Я почувствовала себя опустошенной — не могла подобрать нужных слов, не была в состоянии двинуться с места, не представляла, как дальше принимать решения. Я лежала вся разбитая, грохнувшись с высоты революционного запала, а Иэн сидел на соседней кровати и сиял от радости из-за своего открытия. Я решила переложить ответственность на его плечи — уже не в первый раз. Позволяя ему принимать решения, я снимала с себя хотя бы часть вины — и перед лицом правосудия, и перед собственной совестью. Ну а в этот раз мне было это необходимо просто для того, чтобы выйти из состояния паралича.
— Раз ты у нас человек, у которого есть ответы на все вопросы, придется тебе решить: что мы делаем дальше? Денег у нас почти не осталось. Я могу добыть еще, если они будут нам совершенно необходимы, но сегодня мы на мели. Нам едва хватит на обратную дорогу. А попрошайничать мы больше не станем.
Я не собиралась подсказывать ему ответ на мой вопрос, но мне хотелось предоставить ему оправдание на случай, если он готов вернуться домой. Весь этот день, если не считать моего кратковременного энтузиазма, вызванного могильной плитой, меня не оставляло ощущение, что все заканчивается. Заканчивались деньги, заканчивалась страна. И разве же Иэн сам не намекнул мне, что все заканчивается, раз мы наконец-то отыскали его бабушку? Он мог бы заставить нас кружить по Вермонту еще несколько дней, если бы только захотел. А мог бы сказать: «Ой, я что, сказал «Вермонт»? Я имел в виду «Виргиния»!»
Иэн посмотрел на потолок, словно решал, чего бы ему хотелось съесть на завтрак.
— Проблема в том, что на следующей неделе будут отбирать ребят для весеннего спектакля, а мне бы очень хотелось участвовать.
— Так.
— Главные роли дают только восьмиклассникам, но мне все равно хочется сыграть, даже если меня просто поставят в хор. Так что, наверное, надо ехать обратно.
Он продолжал смотреть на потолок, и я подумала, что он не хочет встречаться со мной глазами.
— Мисс Гулл, простите, что немного меняю тему, но почему волынки всегда играют одну и ту же песню? Ну, знаете, ту, которую исполняют на парадах?
Он принялся очень неплохо изображать звуки волынки, по-прежнему не глядя на меня.
— Понятия не имею, — ответила я. — Мало кто из композиторов пишет мелодии для волынки.
— В моей симфонии волынки обязательно будут, — решил Иэн. — Я, пожалуй, выделю для них в оркестре целую группу. А может, волынщики затеряются среди зрителей и спрячут волынки под креслами, а потом вдруг неожиданно вытащат их и заиграют и все вокруг ужасно удивятся! Правда, им придется обойтись без килтов, потому что клетчатая юбка — это слишком заметно, их сразу раскусят!
— Да, клетчатые юбки будут выглядеть подозрительно.
Я пошла в ванную и приложила к лицу мокрое полотенце.
То, что произошло, оказалось для меня сюрпризом, хотя я сама не понимала почему и спрашивала себя, чего же еще я ждала. Я что, в самом деле собиралась воспитать его сама и записать где-нибудь в школу? Или, может, хотела перевести его на домашнее обучение? Поступить вместе с ним в бродячий цирк? Где-то в глубине души все это время я вынашивала некое фантастическое и противоречащее логике окончание этой истории, не менее безумное, чем выдумка Иэна про бабушку, и если бы я потрудилась с самого начала как следует обдумать этот безумный финал, нас бы сейчас здесь не было. Я напрочь забыла, что все истории о побегах заканчиваются именно так. Все возвращаются домой. Дороти трижды стучит каблуком и возвращается в Канзас, Одиссей плывет назад к жене, Холден Колфилд тайком пробирается в собственную квартиру. Ну да, Гек домой не вернулся, это правда, но что случилось с Джимом из «Острова сокровищ»? Наверняка что-нибудь ужасное. Я даже не могла вспомнить, что именно.
Что это за счастливый финал, который я воображала все это время? Он, будто сон, терялся в дымке, я уже почти забыла, каким его себе рисовала. У меня в голове осталась картинка какого-то места, куда я хотела отвезти Иэна, — возможно, это было место из какой-нибудь книги: залитый солнечным светом дом с белыми стенами, где люди заботятся о детях и все им объясняют и где ему разрешат остаться навсегда — или до тех пор, пока он не наберется сил, чтобы снова встретиться с родителями. А может быть, мы все вместе погрузимся на маленький счастливый кораблик и отправимся к далеким берегам, где из океанской пены возникнет новое государство — идеальная Америка, наконец-то. Или уже в который раз.
