Смерть меня больше не пугает. Мне только нужно теперь больше сна, чем раньше. Мне нравится погружаться в сон, потому что там, в снах, я становлюсь молодой, сильной, готовой к дальним перелетам. Там я становлюсь такой, какой была много лет назад. Иногда мне снится, что я – та темная голубка с матовыми перьями и перебитым крылом, которую во время землетрясения насиловали все самцы подряд. Они бросаются на меня, воркуют, бьют крыльями, прижимаются, вцепляются когтями в мою спину до полного свершения, до экстаза, до облегчения. По перьям стекает теплая сперма...
Я лежу под ними покорная, тихая. Смерть все ближе и ближе подбирается ко мне...
Я открываю глаза. Я все на том же месте – на колонне посреди города, который постепенно разрушают пустынные ветры и время. Вокруг нет ни голубей, ни галок, ни сорок – никаких птиц...
Та голубка осталась далеко – мертвая птица среди стальных тросов.
Я живу. Я существую.
Ты снова легкая и резвая, как в молодости, когда взмывала в небо с безграничной верой в то, что сегодня взлетишь еще выше, что наконец поднимешься туда, куда никто еще до тебя не поднимался.
Тебя не разбудит голод, который прежде в этом сухом каменном городе каждое утро буквально разрывал твои внутренности. Желудок притих, как будто его нет, как будто он наполнен влажным, свежим зерном, а ведь в последнее время ты очень мало ела – разве что клевала семена засыхающих трав и цветов.
– Что случилось? В чем дело? – заворкуешь ты и закружишься на своей балке между крышей и каменной стеной.
Может, ты умерла и потому не чувствуешь ни голода, ни сухости в горле, не ощущаешь ни пульсирования крови в культе отгрызенного когда-то куницей пальца, ни страшного зуда кожи в тех местах, где выпадают перья?
Ты затрепещешь крылышками, осмотришься по сторонам, заворкуешь...
И вдруг решишь взлететь, как делала это каждое утро – взмыть повыше, облететь город вокруг, погреться в лучах утреннего солнца... Выскользнешь сквозь прямоугольное окошко и полетишь к едва заметной на горизонте речушке, чьи воды просачиваются в песок. Наполнишь желудок и зоб водой, быстро, резко взмоешь ввысь над городом, будто соревнуясь в ловкости с другими птицами.
Выше, выше, выше, пока покрытые пылью дома и пальмы не станут едва заметными точками далеко внизу.
Небо ярко-голубое, чуть более светлое на востоке. Ты замечаешь мелкие серо-белые облачка, которые медленно движутся на северо-восток.
Ты чувствуешь себя легко и свободно. Не ощущаешь ни тяжести собственного тела, ни сопротивления воздуха. Разворачиваешься дугой и направляешь свой полет в пустыню.
Мерцание белого песка и отраженные кристаллами кварца солнечные лучи покажутся тебе следами, которые так легко запомнить, чтобы потом вернуться тем же самым путем. Ты оставишь позади невысокую горную цепь, откуда саранча смела недавно последние остатки зелени, и помчишься на запад, радуясь мягкому, нежному солнцу, прогревающему твои крылья и спинку.
Ты летишь, ошеломленная и счастливая тем, что покоряешь пространство без напряжения, без усилий, тем, что соревнуешься с собственной тенью, высматривая ее среди камней и барханов.
На самом краю пустыни, на фоне освещенного утренними лучами горизонта, ты заметишь серое облако, похожее на тучи саранчи, которые каждый год тянутся в этом направлении к морю. Это может быть и дым, но только что может гореть в этой лишенной всякой растительности пустыне?
Любопытство заставит тебя опуститься пониже, приблизиться к плотной туче пыли.
Возможно ли такое? Ведь это же те, лишенные крыльев существа, чье отсутствие на земле было для птиц очевидным и несомненным фактом. Они выжили, они существуют и возвращаются в свои дома... Откуда? Куда?
Ты подлетишь к первым рядам этих существ – белых, черных, серых, сине-зеленых. С ужасом увидишь, что из пустыни движутся темные, железные, массивные, тяжелые тела, которые катятся вперед на колесах и гусеницах. Волна разогретого этими телами воздуха ударит тебе в ноздри, и ты почувствуешь резкий, пронзительный запах пота и горючего.
Ты взмоешь повыше в небо. Поймешь, что люди возвращаются и что живущие рядом с ними птицы снова не будут чувствовать себя свободными, что та жизнь, которая существовала до сих пор, закончится и начнется новая – среди них, вместе с ними.
Они увидят тебя, заметят, как ты кружишь над ними, начнут задирать головы кверху, заслоняя глаза от палящего солнца.
