– Не говори так. Если бы Хиро выстрелил тебе в лицо, это ничего бы не исправило.
– Я сам все загубил, – сказал Юдзи. – Теперь я просто хочу заплатить по долгам и убраться отсюда. Хочу, чтобы все закончилось. Я бы отдал собственную руку, если бы можно было хоть что-нибудь изменить.
– Перестань. Мы уедем и никогда больше сюда не вернемся.
Я обняла Юдзи, вдыхая запах антисептика, который излучали его поры. Его рука коснулась моего плеча. Ночью похолодало, но тело горело, словно все грехи, которые Юдзи еще предстояло искупить, сжигали его изнутри. Я мягко обнимала его, ощущая, что между нами осталось много недосказанного. Главное сейчас – утешить Юдзи, облегчить муки его совести. Я прекрасно понимала это, но слова не шли с губ.
От свечей остались только лужицы воска, прилипшие к половицам и опаловыми блестками свисавшие с ножек стола. Мы лежали, обнявшись, наши глаза впитывали тьму, словно губки. Наступила полночь, и животы наши согласно заурчали. Чтобы заглушить голод, мы курили сигареты и поочередно прикладывались к древней бутылке саке. (Юдзи, который не ел уже двадцать четыре часа, клялся, что его желудок начал переваривать сам себя.) Между глотками саке Юдзи рассказывал о своем прошлом, о школе, о том, как вынужден был скрывать, что его мать работает в хостесс-баре. Я слушала, перебивая только тогда, когда не понимала слов. Юдзи никогда еще не был так откровенен со мной. Он постоянно просил прощения за то, что так многословен. Я просила его не останавливаться, не желая упустить ни слова.
Телефон зазвонил. Поставленный на виброзвонок, аппарат извивался по полу, словно одержимый бесами.
Юдзи схватил телефон. Я услышала в трубке низкое бормотание. Это продолжалось добрых полминуты. Юдзи ничего не отвечал.
– Ну?
– Это мать. Сейчас придет машина, которая отвезет нас к Ямагаве-сан. Он хочет поговорить со мной, прежде чем мы покинем Осаку.
– О чем ему с тобой говорить? Вот дерьмо! Неужели он хочет сделать с тобой то же, что проделал с Хиро?
Юдзи положил руку мне на плечо и сжал его.
– Послушай, если за дело взялась моя мать, нам ничего не угрожает. Ямагава-сан просто должен соблюсти традицию. Он должен сам сказать мне, что отныне я – изгой, а затем он отпустит меня восвояси Мать говорила с ним, он обещал ей.
Юдзи поднял пропитанную кровью футболку и встряхнул ее. Затем начал натягивать футболку через голову.
– Не ходи со мной, – сказал он.
– Я пойду туда, куда пойдешь ты, – ответила я.
Юдзи просунул руки в рукава. Я потянулась за скомканной юбкой.
– Ты боишься? – спросила я.
– Нет.
– А я боюсь.
– Мэри, они не тронут тебя…
– Я боюсь не за себя.
– Только представь, через несколько часов нас уже не будет в Японии. Мать обещала сделать паспорта и заказать билеты на самолет.
Сияя фарами, «БМВ» вполз во двор. Тот самый шофер, который вез меня сюда, вылез из машины с непроницаемым выражением на лице, зловещий, словно владелец похоронного бюро. Он смотрел на нас, как на пустое место. Шофер открыл заднюю дверь, никак не показав, что заметил разбитое лицо Юдзи.
Я прошептала шоферу в спину:
– Какой-то он странный. Ты его знаешь?
Юдзи покачал головой, мысли его бродили далеко. Мотор завелся, и «БМВ» выполз со двора и помчал по грязной каменистой дороге, оставляя позади бамбуковые заросли и изгородь из рифленого железа. Мы свернули к стройке. Рабочие в желтых робах бурили дорогу. Мужчина в каске и светящемся жилете знаками показал нам, что нужно ехать в объезд. Юдзи молчал, но я почти слышала, как гудят его напряженные нервы. Он солгал, когда сказал мне, что не боится. Мне хотелось, чтобы время текло быстрее, и злополучная встреча поскорее закончилась бы, и медленнее, чтобы она никогда не начиналась. Мы не смотрели друг на друга. Я сжала руку Юдзи.
В ответ он сжал мою, словно загнанный зверь, беззащитный перед миром, что лежал за тонированным стеклом.
Несмотря на то, что бар Ямагавы-сан находился всего в нескольких улицах от бара «Сайонара», я оказалась там впервые. Булыжные мостовые усеивали крошечные барчики, сиявшие розовым неоновым светом и носившие названия вроде «Розовой пантеры». Парочка баров и вовсе не имела названия – только темные окна и громилы на входе. Рядом с баром «Бриллианты навсегда!» стояли два представителя секс-меньшинств, держа сигареты в мундштуках на отлете – размалеванные, словно актеры из пантомимы. Их присутствие придавало всей улице атмосферу разгульного ночное карнавала. Истошные вопли пьяного бизнесмена, выводившего «Мой путь» Фрэнка Синатры, разрывали ночную тишину.