35
За задержку книг взимается штраф
Я проснулась в четыре часа утра, подушки были нестерпимо жесткими, и сердце колотилось, как у напуганного хомяка. Хорошо это или плохо, но Иэн отправляется домой. Это решено окончательно и бесповоротно. А куда же отправляюсь я? В номере, за плотно зашторенными окнами, было темно, как в бочке, я встала и отдернула занавески, чтобы впустить в комнату свет с автомобильной стоянки. Там бок о бок с нашей машиной стоял ее двойник. Я уже перестала этому удивляться. Но все равно была впечатлена. Интересно, он поедет за нами до самого Ганнибала? И что потом? Сдаст меня и получит награду? А если я так и не вернусь в Ганнибал — что тогда? За кем он поедет — за Иэном или за мной? Кого из нас он на самом деле преследует?
Даже если я отправлюсь домой и даже если мистер Гель уберется обратно в свой мрачный арендованный подвальчик, из которого выполз, я знала, что рано или поздно Иэн проговорится. Или, что еще вероятнее, пастор Боб вытянет из него правду. И тогда мне останется только смирно сидеть за библиотечным столом в Ганнибале и готовиться к аресту.
Но помимо всего этого было и кое-что еще: мне совсем не хотелось возвращаться. Иэна я больше не увижу, это я прекрасно понимала. Родители теперь на пушечный выстрел не подпустят его к библиотеке, даже если лично меня ни в чем подозревать не станут. Я не могла представить себе, что будет, если в один прекрасный день мы случайно наткнемся друг на друга, если я вдруг увижу его на параде в честь Дня независимости. Все будет не так, нас обоих эта встреча только расстроит. А теперь еще и Рокки перестал быть моим другом — или, может, никогда им и не был. А если вычесть Рокки и Иэна, мне и работа-то моя совсем не нравилась.
Я снова легла и стала дожидаться утра. Иэну придется поехать домой одному. Если я повезу его сама, нас остановят за двадцать миль до Ганнибала за тормозной фонарь, который я так и не починила. Полицейские опознают Иэна, и тогда даже моему отцу не удастся состряпать достоверную историю, чтобы меня спасти.
Я пересчитала сто двадцать долларов, оставшихся в кошельке, и включила телевизор, полностью убрав звук. Я попала на канал, по которому круглосуточно передают прогноз погоды, и как завороженная наблюдала, как по всей нашей стране снова и снова пробегают разноцветные полосы — с запада на восток. Я выключила телевизор только в семь утра, когда проснулся Иэн.
— Ты когда-нибудь ездил на автобусе «Грейхаунд»[76]? — спросила я.
Нет, он не ездил, но видел эти автобусы, и его определенно обрадовала перспектива прокатиться на таком, даже когда я сказала, что ему придется ехать одному и что рейс будет ночной. Вероятно, ему придется доехать до Сент-Луиса, а оттуда позвонить домой или в полицию. Я буду добираться до города отдельно — так я сказала Иэну. Меня очень беспокоила его безопасность в течение этих двух дней. Я хотела было отдать ему свой телефон, чтобы он выбросил его в окно, как только автобус пересечет Миссисипи, но это было уж слишком рискованно. Оставалось надеяться, что Иэн найдет самого заботливого взрослого в автобусе, какую-нибудь старушку, направляющуюся в Сент-Луис, и на время пути пристроится к ней. Я ведь помнила, как он очаровал половину Черч-стрит. С ним все будет в порядке.
Как только я нашла в телефонном справочнике адрес станции «Грейхаунд» в Берлингтоне, мы начали собирать вещи. Я не хотела звонить на станцию с гостиничного телефона — уж слишком это облегчит задачу прокурору. А интернета в гостинице, понятное дело, не было. Плесени — сколько угодно, а вот интернета — нет. Оставалось только ехать на станцию, смотреть расписание прямо там и дожидаться ближайшего автобуса.
По дороге обратно в Берлингтон мы разрабатывали детали нашего плана. Иэн весь издергался и постоянно втягивал голову в плечи. Под глазами у него были темные круги, и я гадала, сколько часов он проспал. С четырех до семи утра он выглядел крепко спящим, но, кто знает, возможно, до четырех он только беспокойно вертелся в кровати.
— Ты уверен, что хочешь ехать? — спросила я.
Я понятия не имела, что бы стала делать, если бы он ответил «нет».
— Я, наверное, уже пропустил кучу контрольных, — сказал он, и я посчитала, что это означает «да». Хотя мне совсем не обязательно было считать именно так.
Я решила сменить тему.
