– Не знаю, что я буду делать, когда ты уедешь, – говорит Барбара.
– Я же не единственный вроде меня, – говорит Леон, опрокидывая ее. А потому тоскливо проснуться утром, когда Леон еще спит, и выйти из квартиры, и дойти с твоим чемоданчиком и двумя пакетами с платьями до автобуса, а потом до метро и на вокзал Ватерлоо к переполненному утреннему поезду. Найти место нелегко, и снова идет дождь, вымачивая лондонские пригороды, полотнищами проносясь по лесам и полям. Журнал лежит открытый на коленях Барбары, но она не заглядывает в него. Она сидит с открытым ртом, не сняв свое пальто с меховой опушкой, повернув лицо к окну. Поезд медленно подходит к перрону Водолейта. Когда он останавливается, она забирает свой багаж и выходит. Говард ждет в вестибюле в своем кожаном пиджаке, элегантном новом коричневом пиджаке, держа в руке ключи от машины. Он чмокает ее и забирает ее чемоданчик.
– Хорошо провела время? – спрашивает он.
– Да, – говорит она, – очень неплохо. Я купила два платья.
Они выходят наружу и садятся в фургон; перед ними дворники описывают свои полукружия вниз-вверх-вниз, вверх-вниз-вверх.
– Как дети? – спрашивает Барбара.
– Прекрасно, – говорит Говард.
– Они в школе? – говорит Барбара.
– Да, я отвез их туда, – говорит Говард.
– С Фелисити все было в порядке?
– Она как будто отлично с ними ладит, – говорит Говард.
– По-моему, они ей нравятся, – говорит Барбара, – а она нравится им. Они ей интересны.
– Да, – говорит Говард.
– Майра убралась? – спрашивает Барбара.
– Да, – говорит Говард, – она вернулась в их фермерский дом.
– К Генри? – спрашивает Барбара.
– Нет, – говорит Говард, – Генри там нет. Он пока у Флоры Бениформ.
– Ей следовало бы сохранить его, – говорит Барбара.
– Она может прийти к этой мысли, – говорит Говард, – поскольку она не знает, что ей с собой делать.
– А что ты делал с собой? – спрашивает Барбара.
– Я работал, – говорит Говард.
– Никаких пожаров, никаких несчастных случаев? – спрашивает Барбара.
– Нет, – говорит Говард.
Они спускаются по склону, им виден поворот на полукруг; краны на строительных участках поворачивают и скрипят.
– Я примерю для тебя мои платья, – говорит Барбара.
– Вечером, – говорит Говард. – Я поеду прямо в университет. Твой поезд опоздал.
– Что-нибудь происходит? – спрашивает Барбара.
– Нет, – говорит Говард, – все как всегда. Две смешные девчонки должны прочитать мне эссе.
Они сворачивают на вымытый дождем полукруг; Говард останавливает фургон. Он опускает руку назад и достает чемоданчик. Барбара несет два своих пакета к входной двери; она достает свой ключ и отпирает ее. В доме пахнет сухостью и пресностью.
– Привет, Барбара, – говорит Фелисити, выходя из кухни в мясницком фартуке, – как ваша поездка за покупками? Хорошо?
– Да, – говорит Барбара.
– Давайте я сварю вам кофе, – говорит Фелисити.
– Нет, – говорит Говард, опуская чемоданчик на пол в холле. – Если хотите, чтобы я подвез вас до университета, то собирайтесь сейчас же.
– Извините, Барбара, – говорит Фелисити, снимая фартук, – но я была умницей. И провела большую уборку.
– Чудесно, – говорит Барбара. – Дети вели себя хорошо?
– О, – говорит Фелисити, – они такие милые дети. Я просто втюрилась в них. Хотите, чтобы я пришла вечером?
– Почему бы и нет? – спрашивает Барбара.
– Я бы с радостью осталась, – говорит Фелисити, – и думаю, что буду полезной.
– Ладно, – говорит Барбара, складывая пакеты с платьями на кресло, – оставайтесь пока. Да, это мне поможет. Я одна с этим домом не справляюсь.
– Здорово, – говорит Фелисити, – мне тут так нравится. – Она бросает взгляд на Говарда и выходит в холл надеть пальто.
– Добро пожаловать домой, – говорит Говард, чмокая Барбару в щеку, – а пока – пока.
Барбара стоит в холле, пока они выходят к фургону. Они садятся в него и уезжают – за угол и вверх по склону.
– Барбара просто чудесная, верно? – говорит Фелисити.
– Да, – говорит Говард.
– Ты сердишься, – говорит Фелисити.
– Нет, – говорит Говард.
Больше они ничего не говорят, пока проезжают через город и не выезжают на двухполосное шоссе и справа не возникает университет, тогда Фелисити говорит:
– По-моему, у нее был грустный вид.
– Я так не думаю, – говорит Говард, – ей нравятся ее лондонские уик-энды.