Бар Ямагавы-сан назывался «Семь чудес света», Клиентами были важные бизнесмены и высокопоставленные служащие корпораций, сидевшие вокруг больших столов. Над каждым столом висел огромный плазменный экран, на котором изображалось одно из семи чудес. Ближайший ко мне экран показывал пирамиды. Картинка менялась – камеры то и дело воспаряли вверх, показывая сфинкса с высоты птичьего полета. Рядом с каждым столом стояла девушка в белоснежном кимоно: черные как смоль волосы закручены в шиньон, кожа отбелена лосьонами. Девушки улыбались и предлагали выпивку – за видимым изяществом их движений скрывался тяжкий труд.
– Кто ходит в этот бар? – спросила я у Юдзи.
Он не услышал меня. Дюжина клиентов, сгрудившихся за столом, над которым висел экран с «Висячими садами Вавилона», исподтишка таращилась на его разбитое лицо. Девушка делала вид, что не замечает нас, что заставило меня заподозрить: она-то уж точно знает зачем мы пришли.
Юдзи обернулся ко мне.
– Послушай, Мэри, я хочу, чтобы ты подождала меня в баре.
– Нет, я пойду с тобой.
– Это не займет много времени. Просто подожди меня здесь.
Я покачала головой – сдаваться я не собиралась.
– Я пойду с тобой.
Он выпустил мою руку.
– Ладно.
Девушка, разливавшая напитки, не пыталась остановить нас, когда Юдзи повел меня в сторону бара. Он открыл заднюю дверь, ведущую на лестницу. Я обернулась и успела поймать взгляд се фиолетовых глаз. В них теплилось узнавание, затем девушка отвела глаза. Это была та самая юная мамаша, сидевшая с Мамой-сан в барс четырнадцать часов назад, только сейчас в глаза ее были вставлены цветные контактные линзы. Кажется, она заявила тогда, что ненавидит профессию хостессы. Юдзи потянул за рукав.
– Ну, давай же, – поторопил он меня.
Короткий лестничный пролет привел нас в узкий коридорчик. Кругом были непроницаемые пластиковые стены. Мы слышали, как глухо бьются в груди наши сердца. Флуоресцентная лампочка над входом мигала, словно испорченный стробоскоп. Юдзи вдохнул, как будто кислород мог придать ему мужества перед тем, что ему предстояло, и постучал. Хриплый голос велел подождать, затем тут же предложил войти. Когда мы вошли в темную комнату, Ямагава-сан поднялся из-за стола в глубине комнаты. Стены были чернее черного, словно выкрашенные неким поглощающим свет составом. Единственным источником света был плазменный экран – брат-близнец барных экранов. Виртуальные тропические рыбки порхали по экрану, их радужные плавники казались слишком блестящими и аквамариновыми, чтобы быть настоящими. В два часа ночи на Ямагаве-сан была надета безупречная белоснежная рубашка, волосы тщательно уложены скульптурными завитками.
– Добрый вечер, Юдзи.
– Добрый вечер, Ямагава-сан.
– Мэри.
– Добрый вечер, Ямагава-сан.
Мы низко поклонились. Если он хочет нашего унижения, то получит его с лихвой. Ямагава-сан был расслаблен и дружелюбен, словно мы заскочили поздороваться. Он жестом показал на два кожаных кресла, обошел стол и присел на гранитную поверхность. Когда свет от экрана упал на лицо Ямагавы-сан, я заподозрила, что с ним что-то не так. Он слишком походил на призрака, созданного виртуальными волнами, затем я заметила, что челюсть мафиози подергивается. Ямагава-сан был накачан кокаином по самую завязку.
– У тебя на рубашке кровь, – заметил он Юдзи.
Ямагава-сан встал, открыл скрытую нишу в стене и протянул Юдзи новую фирменную рубашку, упакованную в целлофан. Благородный жест, ничего не скажешь: разбить в кровь лицо, а затем подарить чистую рубашку. Я пригладила юбку и засунула ноги в туалетных тапочках Мамы-сан под кресло. Ямагава-сан снова взгромоздился на стол, выбивая ритм рукой и со скрежетом вращая нижней челюстью. Он улыбался. Хотелось думать, что его состояние каким-то образом поможет нам выбраться из этой переделки.
– Вы любите «Тигров», Мэри?
Что? Я смутилась.
– Простите?
– «Ханшинских тигров». Вы их любите?
А, вот оно что, бейсбол.
– Да, люблю.
– Хорошая девочка.
Ямагава-сан захихикал. Я прошла испытание. Затем мафиози повернулся к Юдзи. Тон его изменился.
– Неплохо тебя отделали.
– Да, – сказал Юдзи, – я это заслужил.
Ямагава-сан досадливо хмыкнул и покачал головой.
