Еремей Айпин - Ханты, или Звезда Утренней Зари

Рынков…

Рымовы… Салым.

Сопочины… Роман, Андрей, Петр… Степановичи. Должно быть, братья. Тромаганские. Из рода Лося.

Салтыковы…

Тайбин…

Юмсанов…

Юсипины…

С каких рек? Из каких родов-сиров? Остались ли у них родственники на этой земле? Вспоминают ли их?

Припомнятся родственники, что вернулись с войны. Дядя Василь теперь определяет ненастье не по народным приметам, а по фронтовым ранам. Его имени в этом списке нет.

Он вернулся. Он жив.

Нет здесь и имени дяди Ефима. Седого. Он тоже жив. Коль он войну одолел, считают многие жители его родной Реки, так уж ничто его не возьмет. Во всяком случае, в ближайшие годы. Видно, сам Черный дух Подземного царства побаивается бывшего фронтовика.

Юван пока не знает, как уйдет из жизни его дядя, Седой. А уйдет он неожиданно. Неожиданно для всей Реки. Поедет неводить на Большой Урий с соседом, у которого есть упряжка оленей. Он бодро возьмется за привычное дело — выдолбит лунки, вычерпает ледяное крошево, приготовит шесты и невод. Но к полудню вдруг почувствует слабость. Сосед уложит его на нарту. Дома он откажется от чая и пищи.

«Давай в поселок, врачам отвезем!» — забеспокоится жена.

«Нет, — откажется Седой. — Никуда не поеду».

Помолчит, прикроет глаза и ясным голосом добавит:

«Кажется, все…»

В тот же вечер его не станет. (Это случится в феврале 1984 года.)

Так Река потеряет своего последнего воина и последнего певца.

Юван вспомнит рассказ коренного русского старожила Алексея Ивановича Сорокина о том, как провожали на фронт Айваседа Меру, чьим именем открывается список павших. Пока катер с мобилизованными воинами огибал поворот Реки, родители и родственники Меру на обласах по волокам-перетаскам догоняли его. Лихорадочно гребя, плыли за катером. Прощались. Махали руками, что-то кричали, плакали. Потом отставали. Но за следующим поворотом снова показывались их согнутые в беге, волокущие обласа фигурки. Так шли за катером до тех пор, пока не вымотались вконец на долгих волоках.

Поименно названные и безвестные, павшие и живые…

Да разве возможно объять необъятное?! «Сколько рек в этом и в остальных семи районах края? А на тех реках сколько людских родов-сиров», — придет мысль Ювану… Спустя годы в другом районе, при других обстоятельствах его брат Микуль, пораженный, остановится у белого обелиска: у этой небольшой реки Назым война взяла более двухсот жизней. Словно надеясь увидеть силу и упорство выстоявшего против войны людей Реки, Микуль обведет взором село, печальную гладь воды, темный урман на увалах противоположного берега…

Скольких людей потеряла Земля!

Те, кто заживо сгнил в казематах и рудниках, кто погиб на эшафотах и баррикадах, кто до последнего дыхания шел со знаменем Октября, кто умирал в тифозных бараках, кто вколочен в вечную мерзлоту Заполярья, кто падал на поле брани в гражданскую и в Отечественную, все, кто выжил и кто не выжил в этой беспощадной борьбе за свободу и жизнь человечества, все они, павшие и живые, вызывали у Демьяна трепетно-священное чувство…

Это его чувство потом унаследуют его дети…

Тут Демьян очнулся от воспоминаний и запряг оленей.

— Ехать, ехать пора, — говорил он вожаку Вондыру. — Вот дорога, ты лучше меня ее знаешь. Иди по ней, домой иди. Там нас ждут. Вера и Таисия ждут. Мы им гостинцы везем. Обрадуем их. И хозяйка ждет. И Воки Хор ждет. И маленький Пев ждет не дождется мамы Пеструхи. Он мал еще, поэтому скучает. А когда родился, совсем махонький был — вот и назвали Певом, сосновой шишечкой. Теперь-то он немного подрос… И Харко нас ждет, возле конуры сидит и на дорогу смотрит. А как скрип нарты услышит, сразу всех домашних лаем обрадует. Он раньше других о нашем приезде узнает. И бестолковая Кутюви тоже ждет, тоже скучает. Она еще молодая, со временем и она поумнеет. Не все же ей быть бестолковой, как думаешь, Вондыр?.. Быстро не будем ехать, тихонько-тихонько — нарта у нас тяжелая. Но чем ближе к дому, тем нарта легче станет. Это всегда так бывает.

