Интересно, продолжает ли пьянствовать мой напарник? Удалось ли ему переделать нашу фирму в маленькую переводческую контору? Когда-нибудь, я уверен, он все-таки на это решится. И отлично справится со всем без меня. Как ни крути, мы с ним давно уже шли к такой ситуации. К тому, чтобы шесть лет спустя каждый опять начинал сначала.
После обеда снег прекратился. Так же внезапно, как и начался. Небо до самого горизонта затянули плотные, какие-то глиняные облака; через редкие щели меж ними солнце протискивало лучи и гигантскими столбами света неторопливо ощупывало долину. Грандиозное зрелище.
Я вышел из дома. Земля под ногами была усеяна крупными белыми градинами, точно сахарными леденцами. Выпуклые и твердые, леденцы эти как бы заявляли всему миру, что вовсе не собираются таять. И все-таки когда часы у камина пробили три, снег стаял почти полностью. Земля заблестела от сырости, и в лучах предзакатного солнца долина окуталась призрачным, мягким сиянием. Жизнерадостно, словно после долгой неволи, защебетали птицы.
Разделавшись с ужином, я поднялся в комнату Крысы, позаимствовал оттуда брошюрку «Испеки Сам» и сборник новелл Конрада, вернулся, сел на диван в гостиной и начал читать новеллы. Прочитав около трети книги, я вдруг обнаружил между страниц небольшую, сантиметров десять на десять газетную вырезку, которую Крыса использовал вместо закладки. Даты нигде не значилось, но по цвету и состоянию бумаги я заключил, что газета вышла сравнительно недавно. Весь текст – исключительно местные новости. В Саппоро открылся симпозиум по проблеме старения общества. На берегу Асахигава пройдет спортивная эстафета. Будут прочитаны лекции о кризисе на Ближнем Востоке... Абсолютно ничего, что Крыса или я сочли бы достойным внимания. На обороте же – сплошь одни объявления. Я зевнул, захлопнул книгу, поплелся на кухню и, подогрев заварник, допил оставшийся кофе. Прочитав газетные новости, я впервые почувствовал, что целую неделю живу в изоляции от внешнего мира. Без телевидения, радио, свежих газет и журналов. Может быть, сейчас, в эту самую минуту на Токио падают ядерные ракеты. Может быть, все человечество умирает в муках от неизвестной чумы. Может быть, Австралию оккупировали марсиане. Что бы там ни случилось – ЗНАТЬ про это мне было неинтересно. Можно, конечно, пойти в гараж, забраться в кабину «Лэндкрузера» и послушать автомобильное радио. Но делать этого мне не хотелось. Не было ни малейшей охоты стремиться к знаниям, без которых я мог обойтись; что же касается переживаний за человечество, то этим добром моя голова была забита и без радио с телевидением.
Тем не менее, в памяти моей застряло что-то вроде занозы. Как будто я только что увидал что-то важное – но, задумавшись, не обратил внимания. Сетчатка зафиксировала некий образ, на который не отреагировала должным образом голова – и теперь этот образ саднил на задворках памяти, требуя, чтобы о нем вспомнили «как полагается». Я сунул в мойку пустую чашку, вернулся в гостиную и вынул из книги газетную вырезку.
То, что я пытался найти, оказалось на обороте:
КРЫСА! ВЫЙДИ НА СВЯЗЬ!!
СРОЧНО!!! ОТЕЛЬ «ДЕЛЬФИН» 406.
Я сунул закладку в книгу, плюхнулся на диван и утонул спиной в его мягких подушках.
КРЫСА ЗНАЛ, ЧТО Я РАЗЫСКИВАЮ ЕГО! Интересно, каким образом он наткнулся на мое объявление? Случайно – решил прогуляться, спустился в город и почитал свежие новости? Или же сознательно что-то искал, и в своих упорных поисках собрал и прочесал все газеты месяца?
В любом случае, на связь он не вышел. Может быть, когда в руки ему попалась эта газета, меня уже не было в отеле «Дельфин»? Или, может, как раз к тому времени и сдох его телефон?
Да нет же, какая ерунда! На связь со мной Крыса не вышел не потому, что ему что-то мешало. А потому, что сам этого не хотел! Не мог же он не понять, что раз уж я оказался в отеле «Дельфин», то в конце концов доберусь и досюда. И если бы он хотел меня видеть, то сидел бы и ждал, или, на худой конец, оставил хотя бы записку.
Значит по какой-то неизвестной причине Крыса не хотел, чтобы мы с ним встречались. С другой стороны, дверь у меня перед носом тоже никто не захлопывал. И если бы он действительно не хотел, чтобы я приходил сюда, то у него было сколько угодно способов дать мне от ворот поворот. Как ни крути, это все-таки его собственный дом!
ХОТЕЛ или НЕ ХОТЕЛ?
