Ноэль Шатле - Дама в синем. Бабушка-маков цвет. Девочка и подсолнухи [Авторский сборник]

~~~

Матильда в поезде.

Она сидит. Очень прямо. Слушает, как колеса стучат по рельсам. Постукивание колес по рельсам похоже на барабанную дробь, только уж тут-то — никакого полета.

Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь! Реми оборачивается. И снова — барабанная дробь, снова стучат по рельсам колеса.

Сколько тысяч раз, нет, сколько миллионов, миллиардов раз она станет вот так считать до семи, чтобы Реми опять обернулся, чтобы она опять увидела маленькую дырочку в ровном ряду зубов?

Перед ней за столиком, на который она положила свой чемоданчик с драгоценностями, — Селина. Она украдкой посматривает на Матильду. Она наблюдает за дочкой, которая считает, считает, считает…

— Ты еще не проголодалась, малышка?

Нет, она не проголодалась.

Чтобы досчитать до семи, чтобы увидеть кого-то, кого здесь нет, надо сосредоточиться, надо думать только об этом. Нельзя отвлекаться на обкусывание печенья с четырех углов. Сидеть. Сидеть очень прямо.

В чемоданчике теперь нет никаких платьев: ни белого кружевного, ни горошком, там снова только рисовальные принадлежности и, конечно, розовый камешек, который Реми выловил для нее в речке, рискуя жизнью, нырнув на самое дно водяной ямы, фотография Бабули и Феликса в Севилье, ожерелье. Ожерелье, где в центре ракушка сердечком.

Когда-нибудь, когда Матильда станет бабушкой, когда станет свободной, она тоже сможет наконец уехать и сфотографироваться на террасе кафе, держась рукой за руку Реми, и это будет в Италии.

Другой снимок, тот, где Реми в тельняшке сидит на ржавой канистре среди коз, она положила в карман. Так можно, стоит только захотеть, дотронуться до него, дотронуться до Реми.

Матильда больше не прижимается лбом к стеклу. Она больше не играет в дышалки.

За стеклом желтизна отступает, пятится назад, и еe сменяет зелень. Матильда подозревает, что это так, но не хочет на такое смотреть. Хочет видеть только одного Реми: как он оборачивается, как он улыбается ей, стоя рядом с качелями под ливанским кедром.

— Ты не замерзла, дорогая?

Замерзла. Она замерзла. Но, к сожалению ее кожа не стала гусыниной, потому что гусыниная…

— Хочешь ко мне на колени?

Нет, она не хочет.

Ласка, согревающая ласка, прижаться к шелковистой ароматной ткани маминой блузки… Нет, это не годится для того, чтобы считать до семи и потом… Да и с таким холодом никакой маме не справиться.

И тогда, поскольку Матильда уже выросла и стала большой, Селина начинает говорить о настоящей школе, и говорит о ней без остановки — как ее девочка туда пойдет первый раз. Говорит, говорит, говорит… Как хочется сказать маме, что она уже знает все про настоящую школу, что это Реми отвел ее туда, в такую школу, раньше всех отвел, в школу для взрослых людей.

А если Он не узнает свою дочку, которая стала такой взрослой?..

Наверное, она задремала сидя — сидя очень прямо, потому что поезд замедлил ход и Селина сказала, что до Парижа осталось ехать совсем немножко. На этот раз Матильда посмотрела в окно, потом придвинулась к нему, уперлась лбом в стекло. И тогда она их увидела.

Там. За стеклом.

Вдоль поезда, который тащился по кромке серого города, внезапно выросли они. Вспыхнула желтизна, абсолютная желтизна, и живые головки повернулись к девочке, и тысячи подсолнухов пристально посмотрели ей в глаза.

— Как? Разве здесь есть подсолнухи?! — задыхаясь от восторга, закричала Матильда.

— Конечно. Конечно же, солнышко мое, — ответила мама. — Подсолнухи есть везде!..

Ноэль Шатле — известная французская писательница, автор романов, эссе и новелл, актриса, преподаватель университета, руководитель литературного семинара. Ее перу принадлежит «Система агрессии» (Введение в философию маркиза де Сада), а темой диссертации стала еда как предмет эстетики.

Первая же книга Ноэль Шатле, сборник новелл «История ртов» («Histoires de bouches», 1986), получила Гонкуровскую премию.

Настоящим событием в современной французской литературе стали три романа писательницы, «Дама в синем» (в 1996 году удостоен премии Анны де Ноайль, учрежденной Французской Академией), «Бабушка-маков цвет» и «Девочка и подсолнухи».

Фермата — в нотном письме знак, увеличивающий на неопределенное время длительность ноты или паузы, над которой он поставлен.

Орифламма — в средневековой Франции знамя французских королей, которое поднималось на копье только во время боя.

Литания — здесь: длинным и скучный перечень чего-либо.

Кассуле — рагу из белой фасоли с кусочками мяса.

Здесь игра слов: по-французски «та» — значит «моя», то есть мать называет девочку, как той слышится, «моя Тильда».

Эндивий — растение типа цикория, чрезвычайно популярное у французов, но действительно неприятное на вкус.