– Простите, – сказал Смирнов примирительно. – Я не хотел вас задеть. Нервы.
– Ладно, – голос генерала стал мягче. – Сколько у нас спецов?
– Точно не знаю, надо спросить главснаба. Но думаю, больше сорока тысяч.
– Значит, остаётся квота на десять тысяч военных, – задумчиво сказал генерал. – Даже меньше. Что ж, в создавшейся ситуации нам придётся оставить низшие звания. Полетят только офицеры.
– Нет, не офицеры, – Смирнов посмотрел на генерала в упор. – Офицеры останутся. Полетят военнослужащие-женщины независимо от званий. Завтра вы начнёте составлять список. Только возраста, способные к деторождению. И чем младше, тем лучше. На борту женщин должно быть больше, чем мужчин. Хотя бы в первом поколении.
– Сколько мы уже идём, Саня?
– Шестнадцать дней. Устала?
– Проголодалась.
– А нечего привередничать, – Саня улыбнулся и на секунду прижал девушку к себе. – Змей, видите ли, она не ест, крысами брезгует. Ладно, лягу попозже, может быть, удастся пристрелить что-нибудь перелётное. Потерпи, Жанн, всего ничего осталось, день пути, может быть – два.
– Сань…
– Что, милая?
– Мне очень не хочется умирать. Раньше я относилась к мысли о скорой смерти спокойно. Но теперь, когда я с тобой…
Саня остановился.
– Мы не умрём, – сказал он и осёкся. – Прости. Я хотел сказать, что у нас есть шансы.
– Нет ни одного, Саня. Ни единого. Мы, может быть, проживём ещё год. Если повезёт. И – всё.
– Давай присядем, – Саня опустился на ближайший пень, развязал рюкзак, достал со дна бумажник. – У меня есть документы, милая. На, посмотри. А вот сержантские корочки. Нам просто надо добраться до третьего оцепления. Живыми. Нас пропустят вовнутрь.
– Тебя пропустят, – сказала Жанна устало. – Даже если я пойду на это, пропустят одного тебя. А я не пойду.
– Почему? – Саня вскочил. – Я скажу, что ты – моя жена. Ты и есть моя жена, нам просто негде было расписаться.
– Даже будь я взаправду твоей женой, я не пошла бы на это.
– Глупости, – рассердился Саня. – Глупости и предрассудки. Нам надо уцелеть, понимаешь? Ради наших будущих детей надо. Какое значение имеет, кем был я и кем ты.
– Имеет, милый, имеет. Хотя бы потому, что ты не дойдёшь до своего оцепления. Тебя расстреляют наши. А если дойдёшь – то свои.
– Не расстреляют. Ни меня, ни тебя. Мы пойдём туда вдвоём. И не тайком – мы будем атаковать вместе с твоими, когда они пойдут на прорыв. Только твои, разграбив склад или арсенал, откатятся, а мы с тобой останемся и дождёмся моих.
– "Моих, твоих", – сказала Жанна задумчиво. – Мы так никогда и не научимся говорить "наши", Саня.
– Научимся. На борту "Исхода". Там все будут наши. И дети – у нас с тобой будут дети. Тоже наши. Надо только добраться. Для начала – до твоих.
Они добрались на следующий день. И ещё через два дня Жанна с удивлением узнала в поджаром, жилистом полевом командире с жёстким суровым лицом лопоухого и глазастого паренька, с которым рассталась всего-то год назад. Узнала своего младшего брата Ромку.
– Они готовят тотальную атаку, – за последние два месяца генерал осунулся, морщины расчертили лоб, щёки ввалились. – Разведчики доложили, что уже скоро.
– Как скоро? – резко спросил Смирнов.
– Возможно, в ближайшие дни. Полевые командиры получат приказ за сутки.
– Вот как, – Смирнов поднялся и заходил по помещению. – Вот как, – повторил он. – А ведь это удача.
Генерал вопросительно поднял брови.
– Значит, так, – сказал Смирнов деловито. – Объявите по армии, что проводятся… Что там у вас проводится? Курсы повышения квалификации женского состава? Да что угодно объявите. И военнослужащих женщин в возрасте до тридцати лет – всех на борт. Я стяну туда же спецов. Таким образом, когда начнётся атака, нам не придётся проводить спешную эвакуацию. И, – Смирнов замялся, – и своих стрелять не придётся. За нас это сделают изгои. Сколько времени вам нужно на подготовку, генерал?
– Трое суток. Возможно, на день больше.
– Тогда поспешите.
Ромка, пригнувшись, заглянул в землянку, улыбнулся Жанне и поманил Саню рукой.
– Выйдем, поговорить надо. Прости, сестрёнка, разговор мужской.
Когда отошли на сотню метров, Ромка сказал:
– Вопрос к тебе есть. Знаешь, почему ты ещё живой?