Завязнув между этими совершенно роковыми вопросами, я лежал на диване и рассеянно наблюдал, как минутная стрелка медленно ползла по циферблату у камина. Стрелка успела описать полный круг – а я так и не смог нащупать никакой осмысленной середины между двумя крайностями.
Человек-Овца что-то знает. Это точно. Тот, кто так пристально наблюдал за моим приходом сюда, не может не знать ничего о Крысе, прожившем здесь почти полгода...
Чем дольше я думал, тем больше убеждался, что своим поведением этот тип просто-напросто следует воле Крысы. Сначала, прогоняя подругу, делает так, чтобы я остался один. Потом наносит мне визит – что-то вроде предупреждения. Определенно, вокруг моего появления здесь разыгрывается чей-то странный сценарий. И хотя сюжет у него довольно туманный – постепенно туман рассеивается, и уже очень скоро что-то должно случиться.
Я погасил свет в гостиной, поднялся на второй этаж, забрался в постель и долго глядел на луну и снег за окном. Из дыр в облаках на меня смотрели угрюмые холодные звезды. Я встал, приоткрыл окно и вдохнул запах ночи. За окном шелестели листвой деревья, и где-то далеко-далеко кричала ночная птица. Очень странно кричала. Так, что трудно понять – то ли птица кричала, то ли выл дикий зверь.
Так закончились мои седьмые сутки в горах.
На следующее утро я встал, пробежал круг по пастбищу, принял душ и позавтракал. День начался точно так же, как и предыдущие. Как и прошлым утром, небо затянули мутные, похожие на туман облака. Но температура была явно на несколько градусов выше. Ни малейшего намека на грядущие снегопады. Я натянул джинсы и свитер, нацепил на голову ремешок с козырьком от солнца, сунул ноги в кроссовки и, выйдя из дома, отправился по прямой через пастбище. Перейдя через него, я вошел в рощу примерно там же, где когда-то исчез Человек-Овца, и долго бродил меж гигантских берез. Ни завалящей тропинки, ни следов того, что здесь когда-либо проходила живая душа, я не обнаружил. Местами попадались поваленные ветром березы. Земля между деревьями была ровной и плоской; лишь какое-то время спустя дорогу мне преградил метровой ширины овраг, похожий то ли на пересохший ручей, то ли на заброшенную траншею. По-змеиному извиваясь, овраг этот убегал вглубь рощи на многие километры. Местами глубокий, местами помельче; дно его по щиколотку устилали палые листья. Довольно долго я шагал вдоль оврага, пока деревья впереди не расступились; и тут я увидел тропинку. Тропинка бежала, выступая над землей, как хребет на спине у лошади. Ее пологие обочины плавно переходили в лощину, покрытую высохшей, мертвой травой. Птицы цвета жухлой листвы, глухо фыркая крыльями, то и дело перепархивали через тропинку и вновь исчезали в густом бурьяне. По краям лощины, точно остатки лесного пожара, пылали бутоны дикой азалии.
Прошагав по тропинке примерно час, я напрочь утратил способность ориентироваться в пространстве. Этак мне в жизни не найти Человека-Овцу! Но я все шел и шел неизвестно куда, пока не услышал журчание воды. Еще через минуту я дошагал до речушки – и двинулся вниз по течению. Если память не изменяла мне, вскоре должен был показаться водопад, а там и дорога, по которой мы с подругой пришли в долину.
Еще через десять минут ходьбы я услышал шум водопада. Валуны расщепляли поток на отдельные струи, и каждая струя образовала внизу у подножия свою ледяную запруду. Рыбы в запрудах я не увидел; лишь опавшие листья плавно кружились по зеркальной воде. Прыгая с валуна на валун, я переправился через речку, выкарабкался по скользкому склону на берег и ступил на знакомую дорогу. На перилах мостика сидел Человек-Овца и смотрел на меня. С плеча у него свисал громадный парусиновый мешок, под завязку набитый дровами.
– Будешь долго шататься по лесу – встретишь медведя, – сказал он мне. – Здесь как раз бродит один, мы следы вчера видели. Если очень хочется по лесу гулять – прицепи на задницу колокольчик, как мы...
Он завел руку за спину и позвонил в колокольчик, прицепленный булавкой к наряду пониже спины.
– Я тебя искал, – сказал я, отдышавшись.
– Знаем, – сказал Человек-Овца. – Видели.
– Да? А что, нельзя было хотя бы голос подать?!
– Ну, мы думали, ты хочешь сам нас найти. Вот и молчали.
Человек-Овца достал из кармана на груди сигарету и жадно, с удовольствием закурил. Я присел на перила с ним рядом.
– Ты что, здесь живешь?
– Угу, – кивнул он. – Только ты не говори никому. Этого никто не знает.
– А мой друг? Он-то знает, не так ли?
Молчание.