Обеспокоенная этим, ты снова взмахнешь розовыми крыльями, чтобы подняться еще выше.
Самый старший из них поднимет руку вверх и покажет на тебя.
Ты увидишь у них в руках металлические палки, похожие на те, что ржавеют среди лежащих в городе скелетов.
Ты испугаешься, быстро развернешься и полетишь к солнцу.
Они бросают карабины, со злостью сплевывают на песок. Самый высокий, заслоняя от яркого света обгоревшее, усталое лицо, смотрит вслед улетающей птице. Его слепит сверкающее на горизонте солнце. Он щурит старческие глаза, в которых давно уже не было слез, жмурится, сжимая выцветшие веки.
Ты превращаешься в красную точку, в пульсирующую каплю на небосводе...
– Это всего лишь птица, – бормочет он потрескавшимися губами. – Всего лишь капля крови.
– Слишком далеко, – буркнет младший, стреляя в воздух.
Грохот придаст тебе сил, ты взмоешь еще выше, вверх, к солнцу, к пространствам, о которых ты знаешь, что они существуют, к которым ты всегда стремилась.
– Я вернулся из космического полета...
– Из полета или с войны? Разве к каждому путешествию ты не готовился, как к битве? Разве ты не учился убивать? Сколько раз вот так же отправлялись в путь и возвращались твои предки... Сколько еще раз будут так же отправляться твои потомки... Уверенные в себе, прислушивающиеся только к собственным доводам... К своей любви. К своей ненависти.
– Это была неизбежная война, война справедливая, война против войны, война, как всем казалось, последняя...
– Это ложь! Ты знаешь, что лжешь, и все же продолжаешь лгать... Ты улетел так далеко, что, вернувшись, больше не найдешь на Земле людей и она покажется тебе совсем чужой планетой. Ты отправлялся в путь, свято веря в собственную мудрость, в силу знаний и труда, в Провидение, в Судьбу, в благосклонность Всевышнего. И вдруг все это показалось тебе сомнительным, выдуманным для успокоения твоего собственного человеческого самосознания. И лишь немногие философы, бунтари, поэты, художники подозревали, что правда жизни столь ужасающа. Но даже они не могли предвидеть, сколь трагичен масштаб этой правды.
– Чем больше узнаешь, тем больше появляется в тебе сомнений, неуверенности...
– Но разве твоя работа не напоминает труд Сизифа? И разве опека Всевышнего – не иллюзия? Ты хотел познать тайны времени, пространства, света... С помощью телескопов, радаров, зондов ты изучал космос, наблюдал за движением Солнца и планет, комет и звезд. Ты мечтал подчинить себе это пространство так же, как раньше подчинил себе Землю. Ведь ты же стремишься господствовать! Не потому ли тебя так манила перспектива расширить границы своего владычества до самых краев Галактики, а может быть, и еще дальше, еще глубже – в бесконечность? Ты верил, что у любой формы жизни, у любого существа – и самого большого, и самого маленького – есть свой смысл, своя цель, свое предназначение. Но если нет ни смысла, ни цели, а первопричины никогда и не было? Ты пугаешься собственных мыслей... Боишься вопросов, на которые нет ответов... Ты уже знаешь, что прогресс имел место лишь вокруг тебя – в сфере предметов, инструментов и форм. Ты уже понял, что он касался лишь чисто внешней стороны жизни. Но твоей сущности, твоих чувств и снов прогресс никак не коснулся. Прогресс как был, так и останется лишь надеждой.
– А совершенство? Разве человек не стремится усовершенствовать все вокруг? Не стремится усовершенствовать себя самого?
– Совершенство – это сама жизнь, которую ты с такой легкостью отбираешь у других, поддерживая их белком, их мясом и шкурой свое вечно жаждущее, ненасытное существование...
– Л моя жизнь, которую я разрушаю, теряю, перечеркиваю, обрекаю с исконно варварской жестокостью? Неужели и моя жизнь тоже – совершенство?
– Да, ты – совершенство... Совершенство столь недолговечное, мимолетное, что ты сам ему не доверяешь. Совершенство и в то же самое время – поражение, трагедия...
– Значит, я – враг собственной жизни... А Создатель?
– А ты уверен, что Создатель существует вне пределов твоего воображения?
– Но разве ты ищешь во всем руку Создателя не потому, что нуждаешься в спокойствии и в оправдании?
– А может, человек нуждается лишь в надежде? Ты приземлишься на Земле, даже не зная, кому она теперь принадлежит... Тебя мучают бесконечные вопросы, разочарования, недоверие... Ты не доверяешь никому...