– Ну, а здесь-то мы что делаем? Наливаю по новой.
– Это не культурологическая акция, Бурзум, – говорю я, – просто хочется поностальгировать, вспомнить былые времена, все эти приметы эпохи: красные вымпелы, значки с рожей Ленина, лицензионный Adidas, индийские джинсы, кубик Рубика и магнитофон «Электроника».
– Какой ты сентиментальный. Это когда-нибудь погубит тебя.
– Я сентиментален, не скрою. Мне по кайфу это чувство. Люблю пустить слезу, погладить по голове ребенка, посмотреть крепкую американскую мелодраму.
– Как же ты омерзителен, ужасный, отвратительный Мардук.
– Омерзителен?!
– Ну, при этом жутко сексуален. Я хочу тебя.
19 октября, вторник
Сегодня у бухгалтера Гали день рождения. Надо заехать в магазин и купить ей в подарок какой-нибудь отстойный миксер или вроде того. Самое ужасное, что вечером придется сидеть с сотрудниками за столом и произносить пламенные речи. Настроение – ниже среднего.
12:20. По мобильному звонит Маркин:
– Наконец-то, Гоги. Опять ты телефон отключил. Я даже забеспокоился, вдруг ты заболел.
– Вообще-то у меня всегда включено. Вчера, правда, к вечеру батарейка села.
– Ага, батарейка села. Она у тебя постоянно разряжается. Может, стоит другую купить, или зарядку с собой носить, или пиздеть заканчивать.
– Мара, ты же знаешь, что ты тот единственный, кому я говорю только правду.
– Ой-ой-ой. Сейчас умру от оказанного мне доверия. Представляете, всем пиздит направо и налево, а мне, какому-то Маркину, только правду, как на исповеди! За что такая благосклонность?
– Потому что ты мудак несусветный. Все равно ничего не поймешь, так что можно и правду сказать.
– Слушай, правдолюбец, ты с людьми-то встречаться будешь? Или мне их с кем-нибудь другим познакомить?
– Вот, Маркин, в этом ты весь: шантаж и угрозы. Давай поговорим. Сейчас-то ты где?
14:10. Офис. Я приезжаю, когда Маркин уже двадцать минут как дожидается меня. Невысокого роста, коротко стриженный, в новеньком спортивном костюме и кроссовках, Маркин являет собой категоричный типаж мелкого московского коммерсанта, скрещенного со столь же мелким бандитом.
– Прости меня, друг, – говорю я энергично, – в префектуре застрял, никак не мог выбраться. Заходи в кабинет, чаю выпьем.
Маркин кряхтит, бормочет какие-то матерные выражения, медленно, как бы нехотя, проходит ко мне. Я прошу Марину сделать чай, принести конфеты и печенье. При виде сладостей Маркин заметно смягчается, начинает поглощать конфеты, хрустеть печеньем и хлюпать чаем.
– Все-таки ты животное, Маркин. Кинули тебе корма, ты сразу же с хрюканьем на него накинулся. Даже об обидах своих забыл, – говорю я.
Маркин на секунду отрывается от еды и смотрит на меня, желая, видимо, вступить в полемику. Однако, переведя взгляд на угощение, он решает не опускаться до столь ничтожного занятия и вновь приступает к еде.
– Андрюха, – я тоже пью чай, но не прекращаю говорить, – мне от тебя помощь очень нужна. Ты же с Федосовым не знаком?
Маркин вновь отрывается от чая и говорит:
– Нет, а что?
– Будешь нашим подрядчиком. Щиты будешь нам строить.
– В каком это смысле?
– Да не парься, Мара. Встретишься один раз с мудаком, расскажешь, какие ты щиты делаешь охуенные, поторгуешься. Поиграешь в строителя немножко.
– Это драмкружок, значит?
– Как положено, по системе Станиславского. Неплохая развлекуха, кстати. Проект щитов я тебе дам, что говорить – расскажу. Потратишь двадцать минут времени, зато неоценимую услугу окажешь.
– А вы мне чего окажете?
– А мы тебе почести окажем. Последние. Бесплатно. Оркестр, солдаты, процессия.
– Все, последние почести – дело святое. Договорились. Давай я тебе теперь об инвесторах расскажу.
– Рассказы об инвесторах – лучшее из того, что можно услышать.
