Ознакомительная версия.
В Онтарио, не помню, в какой части провинции, я поступил на работу в парк, который одновременно служил ярмарочной площадью. Ведал этим хозяйством некто Хэнсон. Он определил меня в конюшню. Ночью по моим ногам бегали крысы, хрустели овсом.
Рано утром, в сыром голубом рассвете, какой бывает в высоких широтах, приходили негры, и начиналась помывка и чистка лошадей.
Через несколько дней Хэнсон велел мне развлечь публику со Смолаком. Так звали старого медведя с серо-буро-малиновой шерстью, притупившимися когтями и десятком зубов. Остальные выпали, как канут в Лету дни нашей жизни. Прежний хозяин медведя, тоже Смолак, ушел с бродячим цирком, бросив своего подопечного.
Хитроумный Хэнсон придумал, как использовать полуживое животное. Когда-то медведя научили ездить на велосипеде, но теперь он был слишком стар, не мог даже есть самостоятельно. Ему приносили освежеванного, разделанного на части кролика, и Смолак, встав в своей кепочке и с нагрудником на задние лапы, глотал кусок за куском. Насытившись, сосал воду из детской бутылочки, после чего валился на бок.
До конца туристического сезона оставался еще целый месяц, и каждый божий день нас со Смолаком заставляли кататься на русских горках. Мы забирались на площадку, которая была устроена выше, чем обычное чертово колесо. У меня захватывало дух из-за крутизны спуска и после резких поворотов то вправо, то влево кружилась голова. Потом мы опять взмывали вверх, опять падали в пугающую бездну, опять резко сворачивали, чуть не опрокидываясь, то в одну сторону, то в другую. Мы сидели в кабинке, крепко прижавшись друг к другу, спаянные страхом, Смолак глухо рычал, плакался на свою горькую судьбину. На всякий случай мне выдали пистолет с холостым патроном, который не понадобился. Медведь понимал, что мы товарищи.
Помню, как я сказал Хэнсону:
— Мы с ним одного поля ягоды. Его бросили, и я позабыт-позаброшен.
Лежа в конюшне, я думал о смерти брата и об отце, но чаще всего о Смолаке. Задолго до того как на моем горизонте появились свиньи, я имел опыт благотворного общения с представителями фауны. Если тело является отражением души, а видимые предметы — отражением их потаенного смысла, если Смолак и я — отщепенцы и клоуны, нанятые на потеху публике, но чуть ли не братья, потому что он омедвеживал меня, а я очеловечивал его, то и свиньи мне были не в новинку. Интересно, Дафу догадался, что мне предопределено жить с животными, или действовал по наитию?
Я уже говорил и скажу еще раз: если жизнь и приносила мне иногда радости, то единственно благодаря любви.
Замшелый, как дряхлый вяз, Смолак, сидя позади, обхватывает меня передними лапами, и мы летим в беспросветную бездну. Едва придя в себя, взмываем вверх, и у медведя катятся слезы перед очередным падением. Валимся на один бок, потом на другой, а внизу, на земле, гогочут краснолицые канадцы — здоровяки с рубинами на узловатых пальцах.
Мы со Смолаком сидели в позолоченной кабине, тесно прижавшись друг к другу. Медвежьи лапы на груди успокаивали, как материнские объятия. Я тоже был человек, как те, что ржали внизу, но Смолак, видимо, понимал что не только звери, но и люди бывают разные.
Лили придется просидеть полночи, пока я буду рассказывать ей про Смолака…
Голова ребенка, который направлялся в Неваду, имея при себе только некоторый запас слов на фарси, по-прежнему лежала у меня на коленях; он плыл в облаках сна и неведения. Я тоже плыл на облаке полусна, которое вот-вот рассеется в сероватой дымке опыта и знания.
— Нет, вы только полюбуйтесь на этих голубков! — воскликнула стюардесса.
