Дальше — больше. Поскольку Альма свободно ходила на задних лапах, ей не составляло труда открывать кран в раковине, набирать воду в кружку и поливать фиалку на подоконнике. Этот цветок в горшке мне подарила одна знакомая.
— У тебя жуткий характер, — сказала она. — Фиалка будет тебя радовать, и твой характер станет помягче.
Фиалка меня радовала, но мой характер, по словам приятелей, не помягчал. Некоторые из них даже говорили, что я стал еще более ворчливым, чем был. Я на них не обижался. Они, дедули, страшно боятся старости, избегают разговоров о болезнях, всем улыбаются, пытаются шутить — молодятся, одним словом. Чудаки! А мое ворчанье… Я, в самом деле, иногда ворчу, но только когда сталкиваюсь с несправедливостью или вижу, как что-то делается плохо, без души. Мое ворчание — это призыв к совести, к улучшению работы.
Но хватит о себе, рассказываю-то я об Альме. Так вот, оставаясь дома без меня, Альма не теряла времени даром — не только прибиралась в квартире, но и занималась самообразованием: просматривала книги о животных, слушала музыку по радио и танцевала. Если вы, ребята, помните, она блестяще показала себя в танцах под пластинки в «Собачьей школе», и теперь только совершенствовала мастерство, даже изучила горячий танец в стиле «фламенко». Этот танец она танцевала особенно зажигательно. Она вообще была очень эмоциональной: веселилась так веселилась — казалось, из ее глаз брызжут искры, а если грустила, то, честное слово, вокруг все тускнело, и даже солнечный день казался пасмурным.
Однажды, подходя к дому, я увидел, что Альма с балкона машет мне лапой и лает, подпрыгивая на месте. Не успел я войти в квартиру, как она возликовала: — Я подобрала мелодию по слуху! — и сев за пианино, сыграла «Во поле березка стояла». Сыграла чисто, без единой фальшивой ноты — у нее оказался абсолютный музыкальный слух! Я так изумился, что чуть не грохнулся на пол.
А через несколько дней Альма разучила и более сложную вещь — вальс Штрауса. Соседи при встрече меня спрашивали:
— Вы снова начали музицировать? Поздравляем!
Приходилось объяснять:
— Это не я, это Альма.
— Шутите? — вопрошали соседи.
Я подтверждал, что никто иной, а именно Альма играет на пианино.
— Обалдеть можно! — таращили глаза соседи, но некоторые усмехались, подмигивали друг другу и за моей спиной крутили согнутым пальцем у виска — мол, старикашка (я, то есть) немного свихнулся.
Но, скажу вам, ребята, это еще не все. Как-то я случайно заметил, что Альма подпевает певице по радио. У нее оказался очень приятный высокий голос. Разумеется, она пела без слов, напевала только мотив, но и это выглядело чудом. Известно, есть поющие собаки, но, согласитесь, они не поют, а воют, совершенно не попадая в мелодию. И вдруг — точное повторение песни!
— Да ты, Альма, прирожденная певица! — воскликнул я. — И почему ты раньше не пела?
Моя подружка смущенно произнесла: — Стеснялась.
С того дня она напевала все мелодии, которые играла.
Иногда я думал: «Ну, не может собака иметь столько талантов, такое богатство души! И при всем том, оставаться вполне земной, простой в общении». Но тут же вспоминал, что все, самые талантливые люди, которых я встречал в жизни, держались на редкость просто, никого из себя не строили, не выпячивались, не хвастались своими делами и, вообще, о себе говорили мало — больше слушали других.
Здесь уместно добавить еще вот что — красивые представительницы прекрасного пола, как правило, имеют неважные характеры — они привыкли нравиться, и чуть что им не по нраву, капризничают, а то и, задрав нос, грубят. Но Альма, казалось, и не замечала своей красоты, и со всеми была приветлива и доброжелательна. О таких, как она, говорят: у нее золотой характер.
Что касается пения, признаюсь, я люблю попеть. Особенно в компании с друзьями. Да, ребята, русскому человеку никак нельзя без песни. И русской собаке тоже. Как вы догадываетесь, по вечерам мы с Альмой частенько пели дуэтом. И опять соседи донимали меня вопросами:
— Вы женились? Поздравляем! У вашей жены красивый голос, она певица?
Глава двадцать шестая. Половодье. Мы с Альмой в ледяной воде. Художник Валерий Дмитрюк
Весной Альма сбросила зимнюю шубу — проще говоря, полиняла, и сразу, вроде бы, похудела. На самом деле, стала изящней. Весна вселила в нее радостное беспокойство: она то и дело выходила на балкон, прислушивалась к гомону птиц, принюхивалась к запахам сохнущей земли, во время прогулки оживленно рассматривала первые травы, первых жуков и бабочек, и, глядя на меня, вопрошала: — Когда мы поедем на дачу?