– Знаю, – пожал плечами Саня. – Потому же, что и ты. Пока везёт.
– Нет, не поэтому. Ты живой потому, что я тебя не шлёпнул. Хотя много раз хотел.
– Что ж так?
– Недавно мы расстреляли одного парня. На, посмотри на его документы.
– Понятно, – Саня раскрыл протянутый ему военный билет, быстро взглянул на фотографию. – Заложил, значит, меня сержант Владимир Подлепич, мир праху его. Ну, и что дальше будешь делать?
– Пока ничего. Ты мне скажи: если вдруг у нас получится… Если прорвёмся, ну, бывает же такое. Ты…
– Можешь не беспокоиться, Рома. Я её не брошу. Никогда не брошу, как бы там ни сложилось.
– Ладно. Верю. Только вот что: когда пойдём в атаку, если что – пристрелю не раздумывая.
– Там кроме тебя будет кому меня стрелять, – сказал Саня. – Но неважно. Спасибо, что предупредил. Да и вообще спасибо.
Атака застала генерала врасплох. Она началась на следующую ночь после разговора с начальником Проекта.
– Проклятье, не успели! – генерал ворвался в кабинет Смирнова. – Атака по всему периметру. Третье оцепление подавлено. Второе оцепление сейчас принимает бой. Множественные прорывы.
Смирнов схватился за трубку внутреннего.
– Руководителей проекта немедленно ко мне! – заорал он секретарше. – Повторяю: немедленно. Где бы они ни были.
Через полчаса команда была в сборе.
– Сколько у нас времени в запасе? – Смирнову удалось взять себя в руки, голос звучал спокойно.
– Часов восемь. Может быть, девять. Первое оцепление в полной боевой готовности. Не исключено, что прорвать его не удастся, у нападающих огромные потери.
– Сколько времени займёт эвакуация специалистов?
– Думаю, что успеем. Впритык.
– Хорошо. Раздраить все шлюзы. Выделите людей, снимите с оцепления, откуда угодно. Специалистов и их семьи – на борт. Пилотов, навигаторов, борт-инженеров – по местам. Готовить корабль к старту!
Перед последним броском остаток группы сосредоточился в развалинах бывшего здания метро "Чёрная речка". Корпус "Исхода" нависал над уцелевшими чудовищной исполинской свечой. В бинокль было хорошо видно, как снуют вдоль бортов подъёмники, доставляя к шлюзам людей и возвращаясь порожними.
Ромка насчитал по головам девяносто шесть бойцов. Из соседних развалин по-пластунски приполз тощий, чумазый паренёк.
– Я от Бороды, – сказал он, отдышавшись. – Большие потери, очень большие, огромные. Кирпич убит. Сам Борода ранен, его вынесли на руках. Он велит передать: атака – по зелёной ракете. За пять минут до неё – оранжевая. Уже скоро, как только подтянутся отстающие.
– Хорошо, – коротко сказал Ромка. – Мы готовы.
– Готовы, – эхом повторила Жанна. Она подняла глаза на Саню. – К смерти. До чего всё нелепо. Не выживет никто, даже те, которые добегут. Там, на корабле, просто задраят шлюзы и взлетят.
Саня прижал девушку к себе.
– Есть ещё шанс, – сказал он, напрочь не веря в то, что говорит. – Мы можем успеть, они ещё не всех погрузили. Мы…
Оранжевая ракета прочертила в небе параболу. Саня осёкся и замолчал. Усилием воли заставил себя собраться. Обнял Жанну за плечи. Так они и просидели последние пять минут – молча.
Эта, последняя атака, была страшной. Первое оцепление накрыло наступающие цепи пулемётным огнём. Очереди выкашивали людей, но те, кто был жив, упорно и не обращая внимания на пули, бежали и бежали вперёд.
Саня не помнил, как добрался до корабля. В памяти отложились лишь фрагменты. Окоп. Прыжок через бруствер. Перекошенный в предсмертном крике рот пулемётчика. Ещё один окоп. Убитая женщина с лейтенантскими погонами на плечах. Мёртвые, закатившиеся глаза заколотого в рукопашной Ромки. И Жанна – раненая, истекающая кровью, рядом с ним.
Саня вынес её на руках. Доковылял, воем заходясь от боли в простреленной ноге, до ограды космодрома. Подкосились колени, Саня неловко упал на бок, выронив Жанну. Собрав последние силы, поднялся, оглянулся назад. Со всех сторон к космодрому стекались люди. Они уже не бежали – брели, ковыляли, некоторые волокли на себе раненых. Саня повернулся к кораблю. Исполинская сигара закрывала горизонт и небо. Солнечные лучи, отражаясь от серебристой поверхности, слепили глаза. Саня от живота дал по "Исходу" очередь. Израсходовал магазин, выронил не нужный больше, бесполезный автомат.
– Гады, – сказал кто-то рядом. – Вот же гады.