Малыш открыл свои серые глаза, посмотрел на меня. В них появился какой-то новый блеск, сочетающийся с давней силой. Такое я видел не в первый раз.
— Заходим на посадку, — сообщила бортпроводница.
— Как, уже Нью-Йорк? — окончательно очнулся я. — Жена должна встречать меня в полдень.
— Нет, это Ньюфаундленд. Мы произведем здесь дозаправку. А сейчас только рассветает.
— Наконец-то я вдохну холодного воздуха. После африканской жары…
— Вас никто не неволил лететь в жаркие места.
— Принесите, пожалуйста, одеяло для мальчика. Ему тоже нужен глоток свежего воздуха.
Самолет начал спускаться. В иллюминатор ударил солнечный луч. Через несколько секунд мы снова вошли в зону облаков, висевших над ледовыми торосами и зеленоватыми волнами моря. Еще чуть-чуть — и машина коснется земли.
— Хочу пройтись. Пойдешь со мной? — Пацан что-то сказал по-персидски. — Вот и славно.
Он встал на сиденье, я закутал его в одеяло. Стюардесса понесла кофе человеку-невидимке из первого класса.
— Готовы? — спросила она, возвратившись. — Но пальто… Где ваше пальто, мистер Хендерсон?
— Тот львенок в багажном отделении — единственное, что я везу с собой. А пальто мне ни к чему. Я в деревне рос, к холоду привык.
Я сошел с маленьким человеком на схваченную вечной мерзлотой землю. Каждый вздох был как глоток воды в знойный день. Мороз пробирал до костей сквозь итальянский вельветовый костюмчик, на бороде образовались колючие сосульки. То и дело поскальзываясь, я шагал по мерзлоте в тех же походных ботинках, которыми топтал Черный континент, а в них похрустывали полусгнившие носки: я не менял их с момента вылета из Штатов.
— Дыши, дыши глубже, — шептал я несчастному сироте. — А то ты у меня совсем бледненький.
Он, кажется, не боялся, что я упаду вместе с ним. Я прижимал мальчика к груди, предвкушая встречу с Лили. Ожидание действовало как новое патентованное лекарство. Ну и, конечно, львенок. Он тоже был компонентом этого целительного средства. Я бегал между бензовозами вокруг серебристого туловища лайнера. Изнутри к иллюминаторам прильнули белые, черные, смуглые лица. Застыли в неподвижности все четыре пропеллера. Я подумал, что теперь моя очередь двигаться. Прижал малыша покрепче и побежал, подпрыгивая, подскакивая, пританцовывая среди белого арктического безмолвия.
«Франсуа, а у твоей сестры запор!» (фр.)
«Ответь! Прекрасная душа» (ит.). — Здесь и далее примеч. пер.
С 1963 г. Международный аэропорт им. Дж. Ф. Кеннеди.
Шумерский город — государство древнего Междуречья (5 тыс. лет до н. э. — 4 в. до н. э.).
Агнец Божий, что отпускает грехи наши. Сжалься над нами! (лат.)
Работайте зубами, жуйте! (фр.)
Ты где, солдат? (нем.)
Спасайся кто как может! (фр.)
Прочного, как смерть (фр.).
Сладострастный вид (фр.).
Чуть тронешь струны, она и отзовется (фр.).
Нижняя губа (лат.).
Людей с цветной кожей (фр.).
Город красивый, даже шикарный (фр.).
Это плохо (фр.).
Я искал его (фр.).
Племянник короля. Любимый племянник. Без шуток. Опасно (фр.).
Любит львицу. Это низко (фр.).
Удар грома (перен.). Любовь с первого взгляда (фр.).
На помощь (фр.).
«Из глубины» (лат.); начало покаянного псалма.
Король (фр.).
Утрата (фр.).
Всех (фр.).
«Баю-бай» (фр.).
«Мальбрук в поход собрался» (фр.).
Ознакомительная версия.
