Ознакомительная версия.
— Я полагал, что вы очередной экспериментальный образец, вознесенный наполовину и обреченный на ментальную дезинтеграцию через одну-две недели. Если память мне не изменяет, я тогда даже задремал — было дело, мистер Чан? Извольте говорить правду.
Стоя на своем посту возле лифта, мистер Чан вспомнил, что во время той поездки его хозяин давал отдых своим глазам. Советник Мефи улыбнулся тактичности своего шофера.
— Вы, Сонми-четыреста пятьдесят один, скорее всего, недоумеваете, что заставило меня обратить на вас внимание.
Его вопрос был подобен стуку в дверь: «Выходи, я знаю, что ты там». Или, как я боялась, ловушкой. Не забывая о том, что прислуге недозволительно вести себя как чистокровная, я разыграла вежливое непонимание.
Участливое выражение лица Мефи сообщило мне, что он не осуждает меня за осторожность. В университете Тэмосан, сказал он мне, обучаются тринадцать тысяч девятьсот студентов, которые подают два с лишним миллиона запросов на библиотечную загрузку за семестр. Подавляющее большинство составляют тексты курсов и связанные с ними статьи; остальные касаются чего угодно — от недвижимости до биржевых котировок, от спортивных фордов до глинобитных дорог, от йоги до птицеловства.
— Дело в том, Сонми, что когда обнаруживается читатель с поистине эклектичными пристрастиями, главный библиотекарь не преминет подать мне сигнал тревоги. — Профессор включил свой ручной сони и стал зачитывать мой личный список запросов на загрузку. — Восемнадцатое число Шестого месяца, «Сказание о Гильгамеше»;[164] второе Седьмого месяца, «Воспоминания» Иренео Фунеса,[165] первое Девятого месяца, «Упадок и разрушение» Гиббона. — Мефи, омываемый розовато-лиловым сиянием сони, выглядел гордым. — Так, теперь вот что… Одиннадцатое число Десятого месяца: бесстыжий, на тебе, перекрестный поиск упоминаний об этой раковой опухоли в возлюбленном нашем корпократическом теле — Союзе! Говоря как представитель Единодушия, такое — могу я охарактеризовать это как «жадное любопытство»? — к верованиям иных миров выдает возможное присутствие внутреннего эмигранта. Поскольку из таких внутренних эмигрантов получаются лучшие агенты Единодушия, я понял, что нам необходимо встретиться.
Потом он объяснил мне, как ему удалось определить, что бывшим любопытным владельцем этого сони был Нун Хель-Квон, геотермист из вьюжного Онсона, который две зимы назад погиб, катаясь на лыжах. Советник Мефи поручил одному из одаренных выпускников выполнить старомодное детективное задание — выследить вора. Е-волновое слежение позволило определить, что данный сони находится в лаборатории Бум-Сук Кима. Однако вообразить Бум-Сука читающим Витгенштейна[166] превосходило всякую меру правдоподобия, поэтому доверенный студент Мефи во время комчаса шесть недель назад вставил по микроглазу в каждый сони, находившийся в том помещении.
— На следующий день мы обнаружили, что наш несостоявшийся диссидент был не чистокровным, но, по всей видимости, первым известным науке стабильно вознесенным фабрикантом, а именно — прислугой, сестрой пресловутой Юны-девятьсот тридцать девять. Моя работа, Сонми-четыреста пятьдесят один, может быть обременительной и опасной, но скучной — никогда!
Возражать было просто бессмысленно.
Именно: Советник Мефи ничуть не походил на Смотрителя Ли. В каком-то смысле я, будучи разоблаченной, испытала облегчение. Многие преступники говорят то же самое. Я сидела и слушала его рассказ о перебранках между министерствами, которые разразились, когда он доложил о своих открытиях. Корпократы старой школы хотели, чтобы меня отправили на эвтаназию как уклонистку; психогеномики желали подвергнуть меня церебральной вивисекции; служба маркетинга жаждала гласности, чтобы выставить меня в качестве исключительного экспериментального прорыва университета Тэмосан.
Очевидно, никто из них своего не добился.
Никто. Единодушие достигло паллиативного компромисса: я могла по иллюзорной своей свободной воле продолжать занятия, пока они не придут к консенсусу. Однако арбалет Бум-Сука заставил Единодушие поторопиться.
И что теперь намеревался с вами делать Советник Мефи?