17:40. Галя припирается в офис вместе с главбухом Наташей. Обе основательно нагружены сумками с бутербродами, салатом-оливье, водкой, соком J7, холодной курицей. Сотрудники возбужденно шарятся по офису в предвкушении. Я, тоже в предвкушении, уныло смотрю в окно. В голове шевелятся мысли: стало рано темнеть, а вскоре в любое время суток будет царить смутный полумрак. Скоро вязкое болото снега затянет улицы и пустыри, запорошит машины, прохожих и крыши домов. Мне не повезло с самого рождения – неподходящая страна с ужасным климатом. Когда же я наконец заработаю денег, чтобы уехать отсюда? Хотя бы зиму проводить где-нибудь подальше от впадающей в спячку отчизны! Когда наконец в моем мире перестанут существовать такие понятия, как «мороз», «снег», «грязь», «дубленка»? Мне нравятся другие, например: «солнце», «прибой», «гавайские рубашки», «дайкири», «+32° в тени», «смуглая кожа», «кокаин». Почему бы здесь не появиться кокаину? Прекрасный колумбийский порошок, король стимуляторов, божественная пыльца…
– Извините, я вас не отвлекаю? – скрипучий голос бухгалтера выводит меня из сладостных мечтаний. – Прошу к столу, отметим появление на свет вашей недостойной рабыни.
– Зачем так самоуничижаться, Галя? Может, ты рождена править миром?
– Что вы! Я только грязь под вашими ногами.
Так, мило беседуя, мы проходим в общий зал, где уже накрыт большой стол. Сотрудники нетерпеливо толпятся рядом. Как только я вхожу, все со вздохом облегчения начинают рассаживаться. В который раз отмечаю плебейскую склонность к прогибанию, они бы так и исходили слюной, пока я не соблаговолил сесть. Поднимаю бокал и говорю, ощущая себя топ-менеджером какого-нибудь Siemens:
– Дорогая Галя! Наверняка сегодня ты слышала массу хороших слов, поздравлений. Уверен, что поздравлений было много потому, что хорошему человеку все рады и желают добра. Мы собрались не для исполнения пустой формальности. Это не протокольное мероприятие. Надеюсь, что наша маленькая фирма, наш тесный коллектив, настоящая семья для всех. Ты, Галя, находишься на очень важном, ответственном участке. Бухгалтерия – передний край, линия обороны компании. Я рад, что именно ты, человек ответственный, надежный и умный, делаешь эту работу. Нам повезло, что ты у нас есть. От всего сердца и не боясь кривотолков, я заявляю, что люблю тебя. За тебя!
Галя явно тронута. Наверное, я не ошибаюсь относительно ее влюбленности.
– Я чуть не зарыдал, – говорит мне на ухо Аркатов.
19:10. Наконец-то можно свалить. Я прощаюсь со всеми и персонально с Галей.
– Вы так быстро уходите. – Отмечаю, что именинница уже изрядно набралась. – Вы всегда так быстро уходите. Вам с нами скучно?
– Что ты, Галенька. Просто дел еще много. Обещал с людьми встретиться.
Я выхожу на улицу и сажусь в машину. Несмотря на то, что Галя и ее выводы мне по хую, на душе отчего-то мерзко. Я включаю CD-проигрыватель. «My time is yours» в ремиксе Effective Force плавно выводит из оцепенения. «Ну, отделался, и слава богу, – думаю я. – Пусть дальше сами веселятся».
Отчего мне так неприятна корпоративная культура? Многомиллиардные обороты, тысячные собрания акционеров, McDonalds, глобализация, русские менеджеры, говорящие с английским акцентом, социальные пакеты, вложения в рекламу, вечно сосущий антимонопольный комитет, корпоративные вечеринки, спортивные команды, тренинги, брифинги, регулярный менеджмент. Конечно, я жру бигмаки, заправляюсь в British Petroleum, чищу зубы «Колгейтом». Моя бабушка смотрит «Санта-Барбару» и «Династию», мама читает Сидни Шелдон, сестра слушает Бон Джови. Мы все потребляем одинаковые продукты, ходим в одинаковой одежде, лечимся одинаковым лекарством. Оруэлл довольно жмурится на том свете: за всеми нами следит Большой Брат, и имя ему – корпорации. У корпораций нет человеческого лица, нет одушевленного хозяина. Совладельцами являются сотни предприятий, которыми владеют другие предприятия, которыми, в свою очередь… и так до бесконечности. Корпорации беспристрастны, их идеология, политика и стратегия подчинены только одной цели – наиболее успешному, удачному, быстрому процветанию. Они хотят наши деньги как можно быстрее и, по возможности, все. Проводятся маркетинговые исследования, анкетирование, мониторинг общественного мнения. Они знают, что мы любим на завтрак, какие позы предпочитаем в сексе, о чем видим сны. Обобщив данные и сделав анализ, они несутся к нам со своим новым продуктом. Мы работаем на корпорации, чтобы получить деньги, которые мы отдаем корпорациям. Мы потребляем продукт корпорации, а она потребляет нас самих.
Транснациональные монстры на самом деле – огромные тоталитарные секты с собственными мессиями, армиями проповедников, службами безопасности и толпой закодированных сектантов. Какое-нибудь очередное «нейролингвистическое программирование» превращает работников в зомби быстрее и надежнее, чем жрец Вуду своих жертв.
