Ознакомительная версия.
В Альфреде, штат Джорджия, была одна осинка, которую даже подростком назвать было нельзя. Тоненькая, ему еле до пояса – прутик, который годится разве что лошадь погонять. Пенье, убивающее жизнь, та осинка. Он жил, чтобы петь песни, убивавшие жизнь, и наблюдать за той осинкой, которая жизнь утверждала. И никогда, ни минуты не верил, что может убежать. Пока не пошли дожди. Зато потом, после того как индейцы чероки указали ему путь и послали его вдогонку за цветом деревьев, ему хотелось только двигаться, идти, проводить в пути целый день, а назавтра оказываться уже в другом месте. И он примирился с отсутствием в его жизни тетушек, двоюродных братьев, сестер и детей. И даже женщины – пока не пришел к Сэти.
А потом эта девушка выгнала его. Как раз когда все сомнения, сожаления и все незаданные вопросы куда-то разом отступили, через много-много дней после того, как он поверил, что собственной волей заставил себя жить, и как раз там, где он наконец захотел пустить корни. Она гнала его из одной комнаты в другую, из дома – в сарай. Швыряла, как старую тряпичную куклу.
Сидя на крыльце бывшей бакалейной лавки, а ныне церкви, немножко пьяный и мучаясь от безделья, он вполне мог разрешить себе подобные мысли. И вообще – подумать: не торопясь, со всякими «а что, если», которые врезаются глубоко, но не дают достаточно твердой опоры, чтобы можно было за нее уцепиться. Так что он держался сам за себя, вцепившись одной рукой в кисть другой. Мимоходом он вошел в жизнь этой женщины и позволил ей войти ему в душу, – это как раз и стало причиной краха. Желание прожить оставшиеся годы с настоящей, принадлежащей одному ему женщиной было непривычным, и когда он это желание утратил, ему хотелось только оплакивать свою утрату и думать спокойно и неторопливо, хотя подобные мысли и не давали возможности обрести хоть какую-то опору. Когда он плыл по течению, думая лишь о том, где в следующий раз поесть и поспать, когда все воспоминания были плотно упакованы и спрятаны у него в груди, чувства утраты не возникало, как не возникало и ощущения, что он неудачник. Все, что могло получиться, как-то получалось. Теперь он пытался понять, когда же это все пошло наперекосяк, и понял, что, начиная с их плана, все действительно шло наперекосяк, хотя план на самом деле был очень хороший. Разработанный в мельчайших деталях, безошибочно точный.
Сиксо, снова заговоривший по-английски, собирая лошадей в табун, рассказывает Халле то, что сообщила ему женщина с тридцатой мили: семеро негров с ее фермы и еще двое с другой отправляются на Север. Эти двое уже проделывали такое раньше и дорогу знают. Одна из этих двоих готова ждать их в кукурузе, когда та достаточно подрастет; она будет ждать всю ночь и половину следующего дня и, если они придут, отведет их туда, где будут спрятаны остальные беглецы. Она даст знать, когда придет в кукурузу: затрещит, как гремучая змея. Сиксо был твердо намерен бежать, и его женщина – тоже; Халле собирался взять всех своих. Поль Ди и Поль Эй сказали: им нужно время, чтобы подумать, поразмышлять, как будут жить дальше; будет ли у них работа; кто приютит их и не стоит ли им попытаться найти Поля Эф, хозяин которого вроде бы жил где-то на «большой реке». Они просят на обсуждение всего одну ночь, а потом скажут, что решили.
Теперь им нужно только дождаться наступления лета, когда кукуруза поднимется во весь рост. И полной луны.
И еще. Не лучше ли выйти затемно, чтобы с рассветом уже быть в пути и, таким образом, получить некоторую фору? Или все же лучше отправиться на рассвете, когда все будет видно? Сиксо недоволен последним вариантом. Если выйти ночью, будет больше времени; к тому же ночь защитит их своей чернотой. Он даже не спрашивает, не боятся ли они. За оставшееся время он умудряется несколько раз сбегать ночью в кукурузу и спрятать возле ручья одеяла и два ножа. Сможет ли Сэти перейти вброд ручей? Сиксо отвечает, что к тому времени, как кукуруза поднимется во весь рост, ручей пересохнет. У них, правда, совсем нет еды, чтобы отложить впрок, но Сэти обещает добыть кувшин сахарного сиропа или патоки и немного хлеба, когда срок подойдет. Она только просит, чтобы одеяла непременно были на месте; они понадобятся, чтобы пристроить малышку ей на спину и дать детям возможность укрыться во время путешествия. Запасной одежды, конечно, нет; только та, что на них Нет и башмаков. Ножи помогут им прокормиться, но на всякий случай они прячут в тайник веревку и котелок. В общем, хороший план.