Оформить новый компромисс между теми, чьи интересы сталкивались в попытках получить от меня какую-то дольку, а затем провести его в жизнь. В лабораториях корпократии были безуспешно истрачены миллиарды долларов на исследования, целью которых было получить то, что я попросту собой представляла и представляю: стабильную вознесенную фабрикантку. Чтобы все геномисты были довольны, предполагалось, что доверенные ученые будут подвергать меня междисциплинарным тестам. Помню, как, окуная руки в языки 3-мерного пламени, Мефи пообещал, что эти тесты не явятся обременительными или болезненными и не будут длиться дольше трех часов в день, причем не более пяти дней из десяти. Чтобы уговорить Правление университета, решено было предоставлять возможность проведения исследований по аукциону: я принесу своим новым хозяевам большие деньги.
А интересы Сонми-451 этой системой уравнений учитывались?
Да, в какой-то мере: Тэмосанский университет должен был зарегистрировать меня как студентку, обучающуюся за счет пожертвованного фонда. Кроме того, в ошейник мне должны были имплантировать Душу, чтобы я могла выходить из кампуса и возвращаться, когда мне нужно. Советник Мефи даже пообещал заниматься со мной, когда сам будет в кампусе. Он убрал свою руку из пламени и осмотрел пальцы.
— Один только свет, никакого жара. Молодые люди не смогли бы теперь распознать настоящего огня, случись у них в дортуарах пожар.
Он добавил, что впредь его надо звать профессором, а не господином.
Одного я никак не могу понять. Если Бум-Сук был таким паяцем, то как мог он заполучить этот святой Грааль психогеномики — стабильное вознесение?
Позже я задала Хэ-Чжу Иму этот же вопрос. Его объяснение звучало так: поставщику диссертации Бум-Сука повезло с источниками — он черпал психогеномические работы в малоизвестном техническом институте на Байкале. Подлинным автором диссертации бывшего моего аспиранта был иммигрант из промышленной зоны по имени Юсуф Сулейман. В то время экстремисты убивали геномистов в Сибири, и Сулеймана вместе с тремя его профессорами взорвали бомбой, подложенной в автомобиль. Байкал есть Байкал, и исследование Сулеймана десять лет прозябало в безвестности, пока его не удалось продать. Агент связался с представителями Корпорации Папы Сонга, чтобы внедрить в наше Мыло открытую Сулейманом неврологическую формулу вознесения. Юна-939 была первичным образцом, а я — модифицированной дублершей. Если это представляется невероятным, добавил Хэ-Чжу, мне надо вспомнить, что многие крупные события в истории науки были следствием такой вот инстинктивной прозорливости.
И все это время Бум-Сук Ким пребывал в блаженном неведении относительно того фурора, который вызывала его украденная диссертация?
В неведении мог бы оставаться только закоснелый глупец, никогда не державший в руках пипетки, но Бум-Сук Ким именно таким глупцом и был. Это, возможно, не было случайностью.
Как вы отнеслись к своему новому распорядку на Факультете Единодушия? Каково было фабрикантке посещать лекции?
Поскольку, как вы помните, я переправилась туда в Канун Секстета, у меня было шесть спокойных дней, прежде чем этот новый распорядок вошел в силу. Прошлый Секстет был самым холодным с сороковых годов. Лишь один раз обошла я обледенелый кампус: мой геном таков, что я комфортабельно себя чувствую в жарких ресторациях, а вот зима, воцарившаяся в долине реки Хан на горе Тэмосан, обжигала мне кожу и легкие.
Проснувшись в день Нового года, я обнаружила три подарка: звездочку для ошейника, ставшую у меня третьей, старый потрепанный сони из лаборатории Бум-Сука, который дал мне Вин-027, и книгу, название которой теперь я могла прочесть: «Сказки Ганса Христиана Андерсена». Я прочла ее от корки до корки, думая о своих сестрах, наслаждавшихся Звездной Церемонией по всему Ни-Со-Копросу. Гадала, суждено ли мне когда-нибудь отправиться на Гавайи, на Экзальтацию, отработав свою Инвестицию.
Как бы я хотела, чтобы Юна-939 могла вместе со мной пойти на первую мою лекцию, которая состоялась на второй день! Мне ее мучительно недоставало; недостает до сих пор.
Что было вашей первой лекцией?
«Биоматематика» Суонти; однако по-настоящему на ней было преподано унижение. Я шла к лекционному залу по грязному талому снегу, укрытая капюшоном и никем не замечаемая. Но когда в коридоре я сняла накидку, то мои черты Сонми вызвали удивление, а затем и неловкость. А когда я вошла в лекционный зал, то это стало причиной возмущенного молчания.
Ознакомительная версия.