Он укоротил ремень, которым Пеструха была привязана к лямке Пирни, сказал красавице важенке:

— Знаю твою привычку, Пеструха, — как начнем к дому подъезжать, ты станешь рваться вперед, тебя трудно остановить. Не терпится к сыну Певу. А тебе нельзя так рваться, ты должна сейчас спокойно ходить. Куда денется твой сын — он дома. Хозяйка его любит, оберегает. Хозяйка его подкармливает, как и тебя. Еще и Звезда Утренней Зари не взойдет, как мы домой приедем. Все, наверно, спать будут, но их поднимет Харко — даром что старый, а уши еще чуткие, далеко слышит. Может, и не столько слышит, сколько чувствует наше приближение к дому… Так, Пеструха, ремешок твой я укоротил — вперед Вондыра да Пирни не забегай, дорогу у них не отбирай. Понимай меня — не станешь им мешать, так быстрее доедем, скорее сына увидишь.

С этими словами он тронул упряжку. Вожак Вондыр уверенно взял темную нить дороги. Он шел, прислушиваясь к голосу хозяина, который разговаривал со звездами и оленями.

Казалось, во всей Вселенной не спали только звезды и человек.

Демьян ехал на запад, в сторону, куда уходит солнце. Там Звезда Вечерней Зари. А Звезда Утренней Зари осталась за спиной, позади. Но и на запад ему хорошо было ехать: его многое связывает с этой стороной света. Именно в том направлении много лет назад он плыл с той удивительной девушкой и впервые в жизни надолго потерял свою голову. Потом немало лет и зим мысль его ходила только одной дорогой, вниз по течению, куда уехала его девушка…

Там, на западе, на далеких землях покоятся его братья и отец.

Там, за далью снегов и лесов, его Москва, голос которой он слушает по вечерам. Чем дальше по времени, тем меньше у него шансов побывать там. Это он понимает. Но, может быть, такая возможность будет у его детей?! И он глазами своих детей увидит то, что не удалось ему в жизни увидеть самому! Ведь их тропа должна быть намного длиннее, чем родительская… И придется им размышлять о судьбах людей Севера,[89] о судьбах края белых снегов и метелей, жестоких буранов и холодов.

А Север так юн!

А Северу так нужно расти!

Север должен решать свои проблемы. А проблем накопилось немало. Его сын Микуль вспомнит рассказы старожилов о времени грандиознейших преобразований. О том времени, когда все дела Севера находились в одних руках, изучит множество документов. В 1924 году был создан Комитет Севера при Президиуме ВЦИК под председательством П. Г. Смидовича. Главная задача: «Содействие планомерному устроению малых народностей Севера во всех отношениях». Развернули работу комиссии: административно-правовая, хозяйственно-финансовая, научно-исследовательская, оздоровительная и просветительная. Функции Комитета состояли в изучении экономики, культуры и современного положения северных народов, в разработке и проведении мероприятий, необходимых для экономического и культурного подъема народов Севера, и в наблюдении за выполнением этих мероприятий на местах. Десятилетие спустя, в тридцать четвертом, в связи с упразднением Комитета Севера, его функции были возложены на Главное управление Северного морского пути при Совете Народных Комиссаров СССР под руководством академика О. Ю. Шмидта. Большую роль в проведении политико-воспитательной работы и привлечении коренных северян к социалистическому строительству сыграли Политуправление Главсевморпути, а на местах — политотделы. После, по прошествии лет, Микуль с любопытством перелистает книги, изданные этим управлением для жителей Севера. Литература на самые разные темы. Тут и политическая, и учебная, и художественная, и научная. И все в основном на языках этих народов. Он увидит на совесть срубленные фактории и культбазы, снабженные всем необходимым для нормальной жизни человека. Увидит школы-интернаты, медпункты и больницы, оборудованные по последнему слову науки тех лет. Все тогда делалось добротно, по-хозяйски, на долгие годы.

Но главное — во всем, что сохранилось с тех времен, — он почувствует и увидит трогательную любовь к Северу и северянам. Все отмечено этой печатью, неподвластной годам. Многие из тех, чьими руками все создано, уже оставили землю. Но творения их рук и сердец все еще служат людям. И, наверное, будут служить еще немало лет и зим…

Микуль вспомнит те годы преобразований Севера. Призадумается. Куда все ушло? Где эта любовь к земле и к людям?

Припомнятся Микулю и ханты Васьюгана, левого притока Оби. В 1924 году тот район, Александровский, был передан в подчинение Томскому округу Сибирского края. Более полувека спустя окажется, что они почти полностью утратили родной язык и духовную и материальную культуру. Ибо в пяти районах Томской области, имевших статус национальных, не велось преподавание родного языка в школе, никто не занимался вопросами развития и сохранения культуры коренного населения. Ученые Томского университета ездили за научным материалом в соседний автономный округ, где только-только начало налаживаться преподавание родного языка в школе и возник интерес к национальной культуре.