Мы ловили такси в лучах восходящего солнца, и я любовалась голубями на карнизе сталинского здания, похожего на итальянское, какие я видела в Риме. У ларька влюбленная парочка пила кофе, и я позавидовала их романтической влюбленности и подумала, что в такое утро было бы прекрасно сесть на самолет и улететь в какую-нибудь страну, но вместо этого только ловила такси. А когда остановилась машина, он, опередив меня, наклонился к окошку водителя и назвал свой адрес, но предложил так мало денег, что водитель отказался.
Долгое время я не брала трубку. В смс-ках он умолял меня встретиться с ним хотя бы еще раз. Я решила дать ему шанс. Специально опоздала. Подходя к нему, одиноко ждущему меня в к центре зала метро, сделала серьезное лицо:
— Извини, задержали на встрече.
— Давай возьмем два гамбургера в «Макдоналдсе», абсент в ларьке и пойдем юбаться в парк?
— Юбаться в парк? — С ним невозможно сохранять серьезность, я хохочу. — Нет уж, извини, не могу есть еду из «Макдака» и пить натощак не буду. В парк? Ну допустим… Хорошая идея!
В результате сидим на веранде кафе за мои деньги. Хулиганим. Он уже вылил на меня мартини, я уже бросила в него вилку. Ржем. Официантка спрашивает уже в третий раз, все ли у нас в порядке. Вопрос нам кажется неуместным. Какое, к черту, в порядке! Мы два инфантила, которые сбежали от своей работы, от своих близких, потому что задолбались. У нас нет будущего, и мы это прекрасно осознаем. И тем не менее он задает мне вопрос:
— Какой у тебя размер пальца?
— Что??
— Какой размер колец ты носишь?
Ну не инфантил? А еще серьезный человек, делает людям операции.
— Слушай, хватит играть в игры! Ты что, тест проводишь: как девушки отвечают на этакой вопрос?
— Может быть, я хочу тебе сделать подарок.
— Не надо, разоришься!
— Почему не надо? Сегодня хороший день. Я спас человека. Вставил ему зонд через нос, потому что он дышать не мог, асфиксия. Хочу подарить какую-нибудь бижутерию…
— А, бижутерию! Слава богу!
Идем в гостиницу, по дороге он покупает все-таки два мерзких абсента в банках, рассказывает мне о том, как катался на кабриолете с двадцатидвухлетней девственницей.
— Она у меня не для секса, для души.
— Ни хрена себе, для души? Она же врет тебе! Разве бывают девственницы в двадцать два года? Ты же медик! Ты должен понимать, что это ненормально! Она или страшная как черт, или душевнобольная! Зачем она тебе о себе такие вещи рассказывает?
— А что, я сам девственность потерял в девятнадцать лет. Меня изнасиловали.
— Кто? Мужчина?
— Нет, женщина… Я работал в аптеке, она пришла покупать обезболивающее и набросилась на меня.
— А меня мужчина изнасиловал, в четырнадцать. Наверное, это нас и объединяет…
— Ты моя юбнутая!
— Сам ты юбнутый!
— А что значит «юбнутый»? Это не значит, которого юбали?
— Это значит: crazy, cranky или geek.
— Помнишь, мы с тобой были в этой гостинице, была весна. А теперь осень, — неожиданно сентиментально произносит он.
— Да, — задумчиво тяну я, — помню…
— Мы с тобой стали такими родными… — говорит он.
— Да…
— Мне нравится юбаться с тобой. Не знаю почему. Наверное, привык.
— Да, мне тоже…
Он пытается не заплатить за гостиницу, ждет, что я выложу денежки.
— А помнишь, когда мы здесь были весной, мы платили поровну?
Он соглашается и послушно раскошеливается.
I’m the good guy
I can love
I can die
U can be on my knee
I can cry
I love to live
And live to love
В парке осеннее разнообразие тонов, деревья словно леденцы.
— Я все время думаю о том, как нам было хорошо в тот раз у тебя, — вдруг произносит он каким-то потусторонним голосом, от которого у меня мороз по коже.
— Разве нам было хорошо?! — удивилась я.
— Да, это был такой секс!
— Да ты хоть что-нибудь помнишь вообще?! — Я была, по меньшей мере, удивлена. — Что хоть тогда было?
— Это было на полу в твоей квартире. Я помню, как ты задирала юбку и садилась на меня сверху. Я кончал несколько раз.