– А тебе понравился твой? – спрашивает Фелисити.
– В нем были приятные моменты, – говорит Говард.
– Я же тебя по-настоящему не завожу, верно? – говорит Фелисити. – Ты меня не ценишь, ты не знаешь, как много я для тебя делаю.
– И что же ты для меня делаешь? – спрашивает Говард, останавливая фургон на автостоянке.
– Очень много, – говорит Фелисити, – вот увидишь.
– Я могу сам о себе позаботиться, – говорит Говард.
– Тебе нужна моя поддержка, – говорит Фелисити, – ты дело, за которое я борюсь.
Фелисити вылезает из фургона и идет к корпусу Студенческого Союза; Говард вылезает, запирает фургон и идет в другом направлении к Социальным Наукам. В вестибюле кружат студенты; он входит в лифт. Двери лифта размыкаются на пятом этаже. Он видит на доске для объявлений напротив лифта сообщение, нацарапанное мелом одной из секретарш. Он останавливается прочесть. Оно гласит: «Доктор Бимиш укушен змеей и сожалеет, что не сможет сегодня вести свои занятия».
Он поворачивается и идет по коридору к своему кабинету, он может видеть в конце коридора сидящих в ожидании его на полу, подтянув колени к подбородку, двух первокурсниц, которые приходили к нему в прошлый понедельник: ярко безбюстгальтерную девушку и толстую в длинной юбке. Они поднимаются на ноги, увидев его, и поднимают свои книги.
– Входите, – говорит он приветливо; девушки входят за ним в кабинет и ждут, пока он вешает свое пальто за дверью. Потом он их усаживает, помещая толстую в серое кресло, потому что читать свое эссе будет она. Он садится в собственное кресло и смотрит на них. Яркая безбюстгальтерная девушка, посаженная на пластмассовый стул, говорит:
– Доктор Кэрк, вы правда радикал?
– Да, – говорит Говард, – но что собственно? Девушки глядят друг на друга.
– Ходят слухи, что вас пытаются уволить за то, что вы такой радикал, – говорит безбюстгальтерная.
– Неужели? – говорит Говард. – Но только уволить меня за это они не могут. Только за вопиюще позорное поведение.
Девушки хихикают и говорят:
– Это за какое?
– Кто знает в наши дни? – спрашивает Говард. – Согласно одной версии, это изнасилование монахинь в значительном числе.
– Ну, – говорит толстая, – если они попытаются, мы будем стоять за вас.
– Очень любезно с вашей стороны, – говорит Говард. – А вы выяснили, кто такой Гегель?
– О да, – говорит безбюстгальтерная, – хотите послушать про него?
– Я думаю, нам лучше не отвлекаться и прослушать эссе, – говорит Говард.
– Ладно, – говорит толстая, – но говорят, что вы очень скверно обходитесь со студентами, которые читают вам эссе.
– Видимо, вы наслышались обо мне всякого, – говорит Говард, – и почти все едва ли верно. Читайте и увидите.
Девушка вытаскивает эссе, зажатое между ее книгами, и говорит:
– Ну, вы задали мне написать о социальной структуре империализма.
Она нагибает голову и начинает читать; Говард, серьезный преподаватель, сидит в своем кресле, пока она читает, иногда перебивая ее замечаниями и пояснениями.
– Было так уж скверно? – спрашивает он потом, когда обсуждение закончено.
– Вовсе нет, – говорит толстая девушка.
– Ну, – говорит Говард, – эссе достаточно разумное.
– Чего вы и хотели, – говорит девушка.
– Надеюсь, чего вы тоже хотели, – говорит Говард. Он продолжает преподавать все утро; в перерыв он находит нужным пойти поискать Питера Маддена, и они сидят в углу кафетерия; они едят салат из одного блюда под гул голосов и обсуждают. Обсуждение затягивается, и уже почти два, когда Говард возвращается в кабинет. Когда он отпирает дверь, начинает звонить телефон на его столе. Он снимает свое пальто; садится в свое кресло и берет трубку.
– Это Миннегага Хо, – говорит голос. – Профессор Марвин желает вас.
– Привет, Минни, – говорит Говард. – Профессор Марвин желает меня зачем?
– Он хочет, чтобы вы зашли к нему сейчас же в его кабинет, – говорит мисс Хо.
– Минуточку, – говорит Говард, – я должен проверить, нет ли у меня занятий.
– Это не терпит отлагательств, – говорит мисс Хо. – И у вас нет занятий. Профессор Марвин уже проверил.
– О? – говорит Говард. – Очень хорошо. Я сейчас приду.
Говард встает из-за стола, запирает свою дверь и идет по коридору к деканату. Секретарши, вернувшиеся после перерыва, во время которого ходили с авоськами за покупками, сидят за своими столами. Кабинет профессора Марвина – святая святых – за приемной, и вход туда охраняется мисс Хо.