Они наблюдают за учителем и запоминают, когда он и его ученики приходят и уходят: нужно точно знать – когда и куда они уходят и сколько времени отсутствуют. Миссис Гарнер, страдая по ночам бессонницей, утром обычно спит глубоким сном. В отдельные дни учитель занимается со своими учениками до завтрака. Раз в неделю они вообще не завтракают – отправляются за десять миль в церковь, рассчитывая по возвращении на обильный обед. После ужина учитель обычно пишет что-то в своей записной книжке, а его ученики чистят и точат перья. Труднее всех отлучиться Сэти, потому что ее в любое время может позвать миссис Гарнер, даже ночью, когда боль, слабость или тягостное одиночество не дают ей покоя. Итак Сиксо и оба Поля сразу после ужина отправятся к ручью и будут ждать женщину с тридцатой мили. Халле приведет Сэти и троих детей перед самым рассветом – до восхода солнца и до того, как куры и коровы проснутся и потребуют внимания; так что, когда над кухонной плитой появится первый дымок, все они будут уже у ручья или даже переправятся через него. А если миссис Гарнер ночью и позовет Сэти, то Сэти будет на месте и придет к ней. Остается только дождаться лета.
Но. Весной Сэти оказалась беременна и к середине лета так отяжелела, что, пожалуй, могла и не поспеть за мужчинами, которые, конечно, способны были нести детей, да только не Сэти.
Но. Соседи, у которых Гарнер, пока был жив, совершенно отбил охоту посещать Милый Дом, теперь чувствуют себя свободнее и частенько заходят в гости; они могут появиться у ручья в самый неподходящий момент.
Но. Детям Сэти больше не разрешают играть на кухне, так что она разрывается между хозяйским домом и своей хижиной, беспокойная и расстроенная, пытаясь уследить за ними. Для работы они еще слишком малы, мужчины их взять с собой не могут, а малышке всего девять месяцев от роду. Лишившись помощи миссис Гарнер, Сэти сбивается с ног, а запросы учителя все растут.
Но. После объяснения по поводу съеденного молочного поросенка Сиксо стали по ночам запирать в амбаре и на все – на закрома, на загоны для скота и птицы, на курятники, на кладовую – навесили замки. Нет даже места, где можно было бы собраться и поговорить. Теперь Сиксо не вынимает изо рта гвоздь, чтобы с помощью его развязать узел на веревке, если понадобится.
Но. Халле велели отрабатывать свой долг в Милом Доме, и у него больше нет возможности покидать ферму без разрешения учителя. Или же – по его поручению. Только Сиксо, который тайком встречался со своей женщиной, и Халле, долгие годы ходивший на заработки, знают, что лежит за пределами Милого Дома и как туда добраться.
Это хороший план. Он выполним даже при неусыпном наблюдении учителя и его учеников.
Но приходится его изменить – совсем чуть-чуть. Сперва время ухода. Они заучивают наизусть все, что рассказывает Халле об окрестностях Милого Дома. Сиксо, которому потребуется время, чтобы развязать узел на веревке, сломать замок на двери амбара и при этом не потревожить лошадей, выйдет попозже и присоединится к ним у ручья вместе с женщиной с тридцатой мили. Все четверо отправятся на кукурузное поле. Халле, которому теперь тоже нужно больше времени из-за Сэти, приведет ее и детей ночью, не дожидаясь рассвета. Они пойдут прямиком на поле и встретятся с остальными там, а не возле ручья. Кукуруза сейчас им по плечи – вряд ли вырастет выше. Луна пухнет на глазах. Они с трудом заставляют себя думать об уборке урожая, с трудом разговаривают друг с другом, с трудом занимаются прополкой и не решаются громко кого-то окликнуть – боятся пропустить тот миг, когда в кукурузе затрещит гремучая змея, а на самом деле – не змея и не птица. И вот однажды, ближе к полудню, они слышат сигнал. А может, слышит только Халле, который тут же начинает петь условную песенку: «Тише, тише, кто меня кличет? Тише, тише, кто меня кличет? Боже мой, Боже, что мне делать?»
Во время обеденного перерыва Халле уходит с поля. Он обязательно должен сообщить Сэти, что слышал условный сигнал. Две предшествующие ночи Сэти провела у миссис Гарнер, и Халле не может полагаться на счастливый случай: необходимо предупредить ее, ведь в эту ночь она не сможет дежурить у хозяйки. Оба Поля видят, как Халле уходит. Сидя в тени Братца и жуя кукурузный пирог, они видят, как он, чуть покачиваясь, удаляется от них. Пирог вкусный. Они слизывают пот с верхней губы, чтобы немного подсолить его. Учитель и его ученики уже вернулись, обедают. Халле, покачиваясь, шагает по дороге. Молчит, не поет.
Ознакомительная версия.