— Ты не кончил ни одного раза! — закричала я в возмущении. — Ты был пьян, и у тебя был огромный пакет со всякими таблетками, которые ты постоянно глотал! У тебя совсем не стоял! И я тоже не кончила! Никто не кончил в тот раз! Никто!
Мамаши с детьми на соседней лавочке посмотрели на меня укоризненно.
— А я помню, что мне было хорошо!
— Рада, что у тебя остались хорошие воспоминания!
— Я пил абсент-энерджи и тетралгин с кодеином. Это дает мягкий такой эффект возбуждения и расслабления одновременно. У меня остались отличные воспоминания! А раньше, тогда, в больнице, я думал, что умру, когда меня хотели подключить к кардиостимулятору, под лампами, и все склонились надо мной. Я вспомнил твою задницу и грудь и как ты… — Он замолчал. Я обернулась на мамаш, к счастью, они беседовали, не слушая нас. — Я рад, что у нас это было! Мне было очень хорошо. Ты была уставшая, поэтому тебе кажется, что было плохо, но вчера я вдруг вспомнил, как все это было, и мне захотелось жить.
Мне понравились его слова, я решила кое-что записать в свой блокнот:
«В чем смысл жизни? В том, чтобы, сунув в карман зубную щетку, ночевать с тобой в первой попавшейся гостинице. Смысл жизни в том, чтобы сидеть на этой лавочке под кленом в парке, где время остановилось или не существует вовсе. И ничего не планировать, не знать, что будет завтра, а просто жить. Смысл в том, чтобы жить».
— У меня столько идей! — оживился он. — Если будешь записывать за мной, мы сможем издать книгу и разбогатеть! Назовем «О любви». — Он начал сочинять вслух: — Я спустился в метро и знал, что она скажет мне, что это последний раз, что я больше не увижу ее. Она подошла ко мне и была прекрасна как ангел. И я так боялся ее потерять. Но она сказала, что это конец. Я вижу ее в каждом сне и знаю: мы созданы друг для друга… Нравится?
— Ничего.
— Я столько могу написать! Только язык не знаю так хорошо, чтобы писать.
— Почему ты не пишешь по-английски?
— Я пишу! И мне платят за каждое стихотворение! Шутка! Я просто хочу развеселить тебя! Надо радоваться жизни! Надо понимать, что жизнь в тебе, а не где-то там! Когда умрешь, уже не будет никакой жизни.
— Разве, когда умрешь, не будет жизни?
— Нет! Закрой глаза и ничего не увидишь! Так и после смерти ничего не будет.
— А что-то типа снов будет?
— Нет.
— Но ты же говоришь, что жизнь во мне, значит, когда я перейду в мир иной, во мне будет какая-то другая жизнь. Может быть, типа снов.
— Нет. Как тебе объяснить? Ну ты ведь понимаешь, что я хочу сказать.
— Да.
Мы встали и, прогуливаясь, пошли к метро.
— От меня пахнет? — И он дыхнул на меня. — Дома теща следит за мной.
— Алкоголик.
— Зачем такие обвинения? У тебя красивые пальцы.
— Спасибо.
— Красивый лак на ногтях.
— Спасибо.
— Тебе пойдет золотое кольцо.
— …
— Женщины любят золото.
— Я спокойно отношусь к золоту.
У него зазвонил телефон.
— Хочешь, я возьму трубку, скажу ей, если будет звонить, то я никогда не вернусь? Чтобы она не звонила мне. Что я не вернусь. Никогда.
Я впорхнула в раскрывшиеся двери поезда и помахала ему сквозь стекло.
Он стоял на перроне и махал мне вслед.
Януш Леон Вишневский
Знать
© Перевод с польского Марины Тогобецкой
© Copyrigt by Janusz Leon Wisniewski
© Copyrigt by Wydawnictwo Literackie, Krakow, 2012
Две недели назад Катарина готовилась к своему тридцать пятому дню рождения. Зарезервировала зал в «Дороге» (так свой пансионат называют владельцы) недалеко от Кельна. Довольно большая усадьба на холме, среди бескрайних виноградников, которые кончаются с одной стороны обрывом, а внизу течет Рейн. На первом этаже ресторан, в мрачном подвале — бутылки вина возлежат на специальных подставках, на втором этаже несколько комнат с кроватями, покрытыми перинами в пододеяльниках с ручной вышивкой.