Ознакомительная версия.
– Умница ты моя! Золото! Талантище! Нет, ты понимаешь, что ты звезда, или нет? – Глаза подруги сияли тем сумасшедшим блеском, которым, наверное, были наполнены взгляды фанаток во времена роллингов и битлов.
– Натусь, ну какая я звезда? Просто поющий косметолог.
– Ага. Щас. – Натка воинственно огляделась, будто слова эти произнесла не Марта, а какой-то тайно подкравшийся обидчик. – Еще какая звезда, и по тебе плачет большая сцена, слышишь?
Марта сделала страшные глаза и ответила сквозь смех:
– Не слышу. И очереди из продюсеров я тоже не вижу. Да и не нужна она мне, Нат. Всему свое время.
– Да? И чему же время сейчас? – Натка сбавила обороты и вложила в голос нотки уныния. Все-таки скучный человек Марта. Нет полета. Нет размаха фантазии. Вот она, Натка, если бы выиграла нечто подобное, точно бросила бы салон к чертям собачьим и отдалась живописи. А Марта? Только рассказывает о своих мечтах, а как до дела дошло – так в кусты. А железо надо ковать, пока горячо. Ладно уж. Натка поможет, Натка сделает. Но пока она только повторяет вопрос: – Так чему время-то?
Марта освобождается из цепких объятий подруги, кладет на пол охапки цветов, отвечает:
– Не знаю. Наверное, время принимать поздравления.
– А-а-а… Ну, тогда поздравляю. – В голосе Натки откровенный скепсис.
– И я поздравляю. – А в этом голосе, что донесся из темноты кулис, Марта услышала целую гамму чувств: волнение, затаенную грусть, ожидание какого-то чуда и надежду. На что он надеялся? Наверное, на то, что в этот раз она не сбежит без вразумительных объяснений. Марта готова к ним так же, как и к самой встрече. С одной стороны, согласившись на участие в конкурсе, внутренне она согласилась и на все остальное, но, приняв неизбежное, она и страшилась этого свидания, и отчаянно о нем мечтала. И не потому, что первая любовь так и осталась последней (все-таки в жизни сорокалетней женщины должны были быть и были другие истории), а оттого, что именно из-за недосказанности, из-за всего, что произошло аж в прошлом веке, все в ее судьбе сложилось так, как сложилось. И если и был у нее призрачный шанс поменять хоть что-то в настоящем, то начать определенно предстояло с прошлого.
И сейчас это прошлое стояло за ее спиной, стояло тихо и терпеливо, но Марта знала: у него множество вопросов, на которые он жаждет получить ответы. Марта медленно обернулась и произнесла, стараясь унять предательскую дрожь в голосе:
– Привет.
– Привет. – Егор вышел из темноты. Он улыбался, но так робко, что и его волнение становилось очевидным.
– Ой! – вдруг спохватилась Натка. – Я совсем забыла: цветы-то разбросаны. Пойду в гримерку отнесу, расставлю там, и вообще… – «Вообще» уточнений не требовало.
– Погоди! – Егор жестом остановил ее и обратился к Марте: – Тебе надо вернуться на сцену.
– Зачем?
Он смущенно улыбнулся:
– Я должен торжественно вручить тебе приз.
«Так он за этим пришел? Его обязали». Сердце гулко бухает, на секунду замирает, а потом начинает мелко трястись от обиды. Она ждала его появления с первого съемочного дня, а он все не приходил и не приходил. Сначала она думала, что он и не знает о ее участии в конкурсе, потом решила, что Егор сознательно избегает встречи. А теперь выходило, что ему было все равно. Он просто должен был выполнить свои обязанности и вручить приз. А кому, Марте или любому другому человеку, не имело никакого значения. «Ну что ж, протокол есть протокол». Очень надеясь, что мертвенную бледность не видно под искусным гримом, Марта развернулась обратно к сцене, бросила со всей своей способностью к равнодушию: «Пошли», – и направилась к сияющему огнями свету и все еще звучащим по заданию режиссера аплодисментам.
– Марта!
«Сейчас скажет, что я должна улыбаться, по возможности заплакать от счастья и, конечно, поблагодарить всех своих близких, у меня ведь их тьма-тьмущая. Можешь не волноваться, не подведу. Плакать мне сейчас хочется больше всего на свете».
– Что?
Егор догнал ее и теперь чуть дотронулся рукой до ее ладони, сказал в самое ухо, так, что ее буквально обожгло его дыханием:
– Потом поговорим, ладно? Не убегай, пожалуйста!
«Долой протоколы и обязательства! Он пришел к ней. Пришел ради нее. Пришел для нее».
Оказалось, правда, что он пришел для себя, но и такой поворот событий Марту вполне устраивал. Двадцать минут спустя Егор изливал ей душу в гримерной. Натка тактично отправилась домой, заручившись обещанием Марты «держать ее в курсе и запомнить все, что Егор говорил». И он говорил. Говорил о том, как искал ее и хотел вернуть. Марта слушала и понимала: время само расставило все точки над «и». Они оба стали слишком взрослыми и слишком мудрыми для того, чтобы перекладывать всю вину за случившееся на одного человека. Каждый был в чем-то не прав. Каждый допустил ошибку.
– Но знаешь, – Егор улыбнулся Марте, как старому другу, – прошлого не вернешь, его можно только слегка подсластить, правда?
– Наверное. – Марта не могла понять до конца, куда он клонит. Она вообще слушала его вполуха. Была занята тем, что мысленно выстраивала свой монолог. Сейчас он закончит, и настанет ее черед выложить все как есть. Баш на баш. Душа на душу. Сердце на сердце.
– Я думаю, если прошлое подкорректировать – ну, знаешь, образно говоря, сбросить груз, расправить плечи, – то и в настоящем все наладится. – Речь Егора была живой и очень быстрой. За выстреливаемыми как из пулемета словами он старался скрыть смущение, но до конца это не удавалось. Он смущался все больше, а говорил все быстрее и постоянно требовал у Марты подтверждения своей правоты: – Правильно я говорю?
И снова ее невразумительное:
– Наверное.
– Кстати, я хотел познакомить тебя со своим настоящим, ты не против?
От неожиданности Марта даже потеряла нить своего монолога. Она как раз остановилась на том дне, когда нашла Ритулин дневник и думала, каким образом объяснить, что заставило ее влезть в чужие тетради. В прошлый раз они с Егором не обсуждали неблаговидность самого поступка – были слишком потрясены прочитанным, но теперь… теперь опыт прожитых лет кричал о том, что подчас лучше не знать того, что от тебя тщательно скрывают. И как знать? Возможно, во всех последующих событиях в жизни Марты виноваты вовсе не Ритуля и Егор, а сама Марта. Но это в том, что произошло после прочтения дневника, а кто ответит за то, что случилось до? Именно об этом Марта собиралась поведать Егору, но последним вопросом он сбил ее с толку. Более того, он не просто спросил, а порывисто вскочил и выбежал из гримерной. Вернулся спустя минуту, таща за собой женщину с ребенком.
– Это мои Маша и Минька, а это Марта. – И остановился, выдохнул, сбросил скорость, предоставляя теперь Марте решать, что делать с этой внезапно обрушившейся на нее информацией.
Марта растерялась. Теперь происходящее открылось ей в новом свете. «Жизнь Егора была более или менее налажена: любимая работа, отличная карьера, хорошая семья. Беззаботное существование, которое вдруг омрачили тени прошлого. И что решил сделать настоящий мужчина? Разогнать их. Чтобы и дальше чувствовать себя хозяином положения и не испытывать угрызений совести. А зачем ему мучиться? У него все прекрасно. Проекты, конкурсы, презентации. Жена, конечно, выглядит не фонтан, но, попади в опытные руки, станет конфеткой. Сынок вот подрастает. Симпатичный мальчишка».
Словно в подтверждение ее слов, мальчик сделал навстречу Марте нерешительный шаг и сказал, слегка прячась за отцовскую спину:
– Вы здорово поете.
– Спасибо. – Она искренне улыбнулась.
– Да, мы ваши преданные поклонники. – Это уже жена Егора. «Как странно. Она должна быть мне неприятна, но ничего подобного. Женщина как женщина. Наверняка замучена жизнью, а может, и мужем. Я могла бы быть на ее месте и тоже быть грустной и замученной. Нет, уж лучше быть просто грустной. Так что нечего мне с ней делить и некого». И Маше Марта тоже отвечает:
– Спасибо.
– А почему вы хотите в Париж? – Мальчишка уже не прячется за спину Егора, задает вопрос без стеснения, и мать его тут же одергивает:
– Миша!
– Все в порядке. – Марта снова улыбается и отвечает мальчику: – Просто это очень красивый город.
– Как Майами?
«Ух ты, дружочек, неплохо живешь. Уже и в Майами успел побывать».
– Не знаю. Я не была в Майами.
– А у меня там бабушка живет.
– Повезло тебе.
– Я к ней в гости езжу. А другая бабушка в России живет, но к ней меня не возят.
Марта вопросительно смотрит на Егора, он объясняет скупо:
– Мама больна. Шизофрения.
Глаза Марты расширяются от ужаса и сочувствия, она хочет задать следующий вопрос, но Егор опережает ее ответом:
Ознакомительная версия.
