рассказывать о нашей находке.
Мы спорили, и наши голоса гулко разносились по пустому помещению. В Храме было довольно прохладно и по-церковному сумрачно, но спор был неуместен не только поэтому. Все-таки на глазах человека, которому именно здесь предстояло висеть на кресте, а потом три дня лежать в пещере, обсуждалось, какой именно наконечник нужно воткнуть ему в бок. Мне стало стыдно, и я замолчал. Почувствовав мое настроение, Билл тоже притих. Он повернулся к Даниилу и рухнул на колени, заливаясь слезами:
— Прости, прости!
Учитель холодно взглянул на него, взял в руки наконечник и сказал:
— Да ладно, ты сам скоро убедишься, кто из вас прав!
Он поднял руки вверх, и, повинуясь его приказу, пред нами появилась Туринская плащаница. Спаситель расстелил ее на полу, и мы увидели след тела Иисуса. Вот отпечаток лица, вот тело, а вот тот самый порез. Даниил был очень грустен, не было ни малейшего сомнения в том, что все происходящее для него мучительно, но он решил довести дело до конца.
— Итак, вот эта рана. Возьми свое копье и сравни его с тем, что удалось добыть Владимиру. — Даниил протянул Биллу армянский артефакт.
Билл нагнулся к льняному полотну, но не успел открыть рта, как я хорошо поставленным голосом экскурсовода стал излагать нужную информацию:
— Эксперты-криминалисты, изучавшие Плащаницу, установили, что завернутый в ткань человек получил между ребер рану от копья размером 4,5 сантиметра. По мнению медиков, копье пронзило плевру, легкое и повредило сердце. Под раной на Плащанице отпечаталось пятно крови группы А+. Она потекла, когда пронзенный находился в вертикальном положении. Такая рана могла быть нанесена штатным копьем на древке длиной примерно полтора метра. Это высчитано исходя из размеров креста, высоты Голгофского холма и месторасположения раны. По мнению знатоков древнего оружия, роковой удар не мог быть нанесен длинным и тяжелым римским копьем пехотинца «хаста» или копьем кавалериста «пилумом». Это след от копья типа «лонхе», использовавшегося легионерами военных гарнизонов. Как известно из Евангелия, солдаты, осуществлявшие казнь, были легионерами. Копье, которое хранится в Эчмиадзине, точно соответствует размерам раны.
Ознакомительная версия.