А у меня была срочная работа. Только в конце апреля мы выехали из города. По пути я решил заехать в Снегири, где жил мой закадычный друг художник Валерий Андреевич Дмитрюк — давно его, старикашку, не видел, да и Альму хотел познакомить с ним, тем более что по телефону уже рассказывал о ней. Свернув с шоссе, мы покатили по размытой, ухабистой дороге вдоль реки Истры, на которой уже началось половодье — точнее, он было в самом разгаре. Мы уже почти подъехали к дому художника, осталось преодолеть не больше километра, как вдруг увидели — по реке медленно плывет… летний дом! Наполовину затопленный щитовой дом с дымящейся трубой! Его можно было принять за какой-то комичный пароходишко, но рядом с домом на крыше своей будки в панике топтался и выл маленький лопоухий пес. Он был на цепи, а вода уже почти скрыла его жилище.
— В доме топится печь, там могут быть люди, — сказал я Альме, резко останавливая машину.
Альма кивнула: — Кто-нибудь там спит или больной!
Мы выскочили из машины и побежали наперерез подплывающему дому. У реки я сбросил ботинки, скинул одежду и ринулся в воду. Альма, не колеблясь, прыгнула за мной. Холодная вода прямо-таки обжигала, но дом находился всего в пяти-семи метрах от берега, мне даже не пришлось плыть, я подобрался к нему, когда воды было лишь по грудь. Но Альме, конечно, пришлось потрудиться. Я-то ухватился за оконную раму и стал подтягивать дом к берегу, а моя подружка все это время барахталась около будки собаки, пытаясь отодрать цепь. Бедняга лопоухий уже не выл, только поскуливал; он был весь мокрый и дрожал от холода и страха. Только теперь я заметил, что будка приколочена к стене дома, и понял, почему она до сих пор не утопила собаку, хотя было ясно — это произойдет, как только дом еще больше погрузится в воду. Но у нас еще было немного времени.
— Альма, надо расстегнуть ошейник! Я сам это сделаю! — отдуваясь, бормотал я.
Альма попыталась залезть на будку, но у нее не получилось и она продолжила возиться с цепью, не отплывая от будки, готовая в любую минуту прийти лопоухому на помощь.
Вскоре мы очутились на мелководье, и дом уткнулся в песок. Вы, ребята, спросите, как мне удалось справиться с такой махиной? Отвечаю: пришлось приложить максимум усилий. Но, как вы наверняка знаете, в воде все становится намного легче своего веса. В воде мы с вами могли бы развернуть и теплоход, не только какой-то летний домишко. Так что, нам с Альмой все усложняла только ледяная вода.
Ну, а потом я первым делом открыл дверь дома. К счастью, в нем никого не было. На полу от хлеставшей воды шипела железная печурка.
Вторым делом я отстегнул цепь от ошейника собаки. Пес сразу спрыгнул в воду и скачками понесся к берегу, а когда и мы с Альмой выбрались из воды, подбежал и лизнул мне руку, а Альму чмокнул в ухо (если вы, ребята, не знаете, сообщаю: собаки целуют друг друга в уши).
Третьим делом я нашел в доме сухую скатерть и как следует вытер Альму и лопоухого. Затем и о себе позаботился — у меня от холода уже зуб на зуб не попадал. И только я оделся, как послышались крики — по берегу с верховья реки бежал мужчина без шапки в распахнутой телогрейке. Ему навстречу бросился спасенный нами пес. Подбежав, мужчина швырнул на землю веревку с крюком и, задыхаясь, прерывисто заговорил:
— Вот… колол дрова в сарае… И на моих глазах жилище соскользнуло с фундамента в воду… Пока делал «кошку», — он кивнул на веревку, — его уже понесло…
Отдышавшись, мужчина пожал мне руку:
— Не знаю, как тебя и благодарить.
— О чем ты говоришь, — отмахнулся я. — Дом все равно прибило бы к берегу.
— Может, и прибило бы. А скорее, затонул бы посреди реки. И Тузик захлебнулся бы, — мужчина погладил лопоухого, который, повизгивая, крутился у ног хозяина. — Так что, огромное тебе спасибо!
Альма гавкнула: — Я тоже спасала Тузика. И это было правдой, ребята. Пусть она не справилась с цепью, но ее упорство много стоит, верно? Ведь готовность к подвигу равна подвигу.
— И ей большое спасибо! — поспешно сказал мужчина, когда я пояснил ему значение Альминого гавканья, — он поднял брошенную веревку и крепко привязал дом к ближайшему дереву.
— Ну вот, теперь никуда не денется… Сейчас пойду в деревню, соберу мужиков, подгоним кран, обвяжем тросом, и на трайлер.
